Михаил Щербаченко - Законы Лужкова

• Название: Законы Лужкова
• Автор: Михаил Щербаченко
• Издательство: ОЛМА-Пресс
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2002
• ISBN: 5-224-03213-X

Предлагаемая книга — попытка увидеть и понять Ю.М. Лужкова не столько как политика, градоначальника и общественного деятеля, сколько как человека, следующего принципам и правилам, установленным для самого себя. По мнению автора, чьи наблюдения вкупе с интервью мэра составляют содержание книги, именно приверженность собственным внутренним законам приводит Лужкова и к неудачам, и к победам. А также объясняет тот неоспоримый факт, что уже десять лет мэр Москвы находится в спектре общественного интереса.

---

— Любите вы, Юрий Михайлович, философские подходы…

— Опять же скажу: я русский человек, и неспешные рассуждения о разных разностях доставляют мне удовольствие.

В октябре 2000 года Лужков опубликовал рассказ «Дед», в котором поведал о своей давней любви к пчелиной пасеке. Вот фрагмент рассказа.

Понимаете, когда сидишь один или с друзьями прямо рядом с ульями, то… Вся атмосфера на пасеке какая-то очень спокойная. Трудно даже сказать, в чем дело. Но такого покоя, сосредоточенности, такой (извините за высокий стиль) философской глубины созерцания нет нигде. И что интересно: вот произношу эти слова — «философия, созерцание», — обычно они ассоциируются с какой-то мрачной серьезностью, а тут — легкость, веселость, как бы даже кайф, хотя я не люблю этого слова.

Ну что, казалось бы, если рядом копошится пчела? А ты — человек! На твоей стороне интеллект, интуиция, способность абстрактно мыслить. Все преимущества. Но природа, оснастив человека такими дарами, отняла что-то самое главное: способность различения важного и неважного. Какая-то гонка засасывает, не дает заняться чем-то главным, единственным. Начинаешь, что называется, мельтешить.

А вот когда находишься среди нескончаемой пчелиной работы (пьешь чай или так отдыхаешь), то все постепенно встает на свои места. Нет, скажу по-другому: ощущаешь себя будто владельцем огромного богатства, которое не измеряется никакими рублями, словно тебе вручен ключ от сокровищницы самой жизни. И вот сидишь у входа — еще не вошел, но уже можешь ни о чем не тревожиться.

Конкретнее? Ладно. Встаешь, идешь к улью. Смотришь на пчел, когда они на нижнем летке машут крылышкими, выгоняя воздух с парами воды. Берешь пригоршнями этот воздух и вдыхаешь. Он насыщен ароматом многоцветия. Это такой дар земли, такой божественный нектар, который, может быть, неведом большинству людей. Это не одеколон, не Davidoff или «Фаренгейт». Это сама природа. От нее не пьянеешь, не впадаешь в дурноту. От нее приходит спокойствие и, думаю, здоровье.

ЧТО НАША ЖИЗНЬ? ФУТБОЛ

Глава о том, что можно быть большим начальником и при этом лазить за мячом в сугроб

Вообразите: январь, мороз под тридцать, полвосьмого утра, темень непроглядная. Над футбольным полем жутковато светят фонари, машина счищает снег с обледенелого покрытия. Из раздевалки выползают тени в спортивных костюмах и вязаных шапочках. В этих мрачных, невыспавшихся мужчинах не сразу узнаешь разнокалиберных начальников — членов футбольного клуба правительства Москвы. Зачем явились, уважаемые? Ступайте по домам, доспите пару часиков, какой к чертовой бабушке футбол в таких бесчеловечных условиях!

Но вот разбрелись по своим половинам, прозвучал свисток. Мяч понемногу закатался между сонных ног. Вот кто-то первым побежал. За ним другой, третий. Вот кто-то, зажмурившись, боднул головой летящий навстречу мяч — и тут же проклял себя последними словами. Вот со стоном: «Чтоб я пропал!» плюхнулся на бок вратарь…

И вот, наконец, тугой, холодный, скользкий, рыжий, чтоб виднее был на снегу, препротивный утренний мяч вприпрыжку отправился к воротам и, никем по пути не остановленный, затих в сетке. Радостно крякнули одни, злобно зафырчали другие — и началась рубка.

Прошло полтора часа, и те же действующие лица, неузнаваемо довольные и веселые, пропитанные кислородом и освещенные ярким зимним солнцем, шумной ватагой валят в раздевалку. И каждый благодарит себя за то, что отогнал собственную лень и притащился-таки на футбол.

А что говорить о футболе летнем! О росе на утренней травке, о скворце, присевшем на перекладину ворот, о широких трусах, развевающихся на теплом ветру. Сколько невыразимого блаженства таит в себе подножка, отправляющая тебя носом в теплую июльскую лужу. Или хлесткий удар мячом в пах, после которого, откинувшись на спину, открываешь величие синих небес.

Летний футбол — игра фантазии. Фантазия превращает немолодых людей в героев их юности. И вот ты уже Алик Шестернев, головой выносящий мяч из-под перекладины. Или Лева Яшин, кончиками пальцев достающий одиннадцатиметровый. Или Витя Понедельник, забивающий через себя в падении. И какая к чертям разница, что от твоей головы мяч влетел в собственные ворота, или, пытаясь вытащить пенальти, ты вообще сиганул не в тот угол, или, играя ножницами через себя, острием, то бишь носком, угодил не в мяч, а в лоб защитнику.

Кем-то наверняка видит себя и Ю. М. С кого-то ведь срисована его манера игры: праздно бродить неподалеку от штрафной площадки противника, затем как бы нехотя принять мяч, стоя спиной к воротам, и вдруг, резко развернувшись и взмахнув руками, рвануть вперед. Это коронный номер Лужкова.

И еще, конечно, штрафной удар. Метров с семи, а лучше с трех от линии штрафной площадки. Лужков разбегается издалека и любит, чтобы перед ним кто-то из нападающих имитировал удар. Прекрасно понимая, что на эту обманку никто не попадется. Так и есть: стенка стоит не дрогнув.

А Ю. М. уже близко. Он бежит по длинной дуге, под странным углом. Движется не по науке — полупрыжками, глядя в землю. Неправильно, слишком далеко ставит опорную ногу. И даже не бьет, а снизу подцепляет мяч носком, и тот взмывает над стенкой. Летит долго и странно, вроде парашюта, и полное впечатление, что взять такой удар ничего не стоит. И только когда мяч подлетает к вратарю, тот, выпрыгнув, вдруг с ужасом понимает, что не достает. С небес мяч падает в ворота.

Лужков стремится к результату даже в ничего не значащих, самых миролюбиво-товарищеских матчах. Ю. М. ненавидит проигрывать и готов тянуть игру (судейский свисток-то у него!), пока поражение не станет очевидным. Тогда подъехавшие к концу матча мэриевские чиновники поглубже в портфели прячут бумаги, приготовленные на подпись Лужкову. Сегодня с ними лучше не лезть.

На поле Ю. М., конечно, начальник. Ему не принято возражать, можно только жаловаться и выпрашивать штрафные. При этом он равный среди равных и, если надо, спокойно лезет за мячом в глубокий сугроб. Но горе тому, кто решит, что Лужков смешивает футбол и службу. Ты можешь сыграть, как Зидан в финале чемпионата мира-98, и удостоиться прилюдных дифирамбов от мэра, а через часок-другой он, глазом не моргнув, вкатит тебе строгий выговор с предупреждением о неполном служебном соответствии.

Что наша жизнь? Игра. И не всегда с хэппи эндом.

…Сначала никто ничего не заподозрил. На поле выбежал молодой парень. «Здрасьте, я из газеты, можно поиграть?»

Народ удивленно переглянулся. «Вообще-то здесь принято спрашивать разрешение у одного человека», — пояснили шустрику. «Знаю, знаю, — радостно известил парень. — Юрий Михалыч знает, он не против». И начал за руку со всеми здороваться.

— Но учти, — ответил на рукопожатие полузащитник, — мы тут не понарошку играем.

— На деньги, — уточнил вратарь, и команды, посмеиваясь, разошлись по своим половинам.

Вышедший Лужков дал свисток, и матч начался.

Он прошел не лучше и не хуже подобных. Резвый новичок побегал в защите, после окончания матча мэр построил игроков на бровке, газетный фотокор сделал снимок, и все отправились в душ.

Вскоре этот снимок вместе с репортажем того самого парня появился в «Комсомольской правде». Мэра автор не обидел: Ю. М. технично забивал голы, напортачившего партнера поругивал «козлом», по-честному штрафовал самого себя за нарушение правил, бился до победного и вообще выглядел весьма симпатично. Что касается прочих игроков, то они слились в красно-синюю однородную массу, озабоченную лишь тем, как потрафить Лужкову — любой ценой, включая грубую лесть и нежное непротивление проходам мэра. Что, впрочем, ничуть не мешало членам московского правительства и примкнувшим к их футбольному клубу VIP-персонам от души материть друг друга.

На снимке тем не менее никто не выглядел обиженным. Напротив, приветливо улыбались муниципальные чиновники и другие члены клуба — промышленники, известные в прошлом футболисты, строители, депутаты Мосгордумы, журналисты, люди искусства, водители… В центре кадра, естественно, разместился мэр, он же старший тренер, капитан и судья. Рядом с ним, по левую руку, «нарисовался» бизнесмен Александр Чудаков. Это, между прочим, еще надо исхитриться — сфотографироваться рядом с Лужковым, желающих «примкнуть» всегда хватает. Чудаков сумел, и его лицо отразило крайнюю степень удовольствия.

Это был его последний снимок. Через месяц он умер. Точнее сказать, погиб — сильнейший инсульт в пятьдесят один год.

За два дня до гибели Чудаков футболил вовсю, изводил партнеров, не дающих пас. Наконец, добил отскочивший от вратаря мяч и завопил: «Ну, вот и вся игра!».

Будто сам себе напророчил…

Почти весь клуб пришел проститься с Александром Борисовичем, с Сашей. И возле гроба, глядя на троих сыновей Чудакова, на вдову, на заходящуюся в плаче мать, каждый, быть может, думал, что, случись такое с ним, приятно было бы воспарившей душе видеть стоящую вокруг твоего отбегавшего тела футбольную команду. Не группу товарищей, но товарищей по команде.