Уильям Гибсон - Все вечеринки завтрашнего дня

• Название: Все вечеринки завтрашнего дня
• Автор: Уильям Гибсон
• Жанр: Романтическая фантастика
• Год: 2002
• ISBN: ISBN 5-94799-110-1, 5-94799-016-4

Роман `Все вечеринки завтрашнего дня` – последний роман `мостовой` трилогии Гибсона (`Виртуальный свет`, `Идору` и `Все вечеринки завтрашнего дня`). В нем истории старых и новых персонажей – и мира в целом – сходятся в узловой точке...

---

Но "Грязен Господь" предлагал лишь мексиканскую еду плюс японскую музыку — мило и без претензий. Тесса взяла уэвос ранчерос 16, а Шеветта заказала кесадилью 17 с курицей. Обе взяли по пиву "Корона", и Тесса припарковала платформу камеры прямо под пластиковым потолком тента. Никто ее там, висящую, похоже, не разглядел, так что Тесса получила возможность снимать документальное кино и есть одновременно.

Тесса ела много. Она говорила, что такой у нее метаболизм: она одна из тех людей, кто никогда не набирает вес, сколько бы ни съел, а есть ей нужно для того, чтобы подпитывать себя энергией. Тесса разделалась со своими уэвос еще до того, как Шеветта наполовину управилась с кесадильей. Она осушила стеклянную бутылку "Короны" и принялась возиться с долькой лайма, сжимая и запихивая ее в горлышко.

– Карсон, — сказала Тесса. — Ты из-за него беспокоишься?

– А что с ним такое?

– Он довольно драчливый, твой бывший, вот что с ним такое. Это ведь его тачку мы видели там, в Малибу?

– Полагаю, что да, — сказала Шеветта.

– Ты полагаешь? Ты что, не уверена?

– Слушай, — сказала Шеветта, — тогда было раннее утро. Все было очень и очень странно. И знаешь что? Это была не моя идея — ехать сюда и забираться наверх. Это была твоя идея. Ты хочешь снять кино.

Лайм провалился в пустую бутылку "Короны", и Тесса уставилась на нее с таким выражением, будто только что проиграла пари.

– Знаешь, что мне в тебе нравится? Я имею в виду одну из многих вещей, которые мне в тебе нравятся.

– Что же? — спросила Шеветта.

– Ты не из среднего класса. Ты просто не такая, и все. Ты въезжаешь в квартиру к этому типу, он начинает тебя поколачивать, и что же ты делаешь?

– Съезжаю с квартиры.

– Правильно. Ты съезжаешь с квартиры. Ты не устраиваешь консилиум с адвокатами.

– У меня нет адвокатов, — сказала Шеветта.

– Я знаю. Я именно это и имею в виду.

– Я не люблю адвокатов, — сказала Шеветта.

– Конечно, не любишь. И у тебя нет рефлекса тяжбы.

– Тяжбы?

– Он тебя избивает. У него престижная студия на верхнем этаже, восемь сотен квадратных футов. У него есть работа. Он тебя избивает, но ты же не заказываешь автоматически ответного хирургического вмешательства; ты не из среднего класса.

– Я просто не хочу иметь с ним ничего общего.

– Это я и имею в виду. Ты же из Орегона, верно?

– В каком-то смысле, — сказала Шеветта.

– Ты когда-нибудь думала об актерской профессии? — Тесса перевернула бутылку вверх дном. Раздавленный ломтик лайма попал в горлышко. Несколько капель пива упало на исцарапанный черный пластик стола. Тесса засунула в бутылку мизинец правой руки и попыталась выудить ломтик.

– Нет.

– Ты нравишься камере. У тебя такое тело, что тебя парни лизать готовы.

– Отстань, — сказала Шеветта.

– Как ты думаешь, почему они поместили на веб-сайт твои фотографии с вечеринки 18 — там, в Малибу?

– Потому что напились, — сказала Шеветта. — Потому что у них просто нет занятия получше. Потому что они — студенты и изучают медиа.

Тесса выудила из бутылки остатки лайма.

– Все три ответа верны, — сказала она, — но все-таки главная из причин — твоя внешность.

За спиной Тессы, на одном из стенных экранов "Грязного Господа", сделанных из вторсырья, появилась очень красивая молодая японка.

– Посмотри на нее, — сказала Шеветта, — вот это внешность, верно?

Тесса глянула через плечо.

– Это Рэи Тоэи, — сказала она.

– Ну, так вот, она красива. Она.

– Шеветта, — сказала Тесса, — она же не существует. Такой девушки нет на самом деле. Это код. Пакет программ.

– Не может быть, — сказала Шеветта.

– Ты что, не знала об этом?

– Но она же сделана с кого-то, верно? Что-то типа обработки живой киносъемки.

– Ни с кого, — сказала Тесса, — из ничего. Она — это настоящий обман. Нереальна на сто процентов.

– Тогда это то, чего хотят люди, — сказала Шеветта, глядя, как Рэи Тоэи грациозно плывет по какому-то ретро-азиатскому ночному клубу, — а не какую-то экс-курьершу на велосипеде из Сан-Франциско.

– Нет, — сказала Тесса, — ты все понимаешь в точности наоборот. Люди не знают, чего хотят, пока не увидят. Каждый объект желания — это найденный объект. Традиционно, во всяком случае.

Шеветта взглянула на Тессу поверх пустых пивных бутылок.

– К чему ты клонишь, а, Тесса?

– Документалка. Она должна быть про тебя.

– Забудь об этом.

– Нет. Я уже вижу все в голове, грандиозный успех. Ты мне нужна для фокусировки. Мне нужно то, что сцементирует рассказ. Мне нужна Шеветта Вашингтон.

Шеветта уже начала потихоньку пугаться. И от этого разозлилась.

– Разве ты не получила грант на конкретный проект, о котором рассказывала? Про все эти штуки с промежуточными…

– Слушай, — сказала Тесса, — если проблема в этом, а я этого не говорю, то это моя проблема. И это — совсем не проблема, это — возможность. Это — шанс. Мой шанс.

– Тесса, ты меня ни за что не заманишь играть в твоем кино. Ни за что. Понятно?

– "Игра" здесь не при чем, Шеветта. Все, что тебе нужно делать — это быть собой. И для этого потребуется выяснить, кто же ты на самом деле. Я сниму фильм о том, как ты выясняешь, кто ты на самом деле.

– Не снимешь, — сказала Шеветта, встав и чувствительно стукнувшись о платформу камеры, которая, стало быть, спустилась до уровня ее головы, пока они разговаривали. — Останови ее! — она яростно шлепнула "Маленькую Игрушку Бога".

Четыре других клиента забегаловки "Грязен Господь" просто скользнули по ним взглядом.

16. ПОДПРОГРАММЫ

Эта дыра в сердцевине личности Лэйни, это подспудное отсутствие, как он начинает подозревать, есть не столько отсутствие части его Я, сколько отсутствие Я как такового.

Что-то случилось с ним после спуска в картонный город. Он начал понимать, что раньше у него не было в каком-то немыслимом и буквальном смысле никакого Я.

Но что же там тогда было? — недоумевает он.

Подпрограммы: неадаптированные поведенческие подпрограммы выживания, отчаянно стремящиеся сконструировать существо, которое будет бесконечно приближаться, — но никогда им не станет, — к настоящему Лэйни. Раньше он этого не знал, хотя уверен, что всю свою жизнь подозревал, что с ним происходит что-то безнадежно и в корне не то.

Что-то упорно твердит ему об этом. Кажется, это что-то — в самом центре монолита "Дейтамерики". Возможно ли это?

Но вот он, сегодняшний, лежит в куче спальных мешков, в темноте, как будто в самом сердце земли, и за картонными стенами — стены из бетона, покрытые керамической плиткой, а за ними — опорная основа этой страны, Японии, и дрожь поездов как напоминание о тектонических силах, о смещении платформ континентов.

Где-то глубоко внутри Лэйни тоже что-то смещается. В нем присутствует движение и потенциал еще более великого движения, и он удивляется, почему это его больше не пугает.

И все это в некоем смысле есть дар болезни. Не кашля, не лихорадки, но того, другого, подспудного не-здоровья, которое он считает результатом действия 5-SB, проглоченного им полжизни назад в сиротском приюте Гейнс-вилля.

Мы все были добровольцами, думает он, намертво вцепляясь в шлем и прыгая вслед за своим взглядом с края утеса данных, ныряя все глубже рядом с плоскогорьем кода, его поверхность состоит из фрактальных полей информации, которые, как он начал подозревать, скрывают некую мощь или даже разум, превосходящий его понимание.

Что-то — существительное и глагол одновременно.

Тогда как Лэйни, ныряльщик, широко раскрывший глаза от давления информации, воспринимает себя как просто прилагательное: мазок "цвета Лэйни", абсолютно бессмысленный вне контекста. Микроскопический винтик в каком-то катастрофическом замысле. Но ввинченный, как он чувствует, в самый центр.

Решающий.

Это и есть та причина, по которой "спать" — неприменимая более опция.

17. ЗОДИАК

Они — черный мужчина с длинным лицом и белый толстый мужчина с огненной бородой — отводят Силенцио, голого, в комнату с мокрыми деревянными стенами. Оставляют его одного. Горячий дождь хлещет сверху из дырочек в черных трубках из пластика. Хлещет еще сильнее, жалит.

Они унесли его одежду и обувь в пластиковом мешке, затем толстяк приходит обратно, дает ему мыло. Он знает про мыло. Он помнит и теплый дождь, который хлестал из трубки тогда, в Лос-Прожектосе, но этот дождь лучше, и он здесь один в большой комнате, обитой деревом.

Силенцио с полным брюхом еды, он трет себя мылом снова и снова, потому что они так хотят. Он яростно намыливает голову.

Он закрывает глаза от жгучего мыла, и перед его внутренним взором в боевом порядке построились часы под зеленоватым, кое-где поврежденным стеклом, будто рыбы, вмерзшие в озерный лед. Яркие блики стали и золота.