Юрон Шевченко - Бермуды

• Название: Бермуды
• Автор: Юрон Шевченко
• Издательство: Петро Мацкевич
• Жанр: Современная проза
• Год: 2009
• ISBN: 978-966-96685-0-9

Бермуды – вовсе не загадочный треугольник в Карибском море, а автокооператив в Прилуках, похожий на отдельное независимое государство со своими законами. Бермуды населены удивительными персонажами, чьи истории жизни со смаком и невероятным юмором рассказывает автор. Большинство героев книги имеют реальных прототипов, а многие места, где происходит действие, можно реально «пощупать» и сегодня. И вот однажды на Бермуды приезжают шведы, и тут начинается еще одна фантасмагорическая и невероятно смешная история. По сравнению с «Бермудами» даже Ильф и Петров кажутся постными…

---

Свенсен достал блокнот и законспектировал слова Опанаса.

– А как в дальнейшем сложилась судьба господина Хуньки? – спросил славист.

– Ничего особенного, – ответил Опанас. – После тюлькинфлота родственники за взятки вперли его в литературный институт, который он смог осилить за девять лет. Никуда больше Хуньку не брали даже за деньги. А в кузнице инженеров человеческих душ посчитали, что богатый жизненный опыт необычного абитуриента позволит ему удивить литературную общественность. И Хунька оправдал. Пиком его творческой деятельности стало стихотворение: «Я – жовтеня-манюня, і в мене є тепер / КПРС – мамуня, татусь – СРСР». Поэзия кормила плохо. Хунька решил пойти по административной линии и дошел до директора небольшого академического издательства. После наступления капитализма Хунька круто изменил жизнь и оказался во главе толстого глянцевого гламурного журнала, редакционную философию которого ярко отображало известное стихотворение:

«Усе цвіте, усе зелене, усе їбеться, як скажене…»

А для души Хунька открыл под Киевом ресторан для байкеров «Лос хулиганос» с крышей в виде гигантского сомбреро. В интерьере витал дух Шарля Перро, Зигмунда Фрейда и Квентина Тарантино. Неоштукатуренные стены, грубая кладка, выкрашенная в любимый черный цвет, украшенная бутафорским холодным оружием, алебардами, копьями, мечами, саблями. А также черепами разных животных с галогеновыми лампочками в глазницах.

Прямо из стены торчали жуткие синие руки, державшие светильники в виде факелов. На торцевой стене зияла полукруглая ниша, в ней – белая скульптура голого юноши с закрытыми глазами; он как бы выходил из стены, вытянув вперед руки, недобро улыбаясь, и тоже держал факел. Трезвым смотреть на него было невозможно. В разгар вечера вдруг зажигались галогенки, и черепa, страшно светя глазницами, пробивали клубы табачного дыма, освещали нишу. Но в ней уже вместо жуткого лунатика под крики и овации постояльцев появлялась стриптизерша. Потолок черного цвета декорировали муляжи огромных летучих мышей и паутины. В зале гремел тяжелый рок, на всех столах стояли кактусы.

– А ребята, как у них сложилось? – спросил Свенсен.

– Какие ребята? – не понял Арнольд Израилевич.

– Меня интересует судьба Графа и Коки, друзей мистера Хуньки, – уточнил Свенсен.

– Кока окончил школу, пошел на завод и там растворился в гегемоне. А Граф остался мачо. Однажды, когда они были еще пацанами и на пляже играли в буру, решили провести первенство – у кого самое большое «оборудование». У Кили оказался с собой штангенциркуль, нашлась и рулетка. Произвели обмеры. Граф победил во всех номинациях. Эта победа вселила в него уверенность. Он взял высокое обязательство трахать все, что шевелится, и взялся за дело. Работал честно, без выходных и праздников. Он делал это везде. В подъездах, на пляжах, на чердаках, в междугородних автобусах, парках, сараях, в гаражах, в кинотеатрах, в подсобках магазинов, на поминках и на свадьбах. На одной свадьбе он даже успел кувыркнуться с молодой, пока ее новоиспеченный муж блевал в огороде. Для того чтобы не сбиться со счета, Граф ставил зарубки на березе у себя во дворе.

– Ну и сколько там зарубок? – ревниво спросил Вовчик из 107-го.

– На девяти тысячах пятьсот тридцать второй береза усохла. Он жаловался мне: «Газету некогда почитать – работы непочатый край», – улыбнулся Арнольд.

– Дальше, – потребовал Свенсен.

– Однажды по делу он ехал в Харьков и оказался в купе с дамой, – рассказывал мне Граф. – Больше пассажиров не было. Дальше – цитирую. «Вел я себя подчеркнуто сдержанно и холодно, всячески давая понять даме, до какой она мне феньки. И что ты думаешь, несколько часов она меня доставала, как я отношусь к Мандельштампу и читал ли я «Ювенильское море» Платонова. Набивалась, чтобы я ее трахнул, понятное дело. Но я гордо сказал – ты подо мною не будешь смотреться». Чем пополнил мировую сокровищницу крылатых выражений.

У него были четыре официальные жены. Детей он не считал и не интересовался ими, понимая, что они – неизбежное зло процесса. И только потому, что Граф перебирал харчами, его рекорд побил Косой. Тот вообще, говорят, был животное. Пацаны рассказывали, как его однажды спросили, а смог ли бы тот заняться любовью с козой? Косой самую малость подумал и ответил. Смог бы, но ее нужно одеть в черные чулки. Вот таким козлом был Косой.

Рассказ Арнольда прервали. Появились новые, чистые, распаренные гости – пришел уже знакомый шведам Петрович с прилипшим к шее березовым листком и незнакомый мужчина с развитым торсом и обильным волосяным покровом, рвавшимся наружу из-под халата.

– Какие люди! – радостно приветствовал гостей эмоциональный Серега.

Петрович по-деловому разгружал кульки. На столе еще появились две бутылки водки и восемь бутылок пива.

– Не маловато купил? – иронично спросил Опанас Охримович.

– Она легкая, видишь – написано «Лайт». Можно пить с шести лет, – успокоил Петрович.

Свенсен пьяно улыбнулся и одобрительно кивнул головой.

– Друзья, познакомьтесь, – представил Арнольд гостя.

– Коляныч, – представился волосатый мужчина, пожимая руки.

Достал из халата бутылку коньяка и лимон. Петерсен принюхался, от халата исходил аромат травки. Он посмотрел в глаза Колянычу. Тот отреагировал просто: «Не вопрос, сейчас выпьем и забьем косячину».

Петерсен по интонации понял, что сегодня он попыхтит. И подсел ближе к Колянычу. Налили и выпили обновившимся составом. На небосклон вылезла первая звезда.

– Нам пора, – скомандовал Коляныч.

Петерсен тоже встал. Арнольд Израилевич все понял и попытался остановить Коляныча.

– Коляныч, они иностранцы, Что подумают о нас?!

– Витаминович, – перебил Коляныч, – все будет прилично.

Пьяный Юхансен вдруг обратился к собравшимся на шведском языке:

– Я сейчас спою вам сагу о том, как Фригг губит конунга Гейрреда – любимца Одина.

И запел. Растроганный Петро Петрович пригласил хоккеиста к себе в гараж.

– У мене там баян.

Непостижимым образом Юхансен всё понял и тоже поднялся.

Вовчик, Опанас, Арнольд подхватили спавшего неподвижного Свенсена и понесли в гараж Израилевича.

Вторник прошел содержательно и заканчивался для шведских друзей в среду.

А в это время Петерсен, покачиваясь, рассматривал надпись на воротах гаража. Надпись гласила: «Глобалистам, фашистам, империалистам, педерастам, коммунистам вход запрещен!»

Коляныч растворил двери. Петерсен остановился, как вкопанный. Если бы он очутился сейчас в публичном доме, где-нибудь в Бангкоке, так бы не удивился. Он даже временно забыл о «драпе», ради которого они с Колянычем и покинули приятное общество. Открывшееся пространство гаража занимали корабли. Старинные и современные. Гражданские и военные. Перед Петерсеном открылась история цивилизации. Впечатление усиливали живописные полотна на морские темы. Экспозиционным центром был портрет гросс-адмирала Тирпица, написанный немецким художником Фрицем Эрлером. Под портретом – несколько пожелтевших фотографий в рамках под стеклом, изображавшие два линкора-близнеца «Тирпиц» и «Бисмарк». Еще ниже располагался полутораметровый макет линкора «Бисмарк», перед носом и за кормой которого на невысоких подиумах лежали ракушки и морские звезды.

– Проходи, – пригласил Коляныч.

Петерсен, потоптавшись, робко вошел в храм кораблей.

– Пойдем, покажу – есть несколько ваших.

Коляныч ознакомил гостя со шведской частью экспозиции. В нее входили шнекер, драккар, сильнейший в мире броненосец береговой охраны «Сверидж» и крейсер «Готланд».

– Теперь пошли наверх, – скомандовал хозяин.

Проходя мимо портрета Тирпица, Коляныч показал гросс-адмиралу дулю. Петерсен, не зная, как себя вести, поприветствовал немца кивком головы. Поднявшись на веранду, Петерсен от увиденного обалдел еще больше. Вся веранда была засажена коноплей, но почему-то украшена елочными игрушками – стеклянными лимонами. В углу – пара кресел, журнальный столик, на тумбе – телевизор Sony. К экрану приделаны укороченные автомобильные дворники.

– What is this? – указывая на телевизор, спросил Петерсен.

Коляныч, накрывавший на стол, равнодушно объяснил:

– Нервы у меня слабые. Показывают, к примеру, начальство, министра, скажем. Я плюю ему в морду.

– Ministr, – обрадовался знакомому слову Петерсен.

Коляныч включил телевизор и смачно плюнул на экран. Потом включил дворники, они растерли плевок.

– Без этого нельзя. Попробуй посмотреть сессию парламента без дворников. Никак нельзя.

– Рarlament, – повторил восхищенный Петерсен. – Super.

Коляныч, вспомнив политическое положение в стране, завелся и крепко обложил украинский политикум. В тот вечер больше всех досталось президенту. Петерсен тоскливо посмотрел на уже накрытый стол и поддержал речь нового друга фразой, которую разучил с Арнольдом. Показав указательный палец, Петерсен произнес: «Ето мой пальец».