М. Дитерихс - Убийство царской семьи и членов дома Романовых на Урале. Часть II

• Название: Убийство царской семьи и членов дома Романовых на Урале. Часть II
• Автор: М. Дитерихс
• Жанр: История

---

«Я имею сведения, что генерал Рузский подал в отставку; он хотел перейти в наступление, но солдатские комитеты были с ним не согласны. Если это правда, то армии больше не существует. Какой ужас!.. Ведь это равносильно самоубийству; мы дадим немцам свободу действий. Они раздавят союзников, а потом очередь дойдет и до нас… Я надеюсь лишь на то, что у нас любят преувеличивать. Не может быть, чтобы в два месяца армия пала так низко».

Тем с большей радостью, искренностью и надеждой на возможность возрождения национальных сил, на возможность упрочения новой власти относился Он к таким сведениям, как первоначальные известия о благополучно начавшемся Тарнопольском наступлении. Веселый и счастливый Он приходил по вечерам к постели Наследника Цесаревича и с увлечением читал Ему последние новости с поля сражения, в которых сообщались данные о трофеях и пленных, захваченных нашими войсками при наступлении. По случаю этих успехов 21 июня во дворце был отслужен благодарственный молебен, и бывший Император не скрывал от окружающих Своей радости, что, помимо военного значения победы, «эти успехи укрепят власть Временного правительства и ему, быть может, удастся восстановить снова мощь и дух армии и довести войну до конца с честью». Он весь был проникнут одним чувством любви к Великой Родине и горячо молился, когда провозглашалось многолетие «Временному российскому правительству». У окружавших Его в заточении приближенных сложилось вполне определенное впечатление, что Он готов был перенести безропотно и с полной покорностью все самые строгие и унизительные ограничения ареста и все самые тяжелые последствия Своего отречения от власти, лишь бы новые люди и новое положение смогли и сумели спасти от окончательной гибели Его дорогую Россию и русский народ.

Государь по примеру 1905 года понимал, что значительное участие в распространении клеветнической и политически-зловредной агитации принадлежит Германии и прекрасно организованной ею агентурно-политической сети в России. Ему особенно чувствовалась рука Германии в пацифистических тенденциях, проникших в агитацию со времени Его отречения от престола и всегда пользовавшихся для политической атаки принципами самых крайних социалистических течений: «мир без аннексий и контрибуций»; «мир народов, а не правительств»; «мир во имя всеобщего братства» и т. п. лозунгами, выдвинутыми пропагандой в рядах армий на фронте. Ему ясна была и цель, которую преследовала Германия. Это был подлый, низкий способ борьбы, но для Государя он был не неожидан, так как еще до объявления войны Он хорошо отдавал себе отчет в том, что Германия не остановится ни перед какими средствами, чтобы остаться победительницей в мировой борьбе народов. Но что ужасало Его не менее и что причиняло Ему глубокую боль, так это отношение к нему лично со стороны Англии, газеты коей не преминули подхватить почти все гнусные сплетни, создававшиеся в социалистических и германофильских подпольях дореволюционного времени. Он отказывался понимать в этом отношении британское общественное мнение, которое, следовательно, не обнаруживая себя раньше, до Его отречения, по чувству условной корректности, разделяло в тайне всю эту гнусность и могло даже простым тайным сочувствием поддерживать революционные стремления социалистических элементов России против Него и против существующего государственного строя, слепо содействуя, таким образом, стремлениям Германии ослабить силы своих противников. Государственной мудрости в британском общественном мнении хватило лишь в пределах узконационального торгашеского джентльменства, и представлявшаяся выгодной политическая сделка подвигнула его на рекламирование вслепую ценностей определенно германского и подпольного изготовления. При той честности и лояльности, которые Царь лично проявлял по отношению к союзническим обязательствам и которые Он свято проводил во всех Своих манифестах, указах и приказах, Он не мог не ужасаться перед этой слепотой и ограниченностью английского общественного суждения, игравшего в руку могущественного и сильного своей государственной национальностью противника и помогавшего разрушительной, анархическо-пораженческой работе в стране и в рядах союзных армий на фронте. Государь не допускал мысли о возможности новой революционной России отказаться от союзнических обязательств, как не допускал ее раньше и для Себя, совершенно независимо от личных или общественных симпатий к государственному строю того или другого из союзников. Английская пресса не могла не знать как о тех колоссальных человеческих жертвах, по сравнению с жертвами союзников, которые были принесены русским народом именно в период самодержавного правления Императора Николая II, так и о том, что только благодаря честности и верности русского Монарха принятым на Себя обязательствам и только ценою крови русского народа, пролитой безропотно в преданности своему Самодержцу и Помазаннику, союзники были спасены от разгрома в самом начале войны. И поэтому теперь поведение английской прессы, лишенное этичности и государственной мудрости, как бы подчеркивало косвенно пренебрежение к тем кровавым жертвам, которые были принесены русским народом. И Царь страдал именно за эти жертвы, принесенные народом по Его требованию и оставшиеся как бы неоцененными теми, кого он спас своей кровью. Он высказал Свои мысли только Долгорукову, зная его преданность Себе, и зная, что Долгоруков Его поймет. Косвенно Он дал понять о Своем чувстве боли за поведение английской прессы в разговоре с Жильяром, когда указал ему на то, что французская пресса соблюдала полную корректность в отношении Его, описывая события, предшествовавшие отречению и самое отречение от престола, чего в английской прессе Он не видит.

Его беспредельная любовь к Своему русскому народу заставляла Его, таким образом, страдать за прошлое, за настоящее и за будущее России. Он страдал, как человек, не могущий подать помощи опасно и остро заболевшему близкому другу, но чувствовавший всеми фибрами Своей отмеченной и благословенной Богом души, что истинные пути к выздоровлению, истинные пути к спасению существуют на земле, существуют в глубине натуры русского человека, но находятся не в тех чуждых русскому народу формах и принципах, которые навязывали ему его руководители-бояре. Он страдал за бессилие и безволие других людей спасти положение, дать России возможность выйти победоносной и целой из этой ужасной мировой войны. Он страдал за страдание всего Богом вверенного Ему народа, ответственность за которого перед Всевышним Творцом оставалась только на Нем одном, и верил, что Промысел Божий даст Ему возможность пострадать за Россию до конца и что во Всевышней Мудрости ниспосланных Ему и Родине страданиях откроются истинные пути к новой главе и великому служению Христу будущей Великой возрожденной России.

Это величественное страдание наложило на Него отпечаток поразительной кротости и мягкости, с которыми Он обращался ко всем окружавшим и приближавшимся к Нему за последние 17 месяцев Его земной жизни. Эти ярко выразившиеся в Нем свойства, отмечаемые всеми свидетелями, вплоть до екатеринбургского охранника-зверя Летемина, дали Ему страшную силу, которою Он побеждал людскую злобу и располагал к Себе простых русских людей, которых судьба ставила вокруг Него в положение тюремной стражи. Впоследствии создававшиеся благодаря такому положению взаимоотношения между Арестованным и Его стражей причинили много беспокойства изуверским представителям советской власти и вынудили сынов Лжи принять исключительные меры при приведении в исполнение своего гнусного и зверского плана уничтожения Царской Семьи.

Напряжение последних дней, вызванное неведением о судьбе Мужа, в связи с беспокойством за состояние здоровья Детей, и особенно Сына, и волнения за переживаемые Россией события в конце концов совершенно подорвали силы Императрицы, и после возвращения в Александровский дворец Государя Она слегла и почти не сходила с постели или полулежачего кресла. Внутреннее потрясение, усиливавшееся стремлением скрыть от Детей и окружающих силу Своих душевных мучений, отразилось на болезненности сердца, и после нескольких сильных припадков работа сердца приняла характер определенного порока, не допускавшего самых незначительных повышенных движений и физических усилий. Она была в состоянии самостоятельно переходить только из комнаты больных Дочерей в комнату Наследника, и до начала апреля не сходила даже в столовую. Все Свое время Государыня проводила среди любимых Детей и была счастлива, что могла отдаться теперь всецело заботам о Муже, Семье и Детях и отдохнуть душой от тех тяжелых дней, когда была потеряна связь с Государем и когда она так тревожилась за Его участь.

Позже, когда погода стала теплее и силы Ее несколько окрепли, при помощи Мужа или Своих приближенных дам Она выходила в установленные дневные часы в парк, и в то время, когда другие члены Семьи занимались различными физическими работами или огородными посадками, Она усаживалась где-нибудь под деревом на подстилавшемся Ей коврике и, занимаясь каким-либо рукоделием, вела беседы с окружавшими Ее офицерами и солдатами охраны. Рукодельничала Государыня постоянно и работала поразительно искусно, быстро и артистически. Обреченная Своим болезненным состоянием на неподвижную жизнь, Она почти никогда не выпускала какого-либо рукоделия из рук. Пока Семья содержалась в Царском Селе, Императрица продолжала работать различные теплые вещи для больных и раненых и посылала их в местные лазареты и госпитали. Позднее, в Тобольске, Она работала различные вещи для своего домашнего обихода, и в вещах, оставшихся от Екатеринбурга и отобранных от различных охранников, оказалось большое количество собственноручных изделий Императрицы самого разнообразного характера. Видимо, Она хорошо владела и карандашом, так как в оставшихся вещицах нашлось несколько Ее незначительных карандашных набросков, из коих карикатура на Великую Княжну Ольгу Николаевну в костюме сестры милосердия являлась вполне художественной и меткой по характерным чертам сходства.