Сторм Константин - Все от кошки лишь кожа ее

• Название: Все от кошки лишь кожа ее
• Автор: Сторм Константин
• Издательство: АСТ
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2002
• ISBN: 5-17-010421-9

Скотт и Нина постоянно ссорятся друг с другом, причина — в чрезмерной ревности Скотта. Однажды они отправляются на экскурсию в поместье Элвуд Грэндж. Там между ними вновь возникает ссора, Нина убегает и в отдаленной части парка находит странный и притягательный памятник кошке, который изменит всю ее жизнь.…

Рассказ из мистической антологии о кошках «Финт хвостом».

---

Магия с бору по сосенке. Нина улыбнулась. Она уже прочла в путеводителе, как один из графов девятнадцатого века — баловался тайной наукой. Но кто из аристократии того времени этого не делал? Похоже, это было повальное увлечение того времени. Туристические брошюры смаковали загадочные путешествия в чужие страны, знакомство с экзотическими верованиями, желание выйти за рамки повседневности своей жизни, пресной от богатства и пустячных забот. Ника и Скотт побывали во многих поместьях, разыскивая ключи к искусственным руинам, какие в изобилии разбросали «посвященные» прошлых времен, не способные отказаться от того, чтобы оставить в веках свидетельства своих навязчивых идей на обозрение всем, кто решит их поискать. Лишь изредка Нине удавалось уловить в этих местах что-то необычное, а она была очень чувствительна к атмосфере дома или пейзажа.

Поглаживая влажный прохладный камень обелиска, Нина дала волю любопытству. Воображение наделило памятник собственной историей. Обелиск, наверное, заказала женщина с портрета, та, в газолиново-синем викторианском платье, с густыми бровями и современными чертами лица. Разумеется, она была ведьмой, соучастницей тайных ритуалов и услад своего спутника на портрете. Путеводитель рассказывал о графах и их академическом мистицизме; истинное колдовство оставалось тайной. Нина улыбнулась. Вот она кошка — символ женщины в ее самом пугающем аспекте. Не Она, воплощение когтя и клыка или резкого вопля, не Она, воплощение материнства и вскармливания, но порождение ночи, воплощение предательства под маской красноречия, способности терзать без жалости, сокрытой красоты и пренебрежения — обаяния, способного испепелить мужские сердца, уничтожить их.

Нина была уверена, что мужчины боятся, что все это, хоть и не видимо глазу, но существует в женщинах. Хотя мужчинам никогда не увидеть истинного ведьмовства всего женского рода, которое Нина считала остро личным и неподдающимся выражению, более всего страшит и влечет их сам потенциал этой силы. Силясь понять практически инопланетных существ, они воображают, что знают сердца женщин, но на деле никогда не могут быть уверены в том, существуют в них эти секреты или нет. И все же, даже испытывая страх и всеми доступными им способами стремясь уничтожить предмет своего страха, они жаждут реализации самых своих черных подозрений. Богиня под кожей. Могучая невыразимая странность, что отделяет женщин от мужчин, и была, по мнению Нины, тем, что привязывает мужчин к женщинам. Кошка, приживалка ведьмы-тьмы, была и остается, пожалуй, самым долговечным символом этой потаенной силы.

Не потому ли саму Нину так влекло к кошкам? Она всегда чувствовала, что пребывает в полной гармонии со всем, что символизирует это животное. Темная мстительная сестра ночи, пластично покладистая девушка. Та, Кому Нельзя Давать Волю. Нина спрашивала себя, неужели она одна чувствует присутствие этого свернувшегося кольцами внутреннего я, этого аспекта ее существа, который всегда нужно твердой рукой держать в узде, или все женщины знают, что внутри них притаилась кошачья сущность. Нина никогда не давала воле «себе жестокой», никогда не хотела этого делать, боясь, что не сможет потом снова спрятать «жестокую» внутри себя. Но в мгновения эмоционального кризиса она всегда сознавала присутствие свернувшейся, слышала ее голос.

С улыбкой похлопав рукой по камню, Нина издала пронзительное «Мяу!».

Кошка — символ свободы, поскольку ни один другой зверь не противится так любым ограничениям, как представители семейства кошачьих. И пусть побережется незваный чужак, на свой страх и риск ступивший на тропку, что ведет к ее роще.

* * *

Скотт все еще ее ждал, сидя на берегу ленивой реки, бросая камушки в центральное течение. Нина подошла к нему сзади. Чувствовала она себя по-хорошему усталой, но полной сил. Вид его страдальчески напряженной спины не пробудил в ней прежней тоскливой усталости. В мгновение ослепительной ясности она испытала величайшую, но тем не менее безмятежную жалость к мужчине. Он эмоционально не повзрослеет, просто не может, а сила, даваемая детством, в нем умерла. Нина присела подле мужа. Скотт повернулся к ней с порицанием. А она не могла заставить себя принять его всерьез.

— Ты голоден? — спросила она. — Пойдем поедим.

Он не упомянул о ссоре, что было для него необычно. Нине подумалось, что весь остаток дня он глядел на нее с настороженным замешательством.

На следующее утро они вернулись в город. Нине казалось, что реальность осталась где-то далеко. Она не могла, да и не хотела перестать видеть сны наяву. Скотт, как будто уловив ее настроение, вел себя на диво сдержанно. Уже они обращались друг к другу через изрядный барьер. Предполагалось, что они поживут в коттедже еще день, но начался дождь — настоящий ливень, — слишком сильный, чтобы выйти на улицу. А в комнатах коттеджа было слишком уныло: они были слишком малы, чтобы вместить двух людей со слишком чувствительной кожей.

Вернувшись домой, Нина испытала облегчение — она всегда его испытывала, — но жалела, что не сможет снова исследовать кошачий памятник. В тот вечер она села просматривать путеводитель по Элвуд Грэндж. В самом доме, думала она, нет ничего примечательного, и сады и парк вокруг вполне обычные, нигде ничего нового — если не считать заповедной тропки, в конце которой стоит памятник. Обелиск не значился в списке искусственных руин и беседок Элвуда, но, если верить приложенной к путеводителю карте, книга несколько устарела: когда она вышла, прогалина и памятник находились еще в закрытой для посетителей части поместья. Листая страницы, Нина заметила фотографию портрета, послужившего причиной их со Скоттом ссоры. Леди Сиделл и Руфус, граф Ферлоу. Они были молоды, когда с них писали портрет. Они были похожи друг на друга: темное платье, эффектные, почти иностранные черты лиц, блестящие черные волосы. Фон, подобно их одежде, был темным; какой-то сумрачный сумеречный пейзаж. Только их белые лица и руки словно светились с темного полотна. Пальцы леди Сиделл покоились на чем-то, лежавшем у нее на коленях. Нина подняла книгу со стола, чтобы поднести поближе к настольной лампе. Сердце у нее внезапно сжалось. На коленях леди сидела кошка. Нина опустила книгу. Ей необходимо снова увидеть портрет — и памятник. Она чувствовала, что обнаружила нечто чудесное.

Нина оглянулась на Скотта, читавшего вчерашнюю газету, у его кресла стояла открытая банка пива. С началом рабочей недели ему надо будет возвращаться к работе. И Нине тоже, хотя ей для этого не надо выходить из дому. Ей заказали проиллюстрировать детскую книгу, и сроки уже поджимали. И все же поездку можно будет оправдать необходимостью сделать наброски. Книга была о ведьме и ее коте.

Она упомянула об этом Скотту в постели.

— Я подумываю, не съездить ли мне снова в Элвуд Грэндж. Я отстала с иллюстрациями. Наверное, недостаток вдохновения, а в Элвуде множество чудных мест, какие можно использовать для картинок.

— Слишком дальний путь, чтобы вести машину одной, — отозвался он, что в его устах звучало мягким порицанием.

— Я возьму с собой подругу.

После того как Скотт ушел на работу, Нина позвонила в бюро экскурсий поместья Элвуд Грэндж. Поместье сегодня открыто? Нет. По понедельникам Грэндж закрыт для посетителей. Нина выразила разочарование, упомянула свою работу. Женщина на другом конце телефона помедлила не более секунды.

— Ну хорошо, в таком случае мы, наверное, можем сделать исключение, — объявила она.

Нина пообещала ей быть в Грэндж через два часа, может, раньше, если дороги будут свободны. Единственной компаньонкой, какую она взяла с собой, была брошюра о Грэндж, путеводитель теперь лежал рядом с ней на переднем сиденье. Ей хотелось вернуться домой прежде, чем Скотт придет с работы, поскольку утром она ничего не сказала ему о поездке. Решила, что лучше этого не делать.

Женщину, с которой Нина говорила по телефону, звали Лидия Хант, и она, судя по всему, сама определила себя в личные экскурсоводы Нины на все время ее визита. Нина же была разочарована. Ей хотелось побродить здесь одной, но, возможно, она надеялась на слишком многое. Прежде чем осматривать дом, они выпили в офисе Лидии по чашке кофе, за которым Нине пришлось рассказывать о своей работе. Лидия сказала, что у ее ребенка, кажется, есть книга с иллюстрациями Нины.

— Сюда и раньше приезжали люди, собирая материал для своих книг, — добавила Лидия.

Нина кивнула.

— У старых домов своя история, не правда ли? Они восхитительны. Залежи материала, какие копать и копать!

Лидия улыбнулась.

— М-да. Большинство старых легенд, на мой взгляд, преувеличены, чтобы привлечь посетителей.

— Так расскажите мне о леди Сиделл, — подтолкнула Нина, заговорщицки улыбаясь поверх чашки кофе.