Дмитрий Быков - Хроники ближайшей войны

• Название: Хроники ближайшей войны
• Автор: Дмитрий Быков
• Жанр: Публицистика

---

Русская история, следовательно, с момента существования России как единого государства прошла четыре описанных цикла:

– реформы Ивана Грозного – репрессивный период 1565 с 1584 – оттепель Годунова, приведшая к смуте,- застой Михаила и Алексея Романовых с переходом в маразм.

– реформы Петра – постреформаторские заморозки бироновщины – оттепель Екатерины, окончившаяся восстанием Пугачева, арестом Новикова и ссылкой Радищева,- маразм Павла.

– реформы Александра I – начало заморозков 1816 – репрессивное тридцатилетие Николая I – оттепель Александра II – застой и маразм Александра III и его старшего сына.

– реформы Ленина – зажим Сталина – оттепель Хрущева – застой и маразм Брежнева – Черненко – Андропова.

Мы находимся в начале второй четверти пятого цикла: реформы Горбачева – Ельцина – зажим Путина – оттепель и маразм его преемников.

Главная примета российской истории – ее абсолютная независимость от тех людей, которые ее делают. Роль личности в любой истории значима лишь в той степени, в какой эта личность совпадает с вектором развития конкретной страны,- но в России нет и вектора, т.е. нет истории как сознательного коллективного действия. Нет и нации, поскольку нация есть понятие не этническое, но этическое. Установить себе исторический вектор путем очистки нации от «чужих» – занятие столь же кровавое, сколь и бесперспективное. Между тем именно этим озабочены наши так называемые националисты – полагающие, что чистота крови есть сама по себе моральный императив. Смотреть на них давно уже не страшно, а смешно – вроде как на таракана: такое же совершенство.

История в России движется, как погода, как смена сезонов,- без всякого участия населения и даже власти. Думаю, что и Путин не самый плохой человек,- просто слабый. В известных условиях он, вероятно, был бы не худшим демократом. При застое был бы средним гебистом и неплохим семьянином. Я допускаю, что и Сталин при определенных условиях был бы неплохим виноделом и не худшим начальником треста. Но если человек в определенный момент согласился сыграть определенную роль, эта роль им овладевает – и больше он себе не хозяин. Путин себе не хозяин с марта будущего года, если, конечно, пойдет на выборы. Ни на одних выборах мы никого не выбираем: победа Ельцина в восемьдесят девятом и даже девяносто шестом году так же предопределена, как победа «Единой России» в нынешнем. Бессмысленно обвинять Ельцина в том, что он оставил нам такого преемника: осуществлять зажим обречен был любой преемник. Ничтожная роль личности в нашей истории наглядней всего прослеживается на Горбачеве: начал он как типичный продолжатель «эпохи маразма», но время переломилось без всякого его участия, и он оказался реформатором. Да, собственно, и по Александру I все было видно: один и тот же персонаж выступает как реформатор до войны 1812 года и как не очень удачливый диктатор после нее (полномочия диктатора делегируются Аракчееву, но последний слишком глуп для полноценной диктатуры). Полагаю, что описанный цикл – «реформы-зажим-оттепель-застой» – не есть чисто русская традиция: он характерен для любого политического процесса, но в западной истории, помимо этого цикла, наличествуют и другие векторы. В России их нет, и потому история наша ограничивается механическим повторением четырехтактного движения при нарастающей деградации культуры и практически полном неучастии народа в решении его судьбы.

Обо всем этом (без упоминания четырехтактного цикла, которого вообще, кажется, никто еще не выявил – рад буду ошибиться) писал сначала Чаадаев, потом Мандельштам в статье 1915 года о нем – но если уж роль личности в истории у нас так мала, что говорить о роли печатного слова?

Больше всего меня умиляют некоторые чрезвычайно одаренные люди, продолжающие верить в личность и ее выбор. Борис Стругацкий в последних «Московских новостях» утверждает, что теперь все зависит от Путина. Человек с таким интеллектом давно уже мог бы понять, что если система опять отстроилась в модель «все зависит от одного» – значит, от этого одного теперь уже точно ничего не зависит. Для человека, оказавшегося на самом верху, это серьезный шок – вот почему российские лидеры так быстро съезжали с ума, когда это до них наконец доходило. Да и сойдешь тут с ума, видя, как вся интеллигенция дружно, в голос говорит о сползании к диктатуре, констатации эти звучат на всех вечерах сатиры и даже кое-когда на телевидении, а процесс идет и будет себе идти вне зависимости от того, чего кому хочется. Ведь всем все понятно про «Единую Россию» – а голосуют с абсолютной покорностью. Чаадаев писал, что вместо истории у нас география. Дудки. Вместо истории у нас метеорология. Все знают, что зимой холодно, но поди ты ее предотврати. В стране, где не работает ни один закон, люди живут по законам природы.

2

Главная оппозиция в русской – да и в любой – истории как раз и состоит не в противостоянии левого и правого, а во вражде верха и низа. История пользуется идеологиями, а не наоборот. Идеологии – не более чем инструменты истории, осуществляющей свою планомерную работу. Движущей силой истории выступает ее дух, geist, уицраор, если хотите (давно пора понимать Даниила Андреева не как визионера, но как метаметафориста, описывающего вполне материальные процессы). История России, конечной целью и смыслом которой является сохранение государственности ценой уничтожения населения, использует для своих целей то либеральную, то государственническую идеологию – в пределах заданного четырехтактного цикла, предопределенного, как четырехтактная смена времен года (с некоторой сменой порядка: лето-зима-весна-осень). Спорить о том, что служит причиной самого этого сползания в бездну, в принципе можно долго. Автор рискнет предложить свою концепцию: когда-то Максим Леви, сын замечательного психолога и сам замечательный психолог, защитил в МГУ диплом об особенностях армейской психологии. Особенности эти, по его концепции, сводились к тому, что армия есть отдельная и глубоко перверсивная жизнь, доминантой которой является стремление к смерти, т.е. к дембелю. В этой жизни солдат проходит все стадии, которые обязательны и в развитии человеческой особи: бестолковое и бесправное детство, неопытную, но смелую юность, полнокровную зрелость и брезгливую старость. Любопытно, что «старики», не случайно называемые именно так, демонстрируют весь набор реакций, свойственных обычно старости,- сетования на то, что «мы в ваши годы пахали по-настоящему», постоянная раздражительность, болезни, пристрастие к своим личным вещам, мелочную бережливость на грани скопидомства, патологическое внимание к порядку и пр. Аналогичная психологическая инверсия наблюдается в любых коллективах, где люди собраны не по своей воле, в обстановке постоянного психологического напряжения и в скотских условиях – например, в лагерном бараке; правда, армейская ситуация имеет больше сходств с российской, поскольку военнослужащим постоянно твердят о том, что они выполняют ПОЧЕТНУЮ обязанность и должны ГОРДИТЬСЯ.

Жизнь, доминантой которой – в противовес обычному существованию – является стремление к смерти, выворачивает наизнанку все нормы и переворачивает традиционную шкалу ценностей. Солдат работает плохо, без охоты, из-под палки, за сутки едва-едва выполняя то, что на гражданке (для себя) сделал бы за час. Солдат постоянно раздражен и нацелен на разрушение, на желание мучить себе подобных, на презрение ко всему, что он же на гражданке склонен уважать (любовь, хорошее воспитание, деликатное отношение к женщине и пр.). Солдат ненавидит командира (в мое время принято было называть офицеров «немцами»). Единственное, что не инвертируется,- тоска по дому, но дом выступает метафорой загробной жизни, которая и в России остается для многих главной надеждой.

Удручающее сходство симптоматики наводит на мысль о том, что главной чертой российского государства является самоцельное мучительство своего народа, а главной чертой народа – ненависть к своему государству. Народ и страна до такой степени отчуждены друг от друга, что наиболее естественным их состоянием давно стали война на взаимное истребление. Хорошо защищать свою страну способен только тот солдат, который чувствует ее своей. Поскольку ни при одном социальном строе в России гнет не ослабевает – при Ельцине большинство точно так же депрессивно и несвободно, как при Сталине (с той существенной разницей, что посадки имеют несравненно меньший размах, но людей продолжают сажать за краденую булку),- остается признать, что и свобода, и несвобода, и беспредел, и империя являются в России лишь инструментами окончательного вымора населения ради сохранения государства. (Нельзя не увидеть также тенденции к территориальному сокращению России в последние сто лет – укрепление государства отчетливо требует урезания территорий; прирастание во время имперских зажимов – Калининград, Курилы, Прибалтика – не идет ни в какое сравнение с масштабом реформаторских утрат: Польша, Финляндия, Средняя Азия, часть Кавказа; сегодня на очереди Дальний Восток.)