Николай Некрасов - Без вести пропавший пиита

• Название: Без вести пропавший пиита
• Автор: Николай Некрасов
• Жанр: Русская классическая проза

---

– - Но вы не так меня поняли.

– - Всё равно,-- произнес он с жаром,-- мы поймем друг друга… Скажите мне, что я могу на первый раз получить в год от пиитики?

– - Вот видите, времена нынче странные: люди предпочитают поэзии прозу.

– - О, грубые души, во тьме бродящие, бедных разящие, ложно мудрящие, низко творящие, вечно кутящие, пьющие, спящие, света не зрящие…-- и пошел, и пошел… да так, что, я вам скажу, наговорил он их штук сорок… Ну, голова}

Я взглянул на него; лицо его было бледно и сияло каким-то неземным вдохновением; глаза страшно блистали, весь он слегка дрожал.

– - Что с вами? -- спросил я в испуге.

– - Недуг пожирающий, тьму разверзающий, музу питающий, в радость ввергающий, плоть убивающий, дух возвышающий…-- и опять пошел…

Страшно было смотреть на него; глаза его бегали, как у белки; нижняя губа как-то судорожно качалась; он уж едва держался на ногах.

– - Сядьте! -- сказал я и подвинул к нему стул, опять забывши о его недостатке.

Поэт не успел сесть, как уже был на полу…

– - Землю пленяющий, небо вмещающий, огнь возжигающий…-- шептал он, подымаясь с полу.

– - Извините! -- сказал я и поспешил подать ему помощь, но вдруг отскочил в ужасе…

– - Черт вас возьми с вашим вдохновением! Вы пролили у меня чернила и залили мою статью! -- закричал я с негодованием.

Поэт ничего не слышал. Он продолжал свою импровизацию. Между тем гнев мой несколько утих, и я очень радовался, что обидное мое восклицание не было им услышано.

– - Успокойтесь, успокойтесь, любезный Иван Иваныч!

– - Ох! -- сказал он.-- Это вы, Наум Авраамович, а мне показалось, что сам бог пиитики, Аполлон, предстал пред очи ничтожнейшего из пиитов.

Я вежливо поклонился.

– - Извините, что я вас так много утруждаю присутствием моей малой особы, которая в присутствии вашем…

– - Ничего. Лучше поговоримте о деле. Вы бедны?

– - Я нищ!

– - Что ж вы намерены предпринять для своего содержания?

– - Наум Авраамович! Вы сами гласите, что уж и в ломбардном заведении ваши денежки водятся. А чем вы их нажили… мне бы то есть хотелось идти но следам вашим… Выпустите меня в литературу! Не корысть, не соблазны мира сего… поверьте… Мне бы так тысячи три-четыре на первый раз…

– - Ого! -- подумал я и поднял свой изувеченный стул.

– - Только бы иметь средство прилично содержать себя и не быть в крайности; доставьте мне сию возможность.

– - Право, не знаю как; задача трудная. По крайней мере знаете ли вы хоть один иностранный язык?

– - Как же! еврейский, греческий, латинский, славянский…

– - А немецкий, французский?

– - Нет, Наум Авраамович.

– - Плохо… на перевод, значит, нечего и надеяться. Не пробовали ли вы писать прозой? На прозу цена выше…

– - "Fiunt oratores, nascuntur poetae", {Ораторами делаются, поэтами рождаются (лат.).} -- изрек Гораций; следственно, несомненно, что родшийся пиитом легко может сделаться оратором… Небезызвестно вам, что у нас еще с риторики задают рассуждения, хрии и прочая; я писал их по приказанию местного начальства, но душа моя…

– - Оставьте-ка лучше вовсе свое намерение.

– - Ни за что! Я не изменю своему призванию: Аполлон и девять сестер, именуемых музами, что на греческом наречии значит…

– - Знаю, знаю. А я бы лучше советовал приняться за что-нибудь другое…

– - Нет; лучше соглашусь довольствоваться тысячью рублями годичного продукта для поддержания бренной жизни сей,-- произнес он с усилием, как будто бы делая величайшее пожертвование.

– - Право, лучше поступите в статскую службу.

– - Но небезызвестно вам, Наум Авраамович, что на первый раз жалованье слишком недостаточно. 300 рублей с копейками…

Я внутренне усмехнулся.

– - Но уверяю вас, что и поэзия не больше принесет вам.

– - Как! И вы это говорите! Вы, о богатстве которого весть гремит повсюду, которого наш град прозвал своим Крезом,-- Крез, изволите видеть, был богаче всех,-- которому весь наш град завидует…

– - Да с чего вы это взяли, что я богат? я, право…

– - Не скрывайтесь, Наум Авраамович! Вы хотите этим отвлечь меня от поприща, на которое влечет меня сердце, но пусть я буду терпеть глад и хлад, скуку и муку, насмешки человечества, изгнанье из отечества и прочие увечества,-- но никогда ни за что не откажусь от пиитики. Вот они, вот плоды светлых вдохновений, сильных ощущений, тайных упоений, бледных привидений, адских треволнений, диких приключений, тягостных мучений, сладостных кучений, бед и огорчений…

– - Чудо, чудо! -- закричал я.-- Да вы собаку съели, Иван Иваныч!

Поэт мой ничего не слышал; торжественно схватил он с пола кипу своих тетрадей, развернул первую попавшуюся и начал:

"Федотыч", трагедия в 5 действиях, в 16 картинах, заимствованная из прозаической пиимы Василия Кирилловича Тредиаковского "Езда на Остров Любви" и написанная размером Виргилиевой "Энеиды", в стихах, с присовокуплением некоторых новооткрытых идей самого автора Ивана Ивановича Грибовникова, с принадлежащим к ней прологом и интермедиею. В числе 8783 стихов сочинил Иван Иванович Грибовников. Действие частию в деревне Прохоровне, Симбирской губернии, Самарского уезда, частию в волчьей яме и земском суде.

ДЕЙСТВИЕ I

Явление I

Театр представляет полати. Федотыч спит. Работник Кузьма подходит будить его.

Кузьма

Вставай, владыка мой Федотыч, солнце красно

Взошло и на сей мир осклабилося ясно.

Федотыч (просыпаясь)

Всю ночь мне не спалось, и некий злой шакал,

Мне мнилось, на меня хулу из уст рыгал.

Кузьма

Что зрелося во сне, на то ты не смотри,

А лучше лик себе платенцем сим утри!

(Снимает с гвоздя полотенце и подает ему.)

Дремоту обуяв, взгляни на ясность неба;

Умойся, помолись -- и съешь краюшку хлеба.

Федотыч

Советодатель мой и мой наперсник! внемлю

Тебе и нисхожу -- с полатей я на землю.

(Федотыч встает, умывается, садится есть.)

Кузьма

Реши, владыка мой, сомненье днесь одно:

Идти ли нам косить иль выйти на гумно.

Федотыч

О юность! сколько ты неопытна, быстра!

Ведь прежде, нежель мы изыдем со двора,

Должно нам порешить с тобой, о сын мой, вкупе,

Владыке в чем идти, в чемерке иль в тулупе?

Кузьма

Едва лишь ночи мрак преторгнул свет Авроры,

На улице жара, ну так, что ломит взоры.

Федотыч

Итак, надену я армяк и стару шляпу,

Не сторгся б с небеси дождь яростный внезапу.

Кузьма

Надень подниз тулуп: здоровьем ты ведь слаб.

Федотыч (едва удерживаясь от слез)

В объятия мои, ко мне, мой верный раб!

(Заключает его в объятия, потом одеваются и уходят.)

– - Превосходно, превосходно! -- закричал я.-- Да не махайте так руками и не декламируйте так громко; разумеется, это придает много силы вашему сочинению, но знаете, если у вас немножко грудь слаба…

Он подал знак, чтоб я молчал, и хотел продолжать.

– - Отдохните немного, у вас сделаются конвульсии, у вас пламенная, благородная кровь, и потому вы очень увлекаетесь, а это…

– - Если вы не хотите слушать, то я перестану,-- воскликнул он обиженным голосом, прерывая мой слова.-- Я, сударь, читал свои сочинения в торжественном собрании нашего града. Сам городничий был, смотритель училища на другой день зачем-то прислал мне лаврового листу и писал, что меня должно венчать, как какого-то Тасса, да я ответил ему, что жениться мне еще рано… Впрочем, и дочка у него скверная такая, рябая, с веснушками.

– - Не сердитесь, мой любезный Иван Иваныч, я вас же любя сказал. Да притом сегодня мы всех ваших сочинений прочесть не успеем, то я просил бы вас оставить их на недельку у меня, а теперь прочесть только отрывки.-- Я взял из кипы тетрадей другую, развернул и прочел заглавие -- "Иоанн и Стефанида".--- А, это что-то духовное… новый род… должно быть, хорошо.

– - Да, это пиима сказочного содержания, так, в Овидиевом роде. Мне хотелось испытать себя во всем. Но это вы прочтете после. Знаете, как неудобно для сочинителя, когда внимание читателя двоится; лучше кончить трагедию.

– - Но вы уже дали мне понятие о стихах ее, они прекрасны; а чтение всей трагедии отнимет у нас много времени, мне некогда… вы извините меня.

– - Но дослушайте хоть сюжет; я вам говорю, я сам удивляюсь, как я написал это: о, тут будет еще не то! Я вам скажу, у меня для некоторых лиц язык даже особенный, а сюжет просто диковина… Всё, всё новое… нигде еще не было напечатано. Вот, изволите видеть, они пошли теперь на работу, тут придут домой, будут есть, пить; начнется кричанье, плясанье, стучанье -- такие деянья, что даже названья им трудно прибрать… Но это еще всё ничто… Федотыч, подгулявши, это уже в третьем действии, идет, изволите видеть, в лес; вот тут штука… дело было под вечер… он не разглядел, да и бух в волчью яму, а там волк уж попался, голубчик, вот у них и начинается потеха. А! каково! Вот тут, я вам скажу, так уж пиитика! Меня самого слезы пронимают, как вспомню; как взял волк Федотыча, да как принялся ломать, так ажио самому страшно. (Становится в позицию и начинает декламировать).