Геннадий Головин - Чужая сторона

• Название: Чужая сторона
• Автор: Геннадий Головин
• Жанр: Современная проза
• Год: 1989

Действие повести разворачивается в ноябре 1982 года, в день кончины Л.И.Брежнева. Иван Чашкин, рабочий из сибирского поселка, спешит на похороны своей матери в Подмосковье. Похороны вождя создает многочисленные препятствия на пути героя…

---

Стал подниматься, она выглянула вновь. Он обрадовался ей, как родной.

Дорога круто взобралась к селу и тотчас же превратилась в расхлябанную, раздолбанную тракторами топь, по которой Чашкин стал пробираться, долго выискивая для каждого нового шага местечко, не то что бы посуше (куда там!) — местечко помельче…

Наконец он приблизился к ней. И тотчас же пожалел об этом.

Нет-нет! Она по-прежнему была отрадна взгляду, хотя теперь он не мог не видеть отчетливо ни шелудивости побелки, ни ржавчины на решетках, ни буйства травы, проросшей сквозь плиты заброшенной паперти. Она по-прежнему была хороша, но вокруг!..

Чашкин даже поморщился, как от боли.

Длинное грязно-белое приземистое здание вплотную примыкало к зданию храма. Дружное хрюканье и истошная вонь доносились оттуда. Вся земля за церковной оградой превращена была в мелко истолченную топь-грязь вперемешку с навозом. Стояли деревянные лотки с водой, лохани для пойла.

— А-а-ах, люди!

Чашкин как бы даже досадливо зажмурился всем своим нутром от увиденного.

— А-а-ах, люди! — повторял он, уходя и с отчаянием думая о тех, кто живет в этом селе. — Та-акая красота! А вы?..

В конце улицы он с состраданием оглянулся на нее. Сердце его немного утишилось: она по-прежнему торжествовала над всей округой, непобедимая в своей стройной красоте — красавица лебедь, белая среди серых утят, рожденных плавать в грязи!

И, уходя все дальше и дальше от села — по дороге, которая, как ему сказали, ведет к шоссе, — он не раз и не два оглядывался. И с каждым разом, с каждым взглядом ему опять становилось веселее, легче, крепче, увереннее на душе.

Потом дорога нырнула в низину, и он увидел, что впереди шоссе, а там, игрушечные, спешат-торопятся туда-сюда автомобили.

Белобрысый парень в солдатском ватнике менял заднее колесо у «рафа»-фургона.

Сменил, отдомкратил, взял негодное колесо бросить в кузов и замер, обомлев: перед ним на коленях стоял старик.

— Дедушко! Чо это вы?!

— Довези до Москвы! Богом прошу! Сил уже нет! Битый час ни один не останавливается! Мне — во-о! (Чашкин полоснул по горлу) — как надо! Матушку сегодня хоронят, а я, вишь ты, никак не доберусь!

— Так что ж на земле-то стоять? — сказал парень. — Я небось не икона. Поедем, дедушко!

— Денег вот только, парень, нет у меня. Совсем нет, верь слову!

Тот засмеялся:

— Смешно мне у вас тут ездить! — Легко закинув в кузов неисправное колесо и возвращаясь к кабине, чтобы отворить для Чашкина дверцу, продолжил: — Все вы тут, как сговорились! Деньги так и суете! Отказываешься, так вы, дурные, даже обижаетесь… Забирайся, дедушко, садись… Совсем вы охалнели с деньгами этими. Конечно, понять оно чего не понять: жизнь-то у вас тут, видать, ой, недешевая!

— А ты издалека ли?

— У-у! — Парень опять рассмеялся. — Из-под самой из-под Архангельской — вон аж откуда! Не думал не гадал, что когда и попаду в столицу-то, а тут — случай! Один мужик наш с центральной усадьбы, поехал в дом отдыха, а в Москве на вокзале возьми да и помри! Телеграмму прислали: приезжайте, дескать, забирайте, пока не поздно, а не то как беспризорного студентам на учебное пособие отдадим! (Ну, это-то они не писали. Это директор, когда посылал, так говорил.) Вот и еду. Трясусь, а еду! Дальше райцентра ни разу не бывал, а тут сразу эвон куда! Вы в Москве небось часто бывали? Как там?

— Да не был я там. Я ведь вдесятеро дальше тебя добираюсь

…— машин небось, не пробьешься! Светофоров небось! А я, когда на права сдавал, про светофоры и не читывал даже. Зачем нам? О-ой, боюсь, дедка!

— А ты не бойся. Ты, как все, старайся.

— Я уж тоже так решил: посередочке. Выспрошу, куда надо, запомню и посередочке на цыпочках… Авось и проеду!

— А как повезешь земляка-то?

— Так домовину с собой везу. Сосед за ночь вытесал. Мне бы его только вызволить! Как ведь нехорошо получится: одной родни у мужика полрайона, своих детей четверо штук, а ни могилки не будет, ни пристанища в своем краю! Не приведи бог такому случиться!

— Я вот тоже еду, а может, уже и без меня похоронили. Неладно будет…

Парень вдруг рассмеялся:

— Ну и экипаж у нас! По одинаковому делу поспешаем. Нарочно не придумаешь!

— Сколько нам еще верст-то? Много ли?

— Сейчас посмотрим… — Парень подождал километрового столба, нырнул вслед за ним взглядом, сказал: — Вроде бы меньше ста осталось.

— Врешь! — воскликнул Чашкин. Не могло уложиться в его понимании, что до места ему рукой подать.

— Узнать бы, где эта самая Новая деревня… Мы с севера так заезжаем? Лялька вроде бы тоже говорила: к северу они от Москвы. Как узнать бы?

Его уже лихорадка стала одолевать, нетерпение зазудило.

— По карте глянь. Может, найдешь? — Парень не глядя дал ему атлас.

Чашкин отмахнулся безнадежно:

— Где уж мне по карте искать…

Мельком поглядывая на шоссе, парень открыл атлас на заложенной странице. Ногтем чиркнул по жирной красной линии:

— Вот мы где едем. Видишь? Вот на этой шоссейке и ищи! Ежели она, конечно, здесь, деревня твоя Новая…

Чашкин углубился в разглядывание карты. Со школьных времен не занимался он этим занятием. Ничего не мог сообразить. И вдруг увидел! Он даже матюкнулся от радости:

— Гляди-кось! Есть! Аккурат на этой красненькой полосочке! Новая! Деревня! Так и написано!

Парень взял атлас. Посмотрел, то и дело тревожно озираясь на дорогу. Тоже обрадовался.

— Вот так повезло тебе, дедушко! Километров шестьдесят еще, не боле того! Час езды!

Чашкин, счастливый и праздничный, разулыбался.

«Ой, не торопись, Ванька, радоваться! — пытался он уговаривать себя. Но ничего не получалось из этого — сиял как масленый блин! — Ой, не торопись, Ванька! Мало ли что случиться может?»

И ведь как в воду глядел!

Шофер вдруг озадаченно ругнулся. Глянул на спидометр.

— Скорость вроде правильно держу… Обгонять никого не обгонял… Чего махает? — И стал тормозить.

Толсто одетый, очень нарядный в белых своих нарукавниках, кожаной куртке, ослепительно белой каске, стоял на обочине милиционер и с неспешной властностью помахивал жезлом с красным кружком. Чуть поодаль как бы подремывал его мотоцикл с коляской, из которой торчала суставчатая антенна рации.

Испуганный и встревоженный, парень добыл из ящичка кипу бумажек, выпрыгнул наружу.

Чашкин остался ждать, замирая от самых дурных предчувствий.

«Ведь говорил же тебе! — со злостью укорял себя. — Не радуйся раньше времени! „Час езды остался!“ Как же! Дадут они тебе „час“! Мог бы и попривыкнуть бы…» — так напрасно корил и ругательски ругал Чашкин Чашкина, будто кто-то из них был нрав, а кто-то виноват.

С лицом, совершенно потерянным и опечаленным, парень влез в кабину. Тронул вперед.

— Ай, как нехорошо-то все! Ай, как недобро! Чашкин даже боялся спрашивать.

Через полминуты справившись с огорчением, шофер сказал:

— Они иногородние-то машины все заворачивают! В объезд Москвы! Я же забыл совсем: они там этого… все еще хоронют… Ай, как нехорошо! Я этому-то объяснил — дак мне до первого поста ехать, там машину оставить, а самому в Москву пеши! А как же я его-то тащить оттуда буду? Ой, недобро как все!

Зарулив на площадку возле застекленной, вознесенной над шоссе будкой ГАИ, парень опять перебрал в руках кипу своих бумажек, выскочил наружу.

Чашкин подождал немного, однако вскорости сообразил, что сидеть ему здесь — только время тратить. Потихонечку вылез, сполз со ступеньки и поковылял на другую сторону шоссе, ужасно опасаясь, что привлечет к себе милицейское внимание.

И только тогда, когда ушел настолько далеко, что и будки не стало видно, принялся махать проезжающим машинам.

Но и машин было мало, и народ тут ездил очень сам собой озабоченный. Мимо Чашкина они проезжали, как мимо пустого места.

Кое-как наладился Чашкин идти и пошел своим ходом.

Сильно ослабел он за последнюю ночь. Его водило из стороны в сторону, ноги в коленях проваливались.

Но он все-таки шел, как мог, поскольку никакого другого выхода у него не было.

Теперь, когда слышался из-за спины голос мотора, он останавливался и оборачивался. У него новое появилось занятие: смотреть в лица водителей.

Лица у всех были одинаковые — с тухлыми глазами, с нарочитой миной озабоченности, деловитости, спешки.

«Зараза!» — говорил он вслед каждой машине и продолжал путь.

Он решил умереть, но дойти.

Наконец одна из машин, ходко несшаяся, непомерно широкая и низко посаженная, визгнула тормозами и, пробежав по инерции много вперед, остановилась. Затем задним ходом, бесшумно и быстро подплыла к Чашкину.

Этакие машины Чашкин видел только по телевизору — когда встречают-провожают иноземных почетных гостей.

Он оробел.