Мария Сергеенко - Помпеи

• Название: Помпеи
• Автор: Мария Сергеенко
• Издательство: Издательский дом «Коло»; Издательско-торговый дом «Летний Сад»; Издательство «Журнал "Нева"»
• Жанр: История
• Год: 2004
• ISBN: 5-901841-03-4

Книга известного русского ученого M. Е. Сергеенко впервые вышла в свет в 1948 г. и была приурочена к двухсотлетию начала раскопок в знаменитых Помпеях.

Автор повествует об обстоятельствах гибели Помпей, истории двух первых столетий раскопок, убедительно воссоздает картину жизни античного города и его граждан. Глубокие знания ученого, ее энциклопедическая эрудиция, прекрасное владение материалом, живая и увлекательная манера повестования позволяют причислить труд к числу классических.

Для студентов, учащихся, преподавателей, а также широкого круга читателей.

---

Следующие группы полны движения, которое захватывает зрителя так же сильно, как неподвижность первой (не считая всадников). Любопытны фигуры победителя: художник дал их пять раз, постаравшись внести, насколько возможно, разнообразие в позу и жесты бойца. Разнообразие это, однако, чисто внешнее, так как сущность, выражаемая этими жестами, одинакова: перед нами человек, живущий борьбой и для борьбы; сейчас он упоен победой и полон дикого торжества; ему в голову не приходит, что поверженный — это его товарищ. Словно дикий зверь, которому дали отведать крови, он не знает удержу своей свирепости: маленький ретиарий (третья группа), кажущийся почти мальчиком сравнительно с огромными секуторами рядом, схватил за пояс упавшего противника и наступил ему на ногу, словно боясь, как бы он не убежал; огромного гопломаха (продолжение рельефа вверху) распорядителю приходится удерживать действием и словом: он рвется убить раненого товарища, даже не дожидаясь решения зрителей; в следующей паре победитель замахивается на умирающего: сама смерть не вызывает в душе его ни жалости, ни уважения. Следует выделить победителя в четвертой группе; это — натура более тонкая. Битву он выиграл: побежденный бросается от него; победитель откидывается в полоборота, театральным жестом вскидывает щит и, рисуясь своей победой, изяществом и силой, оглядывается на публику: ему нужны аплодисменты, а не кровь.

Если фигуры победителей приоткрыли нам одну сторону гладиаторской души — ее свирепость и тщеславие, то побежденные позволяют догадываться о других ее чувствах: о чисто человеческом ужасе перед смертью, о страхе перед грозным противником и о своеобразном чувстве чести, которое не покидает человека до последней минуты. Особенно много пафоса вложил художник в третью группу (не считая всадников). Ретиарию не удалось набросить сеть на противника, но он нанес ему своим трезубцем столько ран, что тот истекает кровью и не в силах уже держаться за щит. Зрителям он не понравился: они потребовали его смерти, но трезубец не такое оружие, чтобы прикончить им человека; поэтому приколоть побежденного приказано секутору Ипполиту. Раненый с последней мольбой охватывает колени товарища, но тот деловито отгибает ему голову назад и вонзает меч в горло. Очень выразительна и последняя сцена: смертельно раненный гладиатор последним усилием заносит щит так, чтобы упасть на него и умереть, «как в битве следует бойцу». Цицерон, следивший за гладиаторами с присущей ему внимательностью к людям, видимо правильно отметил, что они «падают с честью».

Рельефы Скавра дают также изображение звериной травли («охоты» — «venatio»), которую в добавление к гладиаторским играм обещают обычно помпейские объявления. Видов ее было несколько: иногда стравливали зверей разной породы; в нашем амфитеатре изображена, например, схватка быка с молосским догом, а на рельефах Скавра — антилопа, загнанная собаками, и дикий кабан, ими преследуемый. Чаще, однако, противником зверя выступал бестиарий («bestia» — «зверь») — гладиатор, специально обученный борьбе со зверем. В Риме для них существовала особая школа. На памятнике Скавра изображено несколько таких бестиариев: один идет на медведя, дразня его лоскутом материи (обстоятельство, позволяющее довольно точно определить время наших рельефов: прием этот вошел в практику арены только при императоре Клавдии[79]); другой же одолел медведя и вонзает в грудь упавшего зверя копье. Особенно выразительна следующая фигура: рослый юноша в одной рубахе, перехваченной поясом, изумленно разводит руками: настоящий предок испанских матадоров, он нанес мастерской удар огромному быку; копье, направленное в грудь, вышло насквозь, но пораженный на смерть бык не рухнул тут же, а пронесся, обливаясь кровью, мимо победителя.

Звери в амфитеатре иногда выступали в роли палачей: им отдавали на растерзание преступников, осужденных на смертную казнь. Выпускали их совершенно безоружными или давали в руки легкое копье. Совершенно обнаженный человек, поразивший таким копьем волка и теперь беспомощно, словно моля о пощаде, протягивающий руку к несущемуся на него дикому кабану, изображает, по-видимому, такого преступника. На рельефе повыше лев и тигр кидаются бежать в разные стороны от такого же обнаженного человека. Что означает это изображение, остается для нас загадкой {27}.

Кто же были эти люди, выходившие почти обнаженными против страшных зверей, хладнокровно избивавшие друг друга и смотревшие в глаза смерти со спокойным мужеством подлинного героизма? Кое-что нам уже рассказал о них рельеф Скавра; дополним его литературными источниками и надписями.

Состав гладиаторов был достаточно пестрым: в гладиаторские школы отправляли преступников, как отправляли их для работы в рудниках и каменоломнях; сюда посылали также военнопленных, рассчитывая, таким образом, всего вернее от них отделаться. Тит по завоевании Иерусалима послал всех мужчин, начиная с 17-летнего возраста, или в египетские рудники, или в гладиаторские школы. Хозяин мог продать ланисте любого раба. Только Адриан положил конец этому произволу, разрешив продавать раба в гладиаторскую школу или с согласия продаваемого, или если раб совершил преступление. Наконец, мы найдем здесь и свободных людей. Риторические декламации любили изображать благородного юношу, жертвующего собой, чтобы достойным образом похоронить отца или спасти друга. Действительность бывала грубее и прозаичнее: бедняку, не имевшему ни кола ни двора, гладиаторская школа обеспечивала пожизненно кров и пищу. Больше того, она манила его надеждой обогатиться: гладиатор-победитель всегда получал от устроителя игр в подарок чашу, часто очень дорогую, с золотыми монетами, а школа соблазняла красотой наряда, кружила голову обещаниями успеха и славы. Ослепленный всем этим, неопытный и легкомысленный юноша, часто притом находившийся в безвыходном материальном положении, первоначально не замечал темных сторон гладиаторской жизни, а их было немало.

Разнокалиберная толпа будущих гладиаторов подчинялась дисциплине, строгой до жестокости; свободные люди, поступая в гладиаторскую школу, отказывались от своей свободы, принося страшную клятву, что они разрешают «жечь себя, связывать, сечь и убивать». Положение их, по существу говоря, равно положению раба.

Ученики гладиаторской школы проходят сложный курс фехтовального искусства у особых мастеров-специалистов по тому роду оружия, с которым они впоследствии выйдут на арену. Их день занят упражнениями на деревянных мечах. Первоначально они учатся наносить меткие удары высокому, шестифутовому столбу, вкопанному на площадке для упражнений; затем начинают фехтовать с опытными бойцами. Настоящее оружие им выдают только на арене: римляне не забывали Спартака. Гладиаторов кормят пищей грубой, по мнению гастрономов, но обильной и сытной. Любопытно, что она — по преимуществу растительная: бобы, мучное, ячневый хлеб (отсюда их прозвище «ячменники»). Они находятся под постоянным присмотром врача. Знаменитый Гален начал свою врачебную карьеру с гладиаторской школы.

Сама школа представляет собой здание казарменного типа с маленькими, неизменно охраняемыми входами. У императорских школ стоит военная стража. В Помпеях раскопали гладиаторскую школу; под нее при Нероне была отведена большая прямоугольная площадка, расположенная за Большим театром. Ее со всех сторон окружала крытая колоннада, и она служила для театра своего рода фойе. Двор вместе с колоннадой занимает площадь 56x45 м; за колоннадой идет двухэтажное здание; здесь имеется 70 каморок, каждая не больше 4 кв. м и предназначена для двух человек. Окон нет ни в одной каморке; в нижнем этаже они все выходят во двор, в верхнем — на балкон, обращенный тоже в сторону двора. Гладиатор отрезан от внешнего мира, а в школе за ним всегда присмотр. Кроме этих каморок, имеются еще: большая кухня, склады для всех запасов, небольшая конюшня и карцер, где нашли четыре не закованных в колодки скелета и страшное приспособление, достаточно свидетельствующее о том, как жестоко наказывали провинившегося гладиатора: это деревянная доска с набитой на нее железной полосой; в эту полосу вделаны кольца, через которые пропускалась железная штанга, наглухо запиравшаяся замком. Человек, забитый в эти колодки, мог только лежать или сидеть и то в положении очень неудобном. Мучения его еще увеличивались, если он оказывался не один, а колодки эти были рассчитаны на десять человек.

Ремесло гладиатора было ремеслом презираемым. «Кто скажет, что гладиатор не обесчещенный человек?» — восклицал воин, которого пираты, взяв в плен, продали ланисте. Бывший гладиатор, как бы он ни разбогател, не может войти в сословие всадников, не говоря уже о сенаторском. Какой-то богатый человек из захолустной Сассины, даря своим согражданам участок земли под кладбище, оговорил, что он запрещает хоронить на этом кладбище людей, живших зазорным ремеслом, висельников и гладиаторов-добровольцев. «Рабское оружие», «позорная смерть», «презреннейший ученик» гладиаторской школы — патетическая декламация риторической школы не пользовалась бы такими выражениями, если бы говорящий не рассчитывал на сочувственное восприятие слушателей. И при республике, и при империи отношение к гладиаторам одно и то же: «замаранный человек, достойный своей жизни и места» — так говорит о гладиаторе Луцилий во II в. до н. э.; для Цицерона — это «потерянные люди»; и Ювенал считает гладиаторскую школу последней ступенью человеческого падения.