Николай Карамзин - Полный курс русской истории Николая Карамзина в одной книге

• Название: Полный курс русской истории Николая Карамзина в одной книге
• Автор: Николай Карамзин
• Жанр: История
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-17-065090-3, 978-5-9725-1693-3

Николай Михайлович Карамзин (1766 – 1826) – выдающийся русский историк, литератор и журналист. В дореволюционное время считался отцом-основателем русской истории. Практически все учебники для детей и юношества строились на основе его многотомного труда «История государства Российского». О характере написанной им «Истории» даже желчный критик девятнадцатого столетия В. Г. Белинский заметил, что это «поэма, написанная прозой».

Перед вами сокращенное изложение трудов великого историка, дополненное современными комментариями.

Грандиозный труд теперь доступен любому читателю, интересующемуся отечественной историей.

---

На другой день привели его в судную палату, где был сам Иоанн, для выслушания приговора: Филиппу, будто бы уличенному в тяжких винах и в волшебстве, надлежало кончить дни в заключении. Тут он простился с миром, великодушно, умилительно; не укорял судей, но в последний раз молил Иоанна сжалиться над Россиею, не терзать подданных, – вспомнить, как царствовали его предки, как он сам царствовал в юности, ко благу людей и собственному. Государь, не ответствуя ни слова, движением руки предал Филиппа воинам.

Дней восемь сидел он в темнице, в узах; был перевезен в обитель Св. Николая Старого, на берегу Москвы-реки; терпел голод и питался молитвою. Между тем Иоанн истреблял знатный род Колычевых: прислал к Филиппу отсеченную голову его племянника Ивана Борисовича и велел сказать: «Се твой любимый сродник: не помогли ему твои чары!» Филипп встал, взял голову, благословил и возвратил принесшему. Опасаясь любви граждан Московских ко сверженному Митрополиту – слыша, что они с утра до вечера толпятся вокруг обители Николаевской, смотрят на келию заключенного и рассказывают друг другу о чудесах его святости, – Царь велел отвезти страдальца в Тверской монастырь, называемый Отрочим, и немедленно избрал нового Митрополита, Троицкого Архимандрита, именем Кирилла».

А война все тянулась и тянулась. Сигизмунд хотел мира, но требовал у Москвы все той же Ливонии, все того же Смоленска и все тех же отобранных в ходе войны городов. Казна была истощена. Иван понимал, что народу предстоит еще множество полуголодных лет, так что для того, чтобы переложить всю ответственность за будущий голод на сам народ, Иван рискнул собрать Земскую Думу и задал только один вопрос: мириться или воевать с королем?

Депутаты отлично представляли, что их ждет в случае неверного выбора ответа. Они дали правильный ответ. Теперь Иван мог сослаться на народное мнение, почему не приемлет мира с королем.

Переговоры с Сигизмундом тянулись не дни и месяцы, а годы. И все это время так же вяло шли боевые действия. А в 1569 году и Сигизмунду, и Ивану стало уже не до войны: оба они хотели получить вакантный польский престол. У Сигизмунда была проблема национального плана: польские феодалы плохо ладили с литовскими феодалами, а у Ивана все было еще безнадежнее. Сначала он хотел видеть на польском троне сына Ивана, затем почему-то решил, что если кому там и править, так только ему самому. Эта иллюзия не давала ему возможности помириться с соперником.

Но тут случился переворот власти в Швеции: Эрика, которого Иван считал братом и другом, сверг брат Карл. Иван принял сторону Эрика и на время замирился с Сигизмундом, потому теперь началась война с Карлом. Впрочем, в 1569 году вдруг умерла жена Ивана Мария, и вот тут он сразу же объявил, что она была отравлена, и назвал имена отравителей.

Пошли новые казни. Иван открыл страшную тайну страшного заговора: якобы все эти годы царь напрасно карал невинных, а настоящий злодей стоял рядом и был невидим, но теперь пришло время назвать его имя – князь Владимир Андреевич. «Весною в 1569 году, – рассказывает Карамзин, – собирая войско в Нижнем Новегороде для защиты Астрахани, Иоанн не усомнился вверить оное своему мужественному брату; но сия мнимая доверенность произвела опалу и гибель.

Князь Владимир ехал в Нижний чрез Кострому, где граждане и Духовенство встретили его со крестами, с хлебом и солью, с великою честию, с изъявлением любви. Узнав о том, Царь велел привезти тамошних начальников в Москву и казнил их; а брата ласково звал к себе.

Владимир с супругою, с детьми, остановился верстах в трех от Александровской Слободы, в деревне Слотине; дал знать Царю о своем приезде, ждал ответа – и вдруг видит полк всадников: скачут во всю прыть с обнаженными мечами как на битву, окружают деревню; Иоанн с ними: сходит с коня и скрывается в одном из сельских домов. Василий Грязной, Малюта Скуратов объявляют Князю Владимиру, что он умышлял на жизнь Государеву, и представляют уличителя, царского повара, коему Владимир дал будто бы деньги и яд, чтобы отравить Иоанна. Все было вымышлено, приготовлено. Ведут несчастного с женою и с двумя юными сыновьями к Государю: они падают к ногам его, клянутся в своей невинности, требуют пострижения. Царь ответствовал: «Вы хотели умертвить меня ядом: пейте его сами!»

Подали отраву. Князь Владимир, готовый умереть, не хотел из собственных рук отравить себя. Тогда супруга его, Евдокия (родом Княжна Одоевская), умная, добродетельная – видя, что нет спасения, нет жалости в сердце губителя – отвратила лице свое от Иоанна, осушила слезы и с твердостию сказала мужу: «Не мы себя, но мучитель отравляет нас: лучше принять смерть от Царя, нежели от палача».

Владимир простился с супругою, благословил детей и выпил яд: за ним Евдокия и сыновья. Они вместе молились. Яд начинал действовать: Иоанн был свидетелем их терзания и смерти! Призвав Боярынь и служанок Княгини Евдокии, он сказал: «Вот трупы моих злодеев! Вы служили им; но из милосердия дарую вам жизнь». С трепетом увидев мертвые тела господ своих, они единогласно отвечали: «Мы не хотим твоего милосердия, зверь кровожадный! Растерзай нас: гнушаясь тобою, презираем жизнь и муки!» Сии юные жены, вдохновенные омерзением к злодейству, не боялись ни смерти, ни самого стыда: Иоанн велел обнажить их и расстрелять.

Мать Владимирова Евфросиния, некогда честолюбивая, но в Монашестве смиренная, уже думала только о спасении души: умертвив сына, Иоанн тогда же умертвил и мать: ее утопили в реке Шексне вместе с другою Инокинею, добродетельною Александрою, его невесткою, виновною, может быть, слезами о жертвах Царского гнева».

Покончив с князем, Иван тут же нашел другой источник инакомыслия, который следовало искоренить. Спустя сто лет после похода на вечевой Новгород Иван вел свое войско на другой, совершенно другой Новгород. Город, который прижигали и мучили его предки, с практически московским населением был ему по-прежнему страшен! Что же тогда говорить о всей Московии?

Поход начался в 1569 году, но дорога в Новгород не была прямой. Предварительно кромешное войско прошло огнем и мечом от Клина до Твери. Здесь в Отрочем монастыре сидел старец Филипп, за ним и пришел сюда царь. Бывшего митрополита собственными руками задушил Малюта Скуратов. Монахам же сказали, что их старец скончался от жара и спертого воздуха в келье. Сама Тверь была разграблена полностью, а жители зарезаны, замучены, повешены и утоплены. Как пишет Карамзин, такого кошмара город не видел с 1237 года.

Далее войско двинулось на Торжок. В городской крепости сидели заключенные пленники: в одной башне – Ливонские, в другой – Крымские. Иван сам отправился насладиться картиной из гибели. Немцы не сопротивлялись своим палачам. Но не так оказалось с крымцами: те, «защищаясь, тяжело ранили Малюту Скуратова, едва не ранив и самого Иоанна».

Это зрелище Ивану не понравилось. И вот в 1570 году, в начале января, царь вошел в прежде великий Новгород. Точнее, вошли Ивановы кромешники, которые рассыпались по всему городу и окрестностям, опечатав все монастыри и церкви, все дома именитых граждан и купцов, и никто не знал, в чем их вина, и все ждали, что скажет, приехав, сам царь. А царь – не ехал. Только через 4 дня он въехал в ворота и остановился на Ярославовом Городище. Все эти дни кромешники истязали монахов, требуя уплаты пени, тех, кто не мог заплатить, ставили на правеж.

И вот 7 января в город привезли тех, кто и после правежа оказался неплатежеспособен. Их забили палками до смерти, а тела развели по монастырям. 8 января, наконец, причина гнева стала ясна. Встретив на мосту архиепископа Пимена, царь не принял от него благословения, обвинив в связях с Сигизмундом и желании передать город врагу. Тут же Иван велел Пимену идти и служить литургию, тот повиновался, а когда сели обедать, Иван страшно закричал, и по этому знаку ворвались кромешники.

«Явились воины, – говорит Карамзин, – схватили Архиепископа, чиновников, слуг его; ограбили палаты, келии, а Дворецкий, Лев Салтыков, и Духовник Государев Евстафий церковь Софийскую: взяли ризную казну, сосуды, иконы, колокола; обнажили и другие храмы в монастырях богатых, после чего немедленно открылся суд на Городище…

Судили Иоанн и сын его таким образом: ежедневно представляли им от пятисот до тысячи и более Новогородцев; били их, мучили, жгли каким-то составом огненным, привязывали головою или ногами к саням, влекли на берег Волхова, где сия река не мерзнет зимою, и бросали с моста в воду, целыми семействами, жен с мужьями, матерей с грудными младенцами. Ратники Московские ездили на лодках по Волхову с кольями, баграми и секирами: кто из вверженных в реку всплывал, того кололи, рассекали на части.

Сии убийства продолжались пять недель и заключились грабежом общим: Иоанн с дружиною объехал все обители вокруг города; взял казны церковные и монастырские; велел опустошить дворы и келии, истребить хлеб, лошадей, скот; предал также и весь Новгород грабежу, лавки, домы, церкви; сам ездил из улицы в улицу; смотрел, как хищные воины ломились в палаты и кладовые, отбивали ворота, влезали в окна, делили между собою шелковые ткани, меха; жгли пеньку, кожи; бросали в реку воск и сало. Толпы злодеев были посланы и в пятины Новогородские губить достояние и жизнь людей без разбора, без ответа. Сие, как говорит Летописец, неисповедимое колебание, падение, разрушение Великого Новагорода продолжалось около шести недель».