Джулиан Барнс - Любовь и так далее

• Название: Любовь и так далее
• Автор: Джулиан Барнс
• Жанр: Современная проза
• Год: 2004
• ISBN: 5-17-023039-7, 5-9660-0089-1

Лауреат Букеровской премии Джулиан Барнс — один из самых ярких и оригинальных прозаиков современной Британии. Возможно, основной его талант — умение легко и естественно играть в своих произведениях стилями и направлениями.

Тонкая стилизация — и едкая ирония, утонченный лиризм и доходящий до цинизма сарказм, агрессивная жесткость и веселое озорство — Барнсу подвластно ВСЕ ЭТО и многое другое…

В книгу вошла вторая часть дилогии; первый роман — «Как все было».

---

ДЖИЛИАН: Где мы были тогда? Я стояла посреди улицы — прямо как выбежала, в домашнем халате. Стояла с разбитым в кровь лицом, и кровь капала на Софи. Капли крови на лобике у ребенка: словно благословение с Черной мессы. Выглядела я ужасно, но так и было задумано. До этого пару дней я донимала Оливера, изводила его придирками, доводила до точки кипения. Все это было нарочно. Я знала, что Стюарт увидит. Я все рассчитала. Я думала, если Стюарт увидит, как мерзко Оливер со мной обращается и как мерзко я обращаюсь с Оливером, он решит, что у нас все плохо и завидовать тут нечему, и это поможет ему успокоиться и наладить собственную жизнь. Мама мне рассказала, как он заезжал к ней в гости и безостановочно говорил о прошлом. Я пыталась помочь ему разорвать этот порочный круг, пыталась помочь ему освободиться от прошлого. Я все рассчитала. Я ни капельки не сомневалась, что мы с Оливером потом разберемся. Что я сделаю так, чтобы все было хорошо, что я справлюсь. Я это умею.

Я стояла там, посреди улицы, как огородное пугало, как пациентка, сбежавшая из дурдома. Кровь была потому, что Оливер ударил меня по лицу, а в руке у него были ключи от машины. Я знала, что все соседи смотрят на нас. Я знала, что теперь нам придется уехать. Что касается соблюдения правил приличия, как ни странно, в таких делах французы более буржуазны, чем англичане. Но я все равно собиралась сказать Оливеру, что жизнь в деревне действует мне на нервы и, в частности, я поэтому и сорвалась.

Разумеется, мне было все равно, что подумают соседи. Я все это затеяла для Стюарта. Я знала, что он все видит. Из окна своего номера в гостинице напротив. И тогда меня волновало только одно: получилось у меня или нет? Сработал мой план или нет?

СТЮАРТ: Где мы были тогда? Я хорошо помню, где был я. Номер стоил 180 франков в сутки; дверца шкафа все время приоткрывалась, когда ее закрываешь. Телевизор был с комнатной антенной, которую каждый раз надо было подправлять. На обед подавали форель с миндалем с неизменным creme caramel на десерт. Спал я плохо. Завтрак обходился в дополнительные тридцать франков. Перед завтраком я обычно стоял у окна и смотрел на их дом.

В то утро я наблюдал за тем, как уезжает Оливер. Машину он не щадил. Мчался на второй скорости, как сумасшедший. Похоже, он просто забыл, что существует такая вещь, как коробка переключения передач. Впрочем, он никогда не умел обращаться с машинами и механизмами — сразу терялся. Окно у меня было открыто, и я слышал, как скрипит его автомобиль, впечатление было такое, что это скрипит вся деревня, что это скрипит у меня в голове. А посреди улицы стояла Джилиан. Стояла, как выбежала из дома, в халате. Держа на руках ребенка. Она смотрела в другую сторону, поэтому я не видел ее лица. Мимо проехало две-три машины, но Джилиан их не заметила. Она просто стояла, как изваяние, глядя вслед Оливеру, который давно уехал. Потом она повернулась и посмотрела туда, где был я. В смысле, в сторону гостиницы — видеть меня она не могла, и знать, что я был поблизости, не могла тоже. Она прижимала к лицу платок. Ее халат был ярко-желтого цвета, и мне это казалось неправильным. Мне все казалось неправильным. Потом она медленно вернулась в дом и закрыла за собой дверь.

Я подумал: так вот к чему все пришло?

Потом спустился в буфет и позавтракал (30 франков).

4. И потом

ДЖИЛИАН: Когда мы жили во Франции, мы общались с одной очень приятной парой пожилых англичан, которые жили в доме на холмах, где начиналась garrigue.[26] Он был художником, причем очень плохим художником, и мне приходилось постоянно следить за собой, чтобы не брякнуть что-нибудь бестактное. Но они представляли собой идеальную пару, которые все-таки иногда встречаются, — это были люди, которые знают, как сделать так, чтобы все получалось. Они сами расчистили свой участок и оставили оливковые деревья; у них были терраса и маленький прудик, много книг по искусству и поленница дров для барбекю; мне кажется, они даже знали секрет, как поднять ветерок в жаркий день. Но самое лучшее, что в них было, — они никогда не давали нам никаких советов… ну, знаете, третья палатка в левом ряду на базаре по вторникам в Нижнем Каркассонне, если хотите самое лучшее… и нельзя доверять лудильщикам, кроме… обычно в жаркие дни я приходила к ним вместе с Софи. Однажды мы сидели у них в саду, и Билл вдруг сказал, глядя вниз на долину:

— Наверное, это не наше дело, — пробормотал он себе под нос, вроде как размышляя вслух, — но вот что я скажу: нельзя болеть на чужом языке.

Это стало семейной шуткой. Если Софи чихала, Оливер сразу же напускал на себя серьезность и говорил: «Ой, Соф, ты не болей на чужом языке». Я хорошо помню, как он катался с ней по ковру, возился с ней, как со щеночком, постоянно рассказывал ей какую-то веселую чепуху, поднимал ее, чтобы она посмотрела на красные цветочки фасоли, которую он посадил на заднем дворе. Не скажу, что прошедшие десять лет были легкими и безоблачными, но Оливер всегда был хорошим отцом, что бы вы о нем ни думали.

Но я поняла, что Билл имел в виду нечто более общее. Он говорил не о том, что англичанам, живущим во Франции, надо знать, как называются по-французски лекарства — тем более, что я хорошо говорю по-французски, и Оливер тоже неплохо на нем изъяснялся, даже если ему приходилось устраивать целое преставление в pharmacie.[27] Нет, Билл имел в виду: если ты собираешься жить в чужой стране, сначала удостоверься, что у тебя подходящий характер, потому что в противном случае все неудачи и беды будут восприниматься совсем тяжело — значительно тяжелее, чем дома. Все, что будет получаться, доставит вам истинное удовольствие, и вы будете очень довольны собой — вы приняли правильное решение, воспользовались благоприятной возможностью, схватили удачу за хвост, — но если что-то пойдет не так — ссоры, какие-то мелкие неудачи, когда никак не найдешь работу, да что угодно, — это будет досадно вдвойне.

Я отдавала себе отчет: если все будет плохо, нам придется вернуться домой. Не говоря уже о том, что мне было стыдно смотреть в глаза нашим соседям. Так что, когда Оливер вернулся из Тулузы в тот решающий день, я уже переговорила с агентом по недвижимости и договорилась с мадам Риве насчет оставить ей ключи. Я была очень откровенной с Оливером, насколько вообще можно быть откровенной, когда скрываешь серьезный обман. Я сказала ему, что с Францией ничего не вышло. Я сказала, что здесь у меня нет работы. Я сказала, что мы уже достаточно взрослые, чтобы честно признать, что эксперимент провалился. И так далее, и тому подобное. Я винила себя, говорила, что внешне была спокойной, но внутри напряжение копилось и вот наконец прорвалось. Я признала, что ревновала его к той девушке, его ученице, совершенно необоснованно. Наконец, я сказала, что не вижу причины, почему мы не можем забрать в Англию его разлюбезный «пежо». И это, я думаю, стало ключом, отворившим замок. Да, и еще я приготовила замечательный ужин.

Если вкратце: эта была самая обыкновенная семейная сцена, когда говорится только половина всего, что хотелось сказать, а решение принимается на основе второй — невысказанной — половины.

Мы вернулись домой. Мы не говорили о многом, в частности — о том, чтобы завести второго ребенка. Я подумала, что нам нужно что-то, что скрепило бы отношения. И поэтому какое-то время — необходимое время, — я была не особенно осторожной, и так у нас появилась Мари. И не надо так на меня смотреть. Половина всех браков начинается с нежелательной, или, скажем так, неожиданной беременности, а еще половина из той половины держатся исключительно на втором ребенке, который тоже, как правило, появляется «неожиданно». Вы покопайтесь в своей истории. Может, вы сами именно так и появились на свет.

Я снова стала работать. У меня оставались связи. Я взяла себе помощницу, Элли. Мы сняли маленькую студию в полутора милях от нашего дома. Сейчас мы подумываем о том, чтобы снять помещение побольше — работы у нас было много с самого начала, но мне хотелось работать больше. То есть, не то чтобы даже хотелось, но так было нужно. Добытчик у нас в семье, в основном, я. Оливеру это не очень приятно. Энергии у него с избытком, но ему не хватает… упорства.

Жизнь потихоньку наладилась. Мне нравится моя работа, я люблю своих детей. Мы с Оливером очень неплохо ладим. Когда я выходила за него замуж, я сразу настраивалась на то, что он не будет нормальным служащим на полный рабочий день «с девяти до пяти». Я всегда поддерживала его проекты, но это не значит, что я рассчитывала, что из них выйдет что-нибудь путное. Он — человек очень общительный, забавный и остроумный, он хороший отец. Мне приятно приходить домой и знать, что он меня ждет. Он неплохо готовит. Я принимаю свою повседневность именно как повседневность. Именно так и нужно. Это — единственный способ, верно?

Я не малышка Мэри-Солнышко.[28] У нас были… тяжелые времена. Я — нормальная мать, а это значит, что я частенько не сплю по ночам, мучаясь всякими страхами. Разумеется, я переживаю за своих детей. Стоит мне только подумать, что Софи и Мари — нормальные дети, хорошие, ласковые и послушные; как и все дети, они смотрят на мир радостно и открыто, они доверяют миру, как будто он никогда не предаст их доверия, и когда-нибудь они выйдут в большую жизнь, такие же радостные и восторженные… стоит мне только подумать об этом, как у меня сводит живот от страха.