Донован Фрост - Храм ночи

• Название: Храм ночи
• Автор: Донован Фрост
• Издательство: Северо-Запад
• Жанр: Героическая фантастика
• Год: 1998

---

Громадная темная фигура на стуле вздрогнула и слегка шевельнулась, раздался оглушительный храп, и тогда до перепуганного десятника дошло, что от волнения он так стиснул зубы, что просто не может дышать, и с облегчением выдохнул воздух.

Спящий король глухо заворчал, словно и впрямь был троллем-людоедом, умявшим целую деревню и прикорнувшим над грудой дымящихся костей. Офицер замер, не зная, что делать. Сзади неслышно появился паж, осторожными шагами направился к королю и накрыл плащом. Тут офицер стал свидетелем жутковатой сцены — не успел плащ, мягко шурша, опуститься на согбенные плечи дремлющего старика, как рука Конана стремительно рванулась, оплела запястье пажа и с хрустом вывернула его. С еле слышным стоном юноша упал на одно колено, даже не помышляя о том, чтобы вырваться, — киммерийская лапа держала его, словно капкан. А король, видимо, еще не проснулся окончательно. Но вот глаз его из-под опущенного века резанул по комнате, остановился на бледном от боли лице пажа и потух — капкан разжался. Раздалось еле различимое бурчание:

— А, это ты… пшел вон, щенок, не то велю в масле сварить…

Юноша поднялся, разминая пострадавшую руку, аккуратно поправил на плечах господина плащ и направился к выходу. Для него, видимо, все происшедшее было делом привычным. По дороге слуга короля поманил офицера пальцем, указал рукой на валяющийся на полу ржавый меч, глазами — на вновь начавшего храпеть Конана и вывел офицера из палатки. Ткнув пальцем в сторону строя ратников, меланхолично промолвил:

— Еще у кого такое увидит… — и, безнадежно махнув рукой, направился расседлывать черного скакуна грозного аквилонского владыки.

Десятник сдавленно прохрипел команду, и строй рассыпался. Удалившись от командирской палатки на безопасное расстояние, воины судорожно драили клинки, потуже натягивали луки, лихорадочно носились в поисках нового древка для копья, взамен треснувшего, ладили разболтавшиеся кольца кольчуг. Несчастный десятник, благодаря, едва ли не во весь голос, Митру, пославшего ему отсрочку, лично выпроводил из лагеря всех маркитанток и девиц известной профессии. Затем отправил команду в ближайший лес за хворостом, ибо запас для сигнальных костров, понятное дело, давно растащили для обогрева нерадивые часовые. Под конец, едва не сбившись с ног, он, удостоверившись, что коронованная особа все еще изволит почивать, помчался проверять все посты и дозоры вблизи лагеря. Наорав на дозорных, поотбирал у них кости и баклаги.

В секрете, притаившемся в укромной каменной норе, прямо над еле заметной тропинкой, что вела в немедийские земли, он застал командира заставы. Тучный капитан был занят тем, что частил почем зря двух помрачневших арбалетчиков, привычно делающих вид, что несут они службу, не жалея живота своего, и с сожалением разглядывал измочаленный кнутик с витой серебряной рукояткой (состояние кнутика говорило о том, что распоряжение Конана насчет старших в дозорах капитан выполнил старательно, может даже с излишним рвением). Толстяк при этом, не переставая, потирал поясницу, равно как и место пониже ее.

— Как вы, мой господин? — спросил десятник, дыша, словно загнанный олень.

— Тебя когда-нибудь пинал в задницу горный тролль? — зло спросил капитан.

— Понятно, — сказал офицер. — Вы не появляйтесь пока, если что — я пришлю оруженосца.

— А как он?

— Спит.

— Как так спит? — ошарашено спросил капитан и попытался сесть на камень. Но тут же вскочил, а небеса получили еще одну порцию богохульных солдатских слов, и — Митра свидетель — не последних в этот суетный день.

— А так: объявил построение и — в лежку. Хвала светлым богам — я успел все подготовить к смотру. Все, бегу, бегу.

И устремился назад. На обратном пути десятник все пытался уяснить: зачем это главе сильнейшей из хайборийских держав сломя голову мчаться в Митрой забытый гарнизон? Тут и наместника-то провинции видали лишь разок, пару десятилетий назад, во время большого конфликта с Немедией, да и то — мельком.

«Неужели из-за паршивых разбойников с Совиной Горы?» — с ужасом промелькнуло в его голове. Вот и дождались. А я говорил капитану: еще по весне надо было всех их выкурить из каменных нор, и шкуры — на барабан. Дождались! Сам король пожаловал».

Год назад, когда мор взял в округе едва ли не всю скотину у здешних крестьян, наместник решил вдруг повысить налог на соль. Выбрал он для этого совершенно неподходящее время. Поселяне развесили его посланцев на знаменитых местных дубах, взялись за косы и вилы… и это им весьма понравилось. Нашелся толковый вожак — некто Хват, по слухам — бывший наемник, немало повидавший на своем веку. Он быстро объяснил повстанцам, что со своих соседей многого не возьмешь, замок наместника штурмовать — руки коротки, монастыри Митры обирать — значит, гореть после смерти живыми факелами до конца времен, а с аквилонской армией задираться совсем уж неумно. И тогда повадились разбойные люди совершать набеги на немедийскую территорию — благо в двух переходах средь диких скал петлял тракт, по которому так и сновали богатые караваны. Нанеся удар, Хват уводил свою шайку на самый край аквилонской земли, к глухому урочищу у Совиной Горы.

Пытались его оттуда выкурить — так разбойники, благо были все местные, рассыпались по горам и переждали недолгую активность армии, после чего отрыли запрятанное золото, серебро и оружие и вернулись к прерванным занятиям. Наместник был рад, что удалое воинство не чинило разорений в его землях, и относился к присутствию на какой-то Совиной Горе какого-то Хвата со спокойствием, присущим ревностному почитателю благих богов. Немедийцы как-то сунулись вослед за разбойниками через перевалы, однако были перехвачены тогда еще не очень толстым капитаном и после короткой рукопашной и долгой арбалетной перестрелки ушли назад. Командира немедийской пограничной заставы не больше аквилонцев волновал хитрый и неуловимый разбойный атаман.

«Пусть себе иноземные купцы на охрану раскошеливаются. Или нам платят за сопровождение до ближайшего города», — дружно решили служивые по ту и по эту сторону границы.

Все эти перипетии пограничной жизни мелькали в голове загнанного и взмыленного десятника, когда он вернулся к командирскому шатру. Следившие за суетой королевские телохранители, не таясь, веселились, рассевшись поудобнее на небрежно брошенных на землю роскошных седлах и попивали вино из услужливо поднесенного бочонка. Попивали, веселились и ругали местную кислятину, вспоминая сказочные виноградники Пуантена.

На беглый взгляд — гарнизон был готов к смотру. А молодой офицер, наконец-то присев, все придумывал доводы, что могут оправдать нерадивость пограничного воинства, один убедительнее другого. В конце концов, десятник и сам себя убедил в том, что он и его капитан, не имея реальной помощи от наместника, с пятью десятками латников никак не смогли бы выбить из непроходимого урочища и диких скал полторы сотни отпетых разбойников, которые к тому же все были из здешних диких мест, в отличие от основной части аквилонцев — уроженцев центральных провинций.

«Мы их атакуем, а они отступают на немедийскую территорию», — несколько раз повторил офицер.

Успокоившись, на сей счет, он придирчиво оглядел свой меч, а найдя его состояние пристойным, принялся сосредоточенно вытирать запыленные сапоги пучком травы. На самом деле появление короля Аквилонии было и связано, и не связано с разбойным логовом на Совиной Горе.

Конана гнала из дворцовых стен хандра, черная меланхолия, охватившая душу владыки сильнейшей хайборийской державы едва ли не на следующий день после смерти Зенобии.

Конан плакать не умел. Он сидел на краю холодной ступени, ведущей в роскошный мавзолей, места последнего успокоения королевы, единственной женщины, которую он по-настоящему любил, и молчал. Горе его было настолько полно, настолько пронзительно и безнадежно, что его оставили в покое. Вначале удалились придворные, у которых гудели ноги от нескончаемых бдений у гробницы. Затем ушел, испугавшись звенящей тишины, Конн, который в тот день стал старше едва ли не на десяток лун. Наступило утро, и, глухо стуча сапогами по узорным мраморным плитам, удалилась стража, унося бесполезные факелы. Лишь молчаливые телохранители-северяне, словно тени суровых северных богов, продолжали нести бессменную стражу, завернувшись в плащи и склонив головы в рогатых нордхеймских шлемах. Да у ног Конана затих любимиц Зенобии — громадный большеухий волкодав, лая которого никто никогда не слышал, но взгляд желтых глаз этого пса мог остановить самого киммерийца на пороге дверей в покои королевы. И еще у отдаленной витой колонны сидел на свернутом плаще верный Троцеро.

Прошел день, и из груди неподвижно застывшего короля вырвался тяжкий вздох. Волкодав едва различимо вильнул хвостом, качнулись силуэты телохранителей, да встрепенулся Троцеро. После невнятного ворчания Конан вздохнул вновь и стукнул кулаком по каменной ступени. Пес больше не шелохнулся. Он не покинул хозяйку и на Серых Равнинах.