В. Болдырев - Мир приключений. 1973 год, выпуск 2

• Название: Мир приключений. 1973 год, выпуск 2
• Автор: В. Болдырев
• Издательство: "Детская литература"
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1973

СОДЕРЖАНИЕ:

Болдырев В. В ТИСКАХ. Приключенческая повесть

Домбровский К. СЕРЫЕ МУРАВЬИ. Фантастическая повесть

Коротеев Н. ПО СЛЕДУ УПИЕ. Приключенческая повесть

Безуглов А. ВАС БУДУТ НАЗЫВАТЬ “ДИКС”. Приключенческая повесть

Абрамов С. ВОЛЧОК ДЛЯ ГУЛЛИВЕРА. Фантастическая повесть

Зак А., Кузнецов И. ДОСТОЯНИЕ РЕСПУБЛИКИ. Приключенческая повесть

Жемайтис С. КЛИПЕР “ОРИОН”. Главы из романа

Симонов Е. СЕЗОН НЕСОСТОЯВШИХСЯ ВОСХОЖДЕНИЙ

Валентинов А. ЗАЩИТА ОТ ДУРАКА. Фантастический рассказ

Скорин И. РАССКАЗ ОТСТАВНОГО “СЫЩИКА”

Шитик В. СКАЧОК В НИЧТО. Фантастический рассказ

Джекобс У. СТАРЫЕ КАПИТАНЫ. Рассказы

Биленкин Д. ДАВАТЬ И БРАТЬ. Фантастический рассказ

---

Заскрипели отодвигаемые двери, бойцы подносили к вагонам тесаные бревна, складывали из них помосты для лошадей. Струнников придержал коня возле одного из вагонов и увидел внутри большие ящики с лаконичной надписью: “Петромузей”.

— Освободить вагон! — скомандовал он.

Несколько бойцов бросились выполнять приказание командира. На одном из ящиков, накрывшись бушлатом, богатырским сном спал Петровых. Под общий смех ящик со спящим матросом вытащили из вагона. И только когда рыжий жеребец, подведенный к вагону, от испуга встал на дыбы и оглушительно заржал, проснувшийся Петровых вскочил на ящик и, прежде чем сообразил, что происходит, выхватил маузер. Конники засмеялись.

— Контра, язвия вас дери! — заорал Петровых. — Грузи ящики обратно!

Конники захохотали. Жеребец, подтягиваемый за повод, неохотно поднялся по бревнам. Петровых бросился наперерез, закрывая дверной проем вагона.

— Осади назад, стрелять буду! — кричал он. — Я везу в Петроград имущество князя Тихвинского!

Со всех сторон послышались гневные возгласы:

— Шкура!

— Барский холуй!

— Гони его в шею!

— К стенке гада!

Бойцы стащили Петровых на платформу, отняли у него оружие и скрутили руки. И тут же, как из-под земли, перед ним появился Струнников на сером в черных яблоках коне.

— Кто такой? — спросил Струнников.

— Холуй князя Тихвинского. Барское добро спасает, — сиплым голосом доложил худощавый боец.

— Это я холуй? — задыхаясь от ярости, прохрипел Петровых. — Это я, матрос революционной Балтики, холуй?! Я же тебя, контра, язвия тебя дери!..

— Мандат есть? — спросил Струнников.

Бойцы, державшие Петровых, отпустили его руки, он достал свой мандат и протянул его Струнникову.

— Читай сам, — приказал Струнников.

— “Веками потом и кровью создавалась Россия, — с трудом разбирая текст, читал Петровых. — Куда ни посмотрим, всюду видны плоды рук трудового народа…” — И, уже не глядя в бумагу, как оратор на митинге, Петровых бросал конникам запомнившиеся ему слова мандата: — “Царские и княжеские дворцы, бесценные произведения искусства, коими тешились лишь цари и богачи, стали нашими. Отныне и навечно они возвращены законному владельцу — победителю, революционному народу!” — И неожиданно для себя, подхлестнуты” собственным воодушевлением, он закричал: — Ура!

— Ура! — подхватили конники.

Но Струнников дождался паузы и скомандовал:

— Заводи лошадей!

— Не пущу! — закричал Петровых, снова бросаясь к вагону.

— Не дури, матрос, — строго сказал Струнников. — Нам каждая минута дорога. Республика в опасности! На фронт едем! Отойди, слышь!

Петровых метнулся к Струнникову, сунул ему в лицо мандат:

— Читай, если грамотный. “Всем местным властям, железнодорожным начальникам и командирам воинских соединений предписывается настоящим оказывать всяческое содействие товарищу Петровых в доставке ценного груза Республики”. Печать Совета Народных Комиссаров видишь? Или неграмотный?

— Грамотный, — заглянув в бумагу, нетвердо сказал Струнников. — Отдайте ему пушку, а вагон отцепите.

И Струнников, вздыбив коня, поскакал вдоль состава. К Петровых протиснулся худощавый боец, обозвавший его княжеским холуем.

— А не можешь ли ты сказать, Балтика, — засипел он, — в какой сумме выражается стоимость данного имущества? В золотых рублях. Ну, скажем, в тысячах, в миллионах или, допустим, в миллиардах?

— Бери выше, — важно сказал Петровых, укладывая маузер в кобуру, — в биллионах, а может, даже в этих… в бильярдах.

*

Через два дня во внутреннем дворике Петроградского музея служащие разгружали подводы с ящиками, доставленными Петровых. Лошади подбирали с земли остатки сена. Директор музея, придерживая рукой спадающее пенсне, проглядывал длинную опись коллекции, с трудом удерживая довольную улыбку.

— Вы, товарищ Петровых, даже представить себе не можете, какое великое дело вы совершили… — сказал он, пожимая руку матросу.

Рядом с маленьким директором в черной шапочке матрос выглядел гигантом.

— А вы не скажете, товарищ заведующий, — расплываясь в улыбке, спросил он, — в какой примерно сумме выражается стоимость этой коллекции… ну, скажем, в золотых рублях?

— Не скажу. Даже приблизительно. Эта коллекция, собранная князьями Тихвинскими на протяжении почти двух веков, практически цены не имеет. Она бесценна. — Он заглянул в опись. — Вот, скажем, номер шестьдесят семь… Пинтуриккио. Мальчик в голубом. В 1672 году герцог Миланский заплатил за нее золотыми монетами, уложенными в два ряда по всей поверхности картины. Сегодня, в 1918 году, ее цена возросла во много раз. Она уникальна, то есть, иными словами, бесценна. Я прошу вас, Андрей Аполлонович, — обратился он к одному из сотрудников, — откройте пятый ящик… Сейчас вы увидите этот шедевр…

Сотрудники музея вскрыли один из ящиков, подняли крышку.

— Осторожнее, ради бога, осторожнее!.. — с волнением произнес директор.

Он отстранил рабочих и аккуратно приподнял слой войлока, под которым оказалась стружка…

Он опустил руки в стружку и вытащил из ящика старый, поломанный стул.

— Что это значит? — обернулся он к Петровых.

Матрос бросился к ящику, запустил руки в стружку и вытащил оттуда старую керосиновую лампу…

Войлок и стружка… Больше в ящике ничего не было.

— Откройте другой ящик… вот этот… — упавшим голосом сказал директор.

И во втором ящике оказалось то же самое — войлок, опилки, старая рухлядь, кирпичи…

— Что вы нам привезли? Где коллекция?!

— Вот этими руками… собственными руками… укладывал, — тихо сказал Петровых, и на лице у него выступили крупные капли пота.

Часть первая ОДНОРУКИЙ СТАРЬЕВЩИК

Трое мальчишек в скуфейках и кургузых послушнических рясках, со свечами в руках молились перед иконой богоматери. Чуть вздрагивало пламя свечей, едва заметно шевелились их губы. В полумраке собора Острогорского монастыря несколько монахов, подоткнув под пояс рясы, мыли пол. Грузный дьякон осторожно заливал масло в большую лампаду зеленого стекла. В гулкой тишине собора послышался негромкий голос:

— Мальчата, отец настоятель кличет.

В дверях стоял плечистый рыжебородый монах. Мальчики накапали воск, поставили свечи перед иконами и, перекрестившись, вслед за монахом вышли из собора.

Мартовское солнце освещало большой монастырский двор.

Настоятель отец Николай, с черной, в первых проседях бородой, в круглых, в железной оправе очках, стоял посреди монастырского двора с представителем укома, бывшим машинистом Сергеем Мызниковым. В кожаной, видавшей виды фуражке и старой железнодорожной шинели, из-под которой виднелась белая косоворотка, Мызников пристально разглядывал высокого и статного отца Николая. Оба молчали. Чуть в стороне стояли укомовские сани. На козлах, свесив голову и не выпуская из рук вожжей, дремал кучер.

Монах подвел мальчиков к настоятелю и, поклонившись, отошел в сторону, к большим саням, нагруженным сеном. Вооружившись вилами, он взобрался на верх копны и стал сбрасывать сено в распахнутые двери сарая.

— Вот они, дети. Этот, меньшой, — Иннокентий, побольше который — Алексей, а этот вот… долговязенький, — Олександр. — Настоятель ласково поглядел на мальчишек и сказал: — Вот, поедете с этим человеком из уездного комитета… А перед тем соберете свои котомки да к отцу Леонтию загляните, он вам на дорогу харчей соберет.

Мальчики настороженно покосились на Мызникова и, поклонившись настоятелю, ушли по узкой каменной дорожке, пересекавшей еще не освободившийся от снега монастырский двор.

— У нас тут они обуты, одеты, накормлены, — тихо сказал отец Николай. — А вы подумали, чем вы их поить-кормить станете и какая судьба им уготована? Времена смутные, пропадут дети.

Мызников заговорил, и голос у него оказался сильным и низким.

— Дети — наше будущее, отец Николай, — сказал он. — Стариков перевоспитывать поздно, а детей отравлять религиозным дурманом мы не позволим. И за судьбу их не бойтесь. Республика их в обиду не даст. Если подумать, для кого мы революцию делали? Для них, для их светлого будущего. По решению укома мальчиков в учение отдаем, ремеслу будем учить, полезному для народа.

— Была бы моя воля, не отдал бы вам мальчиков.

Отец Николай поклонился и отошел от Мызникова.

Мальчуган, которого настоятель назвал Иннокентием, стоял перед высоким сутулым монахом в светлой келье, уставленной иконами и загрунтованными досками. На доске, стоявшей у стены, был изображен Георгий Победоносец на коне, длинным копьем пронзающий змея.

— Данило, а Данило… — разглядывая всадника, спросил мальчик. — А кони красные бывают?