Вячеслав Седов - "Наследие" Печать Бездны - часть 1

• Название: "Наследие" Печать Бездны - часть 1
• Автор: Вячеслав Седов
• Жанр: Фэнтези

Вторая книга из цикла «Наследие». Вызов брошен, и оставленное наследие Аира А'Ксеарна в лице красноволосого потомка неумолимо приближается к горам, где обитают драконы. Карнаж, как отравленный клинок спрятанный на поясе под складками плаща, пускается в странствие вместе с убийцами драконов. Тард, глава наемников по прозвищу Бритва, еще не подозревает, насколько жестокого стража призвал себе в подмогу. Цель оправдывает средства — это чудовищное умозаключение Феникса, словно волка почуявшего близость добычи, вырвало из глубин души полукровки сущность ран'дьянца… Новое время, ведущее свой отсчет на Материке, изменило многие привычные вещи. Прошлое эпохи Сокрушения Идолов оставило на Материке неизгладимый след, печать на душах обитателей и обреченном мире — Печать Бездны.

Покажи мне людей, уверенных в завтрашнем дне, нарисуй мне портреты погибших на этом пути. Покажи мне того, кто выжил один из полка, но кто-то должен стать дверью, а кто-то замком, а кто-то ключом от замка. Где-то есть люди, для которых есть день и есть ночь. Где-то есть люди, у которых есть сын и есть дочь. Где-то есть люди, для которых теорема верна. Но кто-то станет стеной, а кто-то плечом, под которым дрогнет стена. Земля… Небо… Между Землей и Небом — Война! И где бы ты ни был, что б ты не делал — между Землей и Небом — Война! (с) В.Цой

---

Но убивать? Странно, что и Рэйтца, и Шрама он не считал до такой степени убийством, как следовало бы, и как считали другие… Прикончить безумца проще вдвойне, если есть месть, то есть банальная причина. Отправлять кого-то на тот свет, спасая собственную шкуру от мечущегося под носом клинка… Выпить эликсир и потерять на время разум до остатка глухой злобы, как у дикого зверя…

Карнаж с шумом выпустил воздух через ноздри. Когда же он убивал как ранкен? Почему так сложно вспомнить? Наверняка оттого, что это будет означать признание. Признание в том, отчего он открещивался столько времени, хотя многие не раз подмечали ему странные повадки и он глубоко в душе понимал откуда растут корни. Те самые невзрачные корешки, что вложили сил в руку и она уверенно всадила феларский стилет в грудь темного эльфа. Те самые, что перехватили старую некромантшу за космы и выставили как щит перед заряженным самострелом, да еще толкали ей в спину острие кинжала без капли сомнений и колебаний. Да что говорить — в Старой Башне он оставался не по собственной воле, казалось, выбора там не было, и нападали, а он защищался, но как защищался!? И если он также «защищался», когда наставник в гильдии воров Швигебурга собирался пригвоздить его к стене… Но нет! Он заранее срисовал излюбленный удар мастера плаща и кинжала, отпечатав его надежно у себя в голове, и все двери и распахнутые летом окна в гильдии запоминал не как пути к бегству, а как способ отхода после… Как тропинки столь далекого, но становящегося ближе и ближе с каждым днем сада в пригородах Тределя.

Любые обретенные знания вновь и вновь нанизывались на один и тот же стержень, не были разобщены, как он думал. Оказывались едины везде и всюду с ним, верно служили ему без клятв и заверений.

Все это потерялось где-то у него в сознании, но не исчезло, не кануло в омут воспоминаний, которые настолько незначительны, что многие про них забывают надежнее, чем о бунтаре в Башне Умолкших Криков Швигебурга, а, случайно зайдя в узилище, через много лет найдут лишь выбеленный временем и крысами скелет. Да, без сомнения там кто-то был, но кто именно — понять по голым костям будет невозможно. И теперь «ловец удачи» стоял, но не перед скелетом. То, что спасало его не раз, оказалась нетленным в узилище памяти. Он узнавал черты и, с содроганием и странным благоговением, знал имя этому, но не решался произнести в слух.

Ранкены только атакуют! А защита — это лишь введение в заблуждение перед новой атакой… Мы подлинно незримы. Потому что мы только тогда ранкены, когда атакуем!

Глаза с огромными черными зрачками широко распахнулись, смотря прямо перед собой. Потом взгляд уставился в потолок, медленно следуя за какой-то незримой точкой.

Левая рука открыла фонарь, что стоял на столике у стены среди коек, и погасила свечу.

Феникс выскользнул из темноты дверного проема на палубу. Его глаза смотрели куда-то в сторону из-под спавших на напряженное лицо багряных прядей волос. Но голову держал прямо. Он ждал.

Практически неслышно, словно издали, донесенный ветром до острых ушей полукровки долетел хлопок металлической струны, которую резко натянули за деревянные рукояти чьи-то пальцы. Длинная рука в черной перчатке с набойками молнией устремилась к балкончику над дверью, выкинутая вверх в легком прыжке.

— Неуч, — коротко и тихо произнес Карнаж, сбросив на палубу низкорослую фигуру, попутно смотав отобранную удавку и засунув ее под куртку.

Его собственная осталась в подкладке старой куртки, что уже наверняка была раскроена и порезана на заплаты предприимчивым портным. Вот, наверное, удивился тот эльф, обнаружив такую находку.

Нежданный ночной гость вскочил не сразу, но, когда ему удалось оправиться от неожиданности и встать перед Фениксом, то оказалось, что полукровке он был чуть ли не по пояс.

Совсем еще мальчишка. Он уставился на Карнажа своими злыми, по-островитянски узкими глазами-щелочками и принял боевую стойку.

«Ловец удачи» с интересом осмотрел пришедшего по его душу мстителя: темно-синий просторный костюм знакомого покроя, копна сальных черных волос и широкий кушак, намотанный вокруг талии.

Парень тряхнул головой, что явно еще не пришла в согласие с телом после головокружительного падения, и твердо произнес на островитянском наречии: «Я — всполох клинка, что препроводит тебя в Бездну!»

В ответ Феникс цокнул языком и улыбнулся уголком рта. Для «всполоха клинка» этому подростку не хватало сущей малости — самого клинка.

Однако удар…

Левая рука противника блокировала молниеносно. Юноша ожидал, что следом пойдет меч, который висел за спиной полукровки и уже приготовился, поворачиваясь боком, но в тот же момент два колена словно два острых деревянных кола по очереди влетели ему в корпус, одно — в ребра, другое — в грудь.

Как сильно! Он вскрикнул — громко, протяжно, не в силах удержать этого выражения неожиданной боли от треснувших костей, прошедшей эхом через все тело, словно в колоколе.

«Ловец удачи» чертыхнулся, жестоким ударом кулака в висок бросил беднягу под ноги и отступил от света фонарей, спешивших на крик с другого края палубы…

Феларец плеснул парню в лицо водой из кувшина. Гортт и Тард стояли опершись о край стола в каюте капитана. Островитянин помотал головой, громко фыркая, и, морщась от боли, выпрямился на стуле, к которому был привязан.

— Так вот что нам подсунули в том самом ящике! Шпиона! — воскликнул бывший «бешенный» и, ухватив ранкена за копну волос подставил его лицо свету на всеобщее обозрение.

— Об этом я не подумал, — поглаживая бороду задумчиво произнес Бритва, внимательно разглядывая пойманного островитянина, — Но зачем он здесь? И почему оказался на палубе, да еще с так славно вышибленным духом, что очухался только сейчас?

Гортт склонился к уху друга и прошептал еле слышно:

— Посмотри-ка, одет как те головорезы Кобры.

— И то верно… — отозвался Тард.

— У него могут быть сообщники! — воскликнул феларец, — Я допрошу его. Вдруг это ларонийцы его послали! Проклятые «беляки» никогда не нанимают для подобных дел одного убийцу!

— Завались! — оборвал Бритва, — Погляди хорошенько — не узнаешь тряпье на нем? Наверняка один из людей Кобры. К тому же, хоть он и мал ростом, да в ящик только один такой и влезет.

— А ну говори! — процедил сквозь зубы бывший «бешенный» и подтянул пленника за волосы к спинке стула.

Островитянин взвыл и затараторил на своем наречии с такой скоростью, что оба гнома изумленно уставились на феларца.

— Что он говорит? — раздался дружный вопрос.

— А я почем знаю!? — мучитель с досады плюнул и отпустил свою жертву, — Сам черт не разберет их птичий язык!

— Вот и дознавайся теперь! — вдруг повысил голос Гортт, — Сам все искал убийцу — вот тебе он! А мы пойдем, нам с капитаном надо переговорить.

Ухватившись за такую возможность избежать бесплодных допросов, Тард согласно кивнул другу и они вместе вышли, оставив феларца сторожить пленника, не взирая на его громкие протесты.

Едва дверь закрылась бывший «бешенный» тут же замолчал. Глаза, метавшие громы и молнии до этого, мгновенно остыли и при той красноте, что оставалась в них от яда Кобры, стали еще более страшными. Феларец осторожно отступил спиной к пологу, что отделял кровать капитана, и склонился над лампой на столе.

— Что? Думал пытать буду? — зловеще прошептал сторож глядя на узника, — Ты ведь за Фениксом пришел, не так ли? Можешь не отвечать. Я сделаю вид, что поверил в то, будто вы островитяне не стремитесь узнать языка того королевства, где греете свои ребра!

Феларец уселся за стол и пристально разглядывал пленного. Парень был храбр. Не каждый на его месте в свои неполные шестнадцать лет смог бы сохранять присутствие духа перед этим «бешенным» и его огромной шпагой, которая лежала в ножнах на столе возле взваленных по соседству ног в черных сапогах.

— Будем ждать… — объявил феларец глядя на пленника, — Вздремни немного, тот, кто должен прийти, явится еще не скоро.

Из-за двери доносились приглушенные взрывы смеха и клацанье кружек. Праздник находился в самом разгаре. Капитан с присущей молодости щедростью потчевал моряков и наемников не разбирая чинов и народов. Вряд ли его предшественник позволил бы себе такое расточительство провианта, но плавание удалось, и до доков Трёделя оставалось не так долго. Там по договору их уже ждали свежие запасы воды и пищи. Прежний капитан был человеком зрелым и всегда держал команду в ежовых рукавицах, на своем веку повидав достаточно капризов от моря и прихотей судьбы даже на коротком пути. Поэтому моряки так старательно надрывали глотки, славя своего нового господина: шум, смех и веселье — все было для него и для команды впервые на борту этого судна. Беззаботность подкрепилась известием о поимке проникшего на борт шпиона, и это позволило всем окончательно расслабиться и придаваться пиру без оглядки на то, что трюмы остались без присмотра, что по палубе больше не ходили сторожа, хоть час и был поздний. На корабле осталось лишь несколько непричастных к празднеству. И только двое из них ничуть не жалели об этом.