Людмила Сурская - Оборотень

• Название: Оборотень
• Автор: Людмила Сурская
• Жанр: Ужасы и Мистика

Сказка для женщин. Костюмированная книга. Дамы не большие любительницы жёсткой фантастики и мистики, но с удовольствием будут читать это. Конец 18 века — четверть 19-ого. Интересный период истории. По улицам бродит тень Пушкина. Ещё пахнет войной с Наполеоном. Создаются секты и тайные общества декабристов. Гремят балы, на которых не только танцуют, но гоняются за наследством. А вообще-то книга об оборотне, молодом человеке, наследовавшем с генами отца способность превращаться в добермана. Родовое проклятие. Ускорить этот мучительный процесс помогает ошейник колдуна. Это история о не простых приключениях и любви, выпавших на его долю. Но есть одна зацепка, и на это я уповаю: сердце женское непредсказуемо, а она его действительно любит. О! Любовь и надежда — великое дело. Из невозможного есть только один выход и им может быть чудо, ну а его, как правило, рождает любовь.

---

— Ты глупость задумала. Не надо горячиться. Внешнее уродство оно заметнее, неужели моё, внутреннее. Горечь от моего увечья подходит к горлу. Кипит с такой силой, что вот-вот задушит меня.

— Полноте граф. Вам ли жаловаться. Вы благополучны и богаты. Спите, вам непременно надо отдохнуть. Поправитесь и расскажете, что с вами неприятного приключилось. А сейчас не стоит себя беспокоить.

— Нет сейчас, немедленно, меня разрывает всего эта муть.

— Хорошо, хорошо, только не нервничайте так. — Погладила она его по вздрагивающей руке. — Раз так надо вам поговорим. Я слушаю.

— Я не успешен и не богат, всё в прошлом. Мне, кажется, несчастнее меня нет на этой земле человека. Я всё, что осталось мне от родителей, спустил и промотал. Да и как могло быть иначе. Ведь меня никто никогда не учил, как надлежит жить. Нет, я не оправдываюсь. Бог с ним с состоянием, так уж вышло. Дело в душе. Что стало с моим сердцем, с душой. Я с малых лет рос сиротой. Батюшка погиб на дуэли. Матушка умерла при родах. Младшего брата усыновил одинокий затворник барон и вырастил его сам. По своим правилам в любви и заботе. А я попал к родственнику. Брату отца. Который сам не отличался не только хранителем семейных устоев, но и был при наличии трёх своих детей безответственным гулякой и мотом, не вылезающим из скандалов. Его жена, замученная своими детьми, ни обращала никакого внимания на меня и моё воспитание. Воспитывал кто придётся и как придётся. Мне всё время хотелось, чтоб кто-то приласкал меня к себе, погладил по голове, полюбил и пожалел. Этого не было. Наверное, жене дяди хватало возни со своими чадами, на меня сил уже не доставало. А обида росла и злость на весь мир, в котором я чужой никому не нужный, тоже. Я на своих покойных родителей и то был в обиде. Зачем родили и покинули сиротами на белом свете. Я даже на могилу их не ходил. Зная, что отец погиб на глупой дуэли, я выучился без промаху стрелять, так, чтоб убивать самому, оставаясь невредимым. И убивал без жалости, без сострадания. Мне противно, пусть и другим будет не лучше. Женщин не жалел, считая, что нужны и пригодны они с их куриными мозгами лишь для услады мужчины. Иначе, как могла матушка не захотеть жить без отца, произведя нас на свет и забыв об этом. Как могла умереть, оставив нас на чужих руках, а не жить дальше. Я знаю, Софи, что ты сейчас про меня думаешь, я чудовище. Чудовище и есть. Но это ещё не всё. Я ненавидел то наше родовое имение. Будь оно не ладно. Чтоб избавиться, продал его, а деньги легко проиграл. О чём думал? Придёт время, женюсь на богатой и буду жить кум королём. А пока гуляй. И гулял. С людьми, как правило, мне было скучно. Если водил дружбу, то непременно с отъявленными мерзавцами. И с вашим управляющим, тоже водку пил. На моих глазах собака ему шею и сломала, а мне руку перегрызла. Думаешь за что? Хотели княжной Татьяной Николаевной попользоваться. В хмельном угаре были. Но ведь эта мерзость в трезвых сидела, а спиртные пары её только подняли пеной наверх. Доберман здоровущий, как телёнок, ей помог. Налетел бог весть откуда. Это я тогда к дружку своему уехал охотиться со злости. Здесь моя задумка сорвалась, жениться на княгине Натали, вот и поехал весельем и охотой настрой свой поправить. Видишь ли, раскусили меня и подставу подсунули, а я попался. Злоба, ненависть, жажда мести, какие только могут сосуществовать во внутренностях человека, кипела во мне. Так вся эта гремучая смесь душила, что невмоготу, вот и убрался от греха подальше, чтоб здесь не убить кого и охотой отвлечься, а там, на собаку эту напоролись. Говорят, княжна с ней с тех пор не расстаётся, а про меня смолчала никому, не рассказала. А я приехал, оклемался и пытался убить на дуэли брата княжны Татьяны Алексея, за то, что он занял моё место подле Натали. Помешал опять тот же доберман княгини. Вот, смотрите, следы какие от зубов, — протянул он ей руку в знак правоты своим словам. — А раньше, до всего этого, пытался убить своего брата, чтоб забрать его деньги. Даже сказочку себе придумал, что он родился оборотнем и поэтому не повинен жить. Железное оправдание моему скотству, собаку легче пристрелить, чем человека. И всё его добро моё. Смотрю на днях, тот доберман при княжне, а брат мой Серж рядом. Меня аж повело. Весь в долгах, как в шелках и скотскими делами опоясан. А неделю назад, сжульничал в карты, поймали. Стрелял, двух ранил, а может и убил. Теперь я в бегах. Меня ловят. Не защищайте меня княжна, — предупредил он её порыв, — Всё точно. Есть преступления, есть виновный и, что самое главное, множество свидетелей. От чёрного нутра своего, тошно самому, да уж видно такая карма моя. Кругом сам виноват в своих бедах. Увидел тебя давеча, жаль, думаю, девицу, конечно, но может воспользоваться шансом, она ухватится за меня и наследство её моё. Тебе не страшно слушать меня, княжна? Прогнать не хочешь?

— Полноте себя истязать. Былого не вернёшь. Успокойтесь граф, — намочив платок, она положила на пылающий лоб. — Если б вы позарились на деньги моей семьи, вас только осталось бы пожалеть. Жить с таким чудищем как я, это несчастье.

— Поправлюсь, на Кавказ поеду. Умру, как полагается дворянину. Про честь я только слова произношу, саму её не имею, но хоть поминать будут так. Софи, прости.

— Бог простит, я помолюсь за вашу душу. Обиженных он, говорят, быстрее слышит. Спите, сударь, покойной вам ночи, — она придвинула стул к его изголовью и села рядом, поглаживая его, почти невесомой рукой по голове. Мысли его стали мешаться, речь путаться. В ушах зазвенел какой-то смутный шум, глаза невольно сомкнулись, и он упал в забытьё. Она читала молитвы и протирала его настоями из трав и уксуса. Вливала в раздвинутые ножом зубы капельки, что остались у неё в шкафчике после её горячки. Всю ночь он метался. И только под утро затих. Уснула и Софья, уронив обессиленную голову на подушку рядом с ним. Граф находился между жизнью и смертью несколько дней. Его то морозило, то кидало в жар. Софья молилась и лечила сама, как и чем могла, полагаясь на Бога и судьбу. Позвать лекаря не могла, обещала графу, что не выкажет его ни при каком случае. Но сильный молодой организм переборол и, она вздохнула с облегчением, когда он, перестав бредить и кидаться, раскрыл глаза. Его почерневшие веки дёрнулись и с усилием раскрылись, обнажив мутные от горячки зрачки. Пробуждение было тяжким и сопровождалось головокружением и ощущением тошноты. Постепенно поволока сползла, обнажая ясный взгляд и граф, приподнявшись на подушке, запёкшимися губами, спросил:

— Где я?

— Вы ничего не помните? — наклонилась к нему Софья, стараясь закрыть половинку лица шарфом и поддерживая его голову.

— Нет…, а впрочем, вспоминаю… Княжна Софья, — он говорил медленно и тихо, с частыми переводами духа.

— Но вот и славно. Давайте испейте немного бульончика. Не капризничайте, не торопитесь, понемногу. А теперь полежите.

Он, с трудом сдерживая стон, в изнеможении упал на подушку.

— Что со мной?

— Простуда, сударь, повлёкшая за собой горячку. Но всё обошлось, слава Богу.

— Кто про меня знает? — волновался он.

Она успокоила:

— Никто. Я ходила за вами сама. Не волнуйтесь, граф. Вам это вредно. Давайте ещё глоточек бульона. Успокойтесь, беда, думается, миновала, сударь.

Он со слезами простонал:

— Софи, надо было дать мне умереть.

Она мягко укорила его:

— Ещё успеете. Ваше лицо красиво, а человек так устроен, что сначала воспринимает его, а потом уж душу, но это с одной стороны даже хорошо. Потому как даёт нам шанс почистить и привести в порядок своё сердце и голову. Это мне уже никогда не отмыться.

Он невольно усмехнулся, скорее над собой:

— Красиво и обнадёживающе, но это не по моим силам. Я не смогу. Пороки захватывают в этом мире меня быстрее, чем я успеваю на что-то настроиться. Мне нельзя доверять и на меня нельзя полагаться.

Она, осторожно промокая ему лоб, возразила:

— Полноте, граф, ваш случай не безнадёжен. У вас всегда есть возможность начать новую жизнь в отличие от моей, лицо другое не поставишь. Но пока не будем об этом вести беседу, надо вначале поправиться. Это болезнь легко заработать, а из её цепких лап вырваться совсем не просто.

Положение его, конечно, было трудное. Совесть и душа завели тело в тяжелейший лабиринт. Девушка старалась помочь ему. Граф ел и пил из её рук, что способствовало принятию его более спокойного и здорового вида. Владимир потихоньку стал сначала садиться, а потом и вставать, бродя тенью по её комнатам. Княжне прятать его не составляло труда, потому как после её собственных страданий все домашние привыкли к её запертым дверям и уединению, а также к ночным прогулкам и молчанию. Ела она тоже в своей комнате, потому, как из изувеченного рта пища иногда выпадала, люди против своей воли обращали внимания и Софья расстраиваясь, принималась рыдать или убегала. Потихоньку смирились с тем, что и пищу принимала она тоже у себя. Поэтому граф и остался не замечен в её покоях.