Дмитрий Быков - На пустом месте

• Название: На пустом месте
• Автор: Дмитрий Быков
• Жанр: Публицистика

---

Я не возьмусь реконструировать психический склад и ход мыслей Бодрова – он был человек закрытый,- но, думается, свою миссию он воспринимал так: коль скоро ему, успешному, состоявшемуся, в некоторых отношениях даже глянцевому персонажу, сыну известного режиссера (тоже снявшего сильный фильм о беспризорниках «СЭР»), удалось стать кумиром этих бесправных, забитых, отверженных,- его человеческий и творческий долг состоит в том, чтобы выступить связным между их миром и нашим благополучным существованием. Его долг – рассказывать о жизни отбросов и парий, возводить мост между их подпольным и нашим сытым существованием, внедрять среди элиты моду на добро; коль скоро ему – странной игрою случая – выпало цементировать общество так же, как Путин сцементировал его на пустом месте в двухтысячном году, надо, по крайней мере, внедрять общие ценности. Добротам, благотворительность. Фирменную бодровскую улыбку. И тогда все постепенно станет хорошо.

Что самое ужасное – такой ход мысли абсолютно логичен. И чем искать какие-то – вполне абстрактные – идеологические или теоретические скрепы для страны, человеку состоявшемуся и авторитетному лучше и проще собственным примером склонять зрителя к добру. Что тут удивительного? Впрочем, можно было догадаться о том, что такое добро по результату паллиативно, а по сути, чрезвычайно опасно, поскольку повышает самоуважение сытого класса без должных на то оснований; ни одной проблемы оно не решает, общества не цементирует, количества беспризорных не убавляет. Я проследил за несколькими судьбами этих беспризорных – кстати, «Новая газета» подробно освещала историю мальчика, сыгравшего главную роль в «СЭРе» Бодрова-старшего, и коллективные усилия кинематографистов и журналистов не спасли-таки этого героя от возвращения в придонный слой.

Никто из героев, о помощи которым так умилительно рассказывал «Взгляд», после вмешательства программы в их судьбу не зажил нормальной жизнью: разовыми вмешательствами такие вещи не решаются. Романтизация беспризорного быта, к сожалению, тоже ни к чему хорошему не ведет: беспризорники – вовсе не те маленькие хитрые ангелы, о которых с той же слюнявой фальшью писала все та же либеральная (да и не только либеральная) пресса. Самоуважение благотворителей поднимается, но воз с места не трогается: нужна общегосударственная программа, сколь бы скучно это ни звучало. Нужен, пардон, другой климат в обществе. Ценности нужны – идейные, а не поведенческие. Добро добром, а надо еще и четко понимать, каковы причины нашего всеобщего одичания; вот почему лозунг «Данила – наш брат, Путин – наш президент» так фальшив и в отдаленной перспективе опасен. На поверхности все гладко, внутри копится гной, самоуважение растет, проблемы не решаются – таков интеллектуальный и эмоциональный пейзаж 2003 года, когда погиб Бодров; сейчас все это уже полезло на поверхность. Изначальный посыл фильма «Связной» – попытка рассказать жизнеутверждающую сказку о «Людях бездны» – был настолько фальшив, что картину не спасла бы никакая художественность.

Назовем вещи своими именами: последний сценарий Сергея Бодрова – плохой. Правда, плохой сценарий талантливого человека в любом случае интересней, чем профессиональный и гладкий сценарий бездарного; Бодров и тут пытался идти дальше, прорываться за флажки – ему надоел реализм, захотелось жанровой новизны, он щедро вводит в «Связного» фантастику и гротеск, но вместо цельной истории получается на редкость фальшивая, разваливающаяся, в конечном счете бессмысленная. Роковая девушка Катя, влюбленная в милиционера, который ее задержал, и наделенная волшебной способностью открывать замки; романтический милиционер на титановых протезах, а по сути, на глиняных ногах; безумно влюбленный в Катю театральный режиссер, заодно по заказу бандитов инсценирующий расправы; таинственный мальчик-беспризорник, уличный ангел, наделенный способностью связывать людей; заговоренная квартира, в которой прячутся монстры…

Несмотря на то, что большинство сюжетных загадок кое-как разрешается и все нити худо-бедно связываются, вся эта история оставляет впечатление непреодолимой натужливости, необязательности, искусственности; мир городского дна в ней клиширован, картинен, а милиционер-мусорщик, по мусору распознающий все, что происходит в окрестных домах…- все это, как хотите, похоже на бред больного, разорванного сознания. Я по себе знаю, как трудно вырваться из круга этих тем – если много пишешь о мусоре, он тебя преследует; стоит раз вырваться из своего круга и прикоснуться к чужому, как этот чужой мгновенно засосет. Начнешь копаться – уже не выберешься. На моих глазах так засосало многих. Человек слаб и не может в одиночку справиться с тем, чем должно заниматься все общество. Думаю, что Сергея Бодрова в конечном счете погубил не Кавказ, а именно трагическая роль связного, обреченного разрываться между миром нормы и придонным слоем, который, кстати, становится все толще. Хотя на самом деле я не сторонник мистики в таких вещах: погубил его ледник в Кармадонском ущелье. А вот картину, которая так и не была снята, с самого начала губило именно это несоответствие: о людях бездны нельзя рассказывать сказки. Получается вопиющее смешение жанров, оскорбительное и для сказок, и для бездны. Сверх того, все это подозрительно напоминает «Дюбу-дюбу» других безвременно погибших героев – Луцика и Саморядова.

При этом благородство намерений Сергея Бодрова не вызывает у меня ни малейших сомнений. Он был человеком с больной совестью, осознававшим свою беспрецедентную удачливость как вину. Шутка ли – у него с лету получалось все, за что он едва брался: искусствоведение, актерство, режиссура – пожалуйста! В двадцать семь лет – культовый герой, символ поколения, любимец страны, красавец, счастливо женат; что делать? Как жить такому человеку в чудовищно неблагополучном мире, неблагополучном прежде всего социально, невыносимом для стариков, детей – для самых уязвимых и беспомощных?

Естественный выбор – попытаться стать связным между дном и элитой; Бодров ничуть не переоценивал себя, полагая, что в тогдашних условиях это было по плечу ему одному. Никто другой – включая Путина – не был для этого общества настолько своим: ведь Бодрова с полным правом воспринимали как своего и коллеги по «Взгляду», и собратья по киноцеху, и многочисленные железные девочки, про которых он снял «Сестер», и их малолетние сестры, и даже их бандитствующие отцы. Он не учел только, что между Багровым и Бодровым есть некая разница, что Багрова любят как раз за пустоту, делающую его универсальным, и что попытка наполнить эту пустоту добротой провальна по определению. Багров – варвар, и в этом его победа. Багров, занятый благотворительностью,- уже невыносимая ложь, оправдание этого варвара и в конечном счете эстетический провал. Вот почему умильная картина об уличных ангелах, талантливо задуманная и пылко ожидаемая, не могла состояться по определению; вот почему в ней столько штампов и натяжек. Но, признавая этот сценарий художественным поражением, мы не можем не признать авторский побудительный мотив благородным и прекрасным – просто Сергей Бодров, кажется, не совсем понимал, что значит быть связным.

Быть связным здесь может либо совершенно пустой, либо мертвый. Потому что все, обладающее хоть каким-то внутренним содержанием, немедленно раскалывает страну, начисто лишенную общих ценностей. Вот почему так стремительно дробятся до атомарного уровня любые наши партии и ссорятся все единомышленники. Герой должен либо молчать, как Данила, либо погибнуть, как Цой.

Александр Житинский в свое время не побоялся сказать, что его сценарий «Agnus Dei», написанный для Арановича и при его непосредственном участии, был плох эстетически и фальшив этически – а потому и ставить его не следовало; потребовалось вмешательство смерти, чтобы работа над картиной, уже наполовину готовой, прервалась навеки. История о том, как партия и правительство нарочно отправляют на смерть героиню-партизанку, чтобы усилить энтузиазм масс,- была вполне в чернушно-перестроечно-альтернативно-историческом духе, но есть мифы, которые лучше не трогать. У Житинского – человека чуткого и деликатного – все-таки хватило мужества признать, что смерть спасла Арановича от серьезного нравственного и кинематографического провала.

Я не возьму на себя смелость утверждать, что «Связной» сильно повредил бы репутации Сергея Бодрова,- в конце концов, Бодров, пусть и с поврежденной репутацией, был гораздо нужнее стране, чем очередной посмертный миф, и он мог бы сделать еще чрезвычайно много. Я думаю лишь, что Сергей Бодров взвалил на себя непосильную и, главное, ложную задачу. И погиб на пороге осознания этого факта. Результаты этого осознания могли быть чрезвычайно ценны как для искусства, так и для общества. Это был бы первый в постсоветской истории пример добровольного разрушения собственного имиджа, очередная попытка выскочить за черту; Бодров обречен был распрощаться с Багровым и заодно похерить любые «взглядовские» попытки паллиативными мерами справляться с социальной катастрофой; возможно, именно пример Бодрова – человека действительно умного – заставил бы страну всерьез задуматься, отказаться от повторения бессмысленных лозунгов и начать искать реальную почву для объединения, чтобы отпала необходимость в связных… но все это остается в сослагательном наклонении. Неудача «Связного» – и связного как амплуа – могла в этом смысле оказаться решающей и благотворной. Но случилась трагедия в Кармадонском ущелье, шок от которой оказался так силен, что осмысление судьбы и творчества Сергея Бодрова отодвинулось на неопределенное время.