Михаил Веллер - Великий последний шанс

• Название: Великий последний шанс
• Автор: Михаил Веллер
• Жанр: Публицистика
• Год: 2005
• ISBN: 5-17-033580-6, 985-13-5155-5, 5-17-035349-9

От издателя: Новая книга Михаила Веллера в простой и эмоциональной форме дает анализ российской действительности. Скандальные выводы перерастают в неожиданно обнадеживающие прогнозы.

---

Что мы хотим иметь с Америки? — Пользу.

Можно ли вообще иметь с Америки пользу? — Еще бы нет.

Надо ли для этого делать все, что она советует? — Избави Бог!

Чью пользу преследует Америка? — Свою, чью еще.

Расходится ли польза России и Америки? — Очень во многом.

Совпадает ли польза России и Америки? — Кое в чем.

А что хочет Америка с России? — Тоже пользу, чего же.

Можем ли мы доверять друг другу? — Мы не в ЗАГСе. Проверять!

19. В сегодняшнем американоцентричном мире нет никакого смысла враждовать с Америкой — но лишь дружить и сотрудничать с максимальной выгодой для себя.

Выгода России заключается в сохранении территории, подъеме экономики, ограждении от терроризма, увеличении населения, возвращении роли на материке.

Выгода Америки — насчет России — дружить против Китая, Европы, Среднего и Ближнего Востока, иметь Россию под своим влиянием, всасывать ее средства в свою финансовую систему.

Русские деньги в американских банках — есть предательство государственных интересов. А своим банкам, банкам-ворам воровского государства, никто не доверяет.

Абсолютная прогнилость, абсолютная коррумпированность, абсолютное воровство (лето 2005) русского режима не позволяет и здесь надеяться на разумную политику национальных интересов.

Создание образа Америки как врага — должно отвлекать народ от реальных врагов, воров и предателей своей страны.

Создание и использование многоходовых, вариантных союзов с Америкой есть наилучшая внешняя политика сегодняшней России. Но при этом ни о каком выполнении советов или предписаний американских институтов российской стороной не может быть и речи.

Позор солнца

«Настанет год, России черный год, когда венец поэтов упадет.»

«Дожили, сказал попугай.»

«Гаврила ползал в пыли, прося прощения и денег.»

О, как мы гордились великими гуманистическими традициями великой русской классической литературы. Как вышли мы все из гоголевской «Шинели». Как объяснялись в любви к маленькому человеку. Как горели свободой конфорки под чайниками на ночных кухнях!

Н-ну?! Вот-т тебе выход из камеры! Вот-т тебе отданный братьями меч! Муза, лира, труба, спирт, шашку, коня! Где вы, мастера культуры, продажные криворукие твари? Кто вы теперь, кто вам цалует пальцы, кому теперь вы лижете зады?

К концу восьмидесятых всем так обрыдли советские фанфары, фальшивые насквозь и наглые без стыда, что русская литература вырыла могилу под еще шевелящегося полупокойника. Все советское было объявлено плохим, все несоветское — хорошим. Белые, буржуи, цари, капиталисты, эмигранты, антисоветчики — все были хорошие. Вот только фашисты остались все-таки плохими, но они ведь были коллеги и подельники коммунистов, просто потом передрались.

Чернуха, зеки, лагеря, репрессии, страх и безнадюга — гной был выпущен из-под спуда на страницы изданий, и это было справедливо и естественно. Слишком долго и плотно замалчивали. Восстановление равновесия и справедливости. Закрома и сусеки вскрывались.

Черт. Эмигрантская и антисоветская литература оказалась слабее и жиже советской. Черт… Нет, не секретарской официозной — та продажная белиберда канула с позором и исчезла напрочь. Но литература оставшихся — хоть «убежденцев», хоть «попутчиков», хоть «нейтралов» — была настоящее, крепче, значимее, была просто что надо в лучших образцах. Булгаков и Лавренев, Катаев и Каверин, Бабель и Иванов, Гайдар и Симонов, Ильф и Петров, в конце концов.

Чужбина не мед. Ты перестаешь быть тем, чем был в прежнем месте — здесь почва другая, и история, и язык, и народ, и магический звездоподобный кристалл внутри художника постепенно обкатывается накатом чужих прозрачных волн в голыш, гальку, песок. Восплачем! Но — банально до пошлости и верно до боли: великая литература никогда не может возникнуть на чужой почве и в раздрае с исторической судьбой твоей страны и твоего народа. Ты художник? Так рискуй, страдай и умри вместе со всеми. Жестокий приказ ремесла.

Короче. Русская литература была за свободу. И справедливость. Ненавидела маразм КПСС и тюрьму народов. Пила за вашу и нашу свободу. Пила, ела, одевалась и ездила в заграницы, но внутренне страдала страшно.

И вот — Съезд Советов, и плюрализм, партии, фракции, демократия, ГКЧП, Ельцин, танк, свобода! А-А-А-А-А-А!!! Мы победили!

Внимание. Стоп-кадр. Увеличьте изображение.

Это Беловежская пуща. Трех козявок видите? СССР больше нет, Империя распущена.

Что сказали писатели? Ни хрена не сказали. Ум нации понял не больше ее задницы. Ну… распустили? Да? Гм… Писатели не проявили гениальности. Не блеснули проницательностью. Не дошло как-то так сразу до писателей, что произошло. Ведь все, в общем, оставалось пока как вчера. Ну, озвучили административные изменения.

А кто с пеной вопил: «Патриотизм — это последнее прибежище негодяя»? Да — был русский великодержавный шовинизм, имперская оккупация и цензура. Правильно вопили! А еще дикарям писали грамоту, бездарей из «националов» лелеяли за талантливость, в институты не принимали своих, способных русских, но резервировали места для «нацкадров», хоть и тупые припрутся — а как же! расцвет наций при социализме! Забыли, как из феодальных батраков сделали худо-бедно, а цивилизованных людей? Забыли.

И писатели забыли. Что именно украинские каратели зверствовали в Белоруссии, Польше, Литве, России во время войны — неприлично было говорить. Что русские спасали Закавказье от резни турками и горцами. Что (ах, как я некорректен!) ни хрена народы не равны по вкладу в мировую цивилизацию и по жертвам своим при этом вкладе. Что патриотизм отличает гражданина от раба!

Другое дело, что в раба могут еще и вбивать патриотизм: ты должен умирать за свою тюрьму! Но делать из раба свободного человека методом выбивания из него патриотизма — подход идиотов.

Господа. Действующая русская литература в лице многих самых видных ее представителей стала мне мерзка своей глупостью, переходящей в подлость, именно тогда. Вместо того, чтобы говорить: «Ты патриот! Так твое право и долг — перестроить родину так, как достойно свободных людей!» — писатели вторили: «Ты — свободный человек! Ну так твои нужды и права выше и первее нужд родины, а патриотизм придуман для того, чтобы держать тебя в рабах!» И это не преувеличение.

К 1992-му году русская литература была готова. Прекраснодушие в сочетании с глупостью и малограмотностью имело результатом моральную преступность. Честные и благородные либералы и демократы и сами не заметили, как доскользили до зоны, где они уже стали подлецами и жесткосердыми гадами. Уже не то им было важно, что солдат отдал жизнь за родину, а то, что при этом верил Сталину.

Уже понимали и сочувствовали генералу Власову — одновременно осуждая Зою Космодемьянскую за то, что она не то пыталась сжечь и зря.

То есть. Цензура сменилась «антицензурой». Произошла смена вех и знаков при сохранении системы отношения. Белое стало черным, предосудительное — похвальным, истинное — ложным: чохом, в принципе, не разбираясь! Реакция сменилась ререакцией, «революция» — «контрреволюцией». Стрижено — брито! Лево — право!

И. И. У нас был тоталитаризм и социализм, были запрещены тупыми и непререкаемыми правителями — демократия, либерализм, права человека, свобода слова, капитализм. И жили мы плохо. А «там» люди жили гораздо лучше, свободнее, богаче, разнообразнее. И?

Слова, термины и понятия стали фетишами русской интеллигенции! Демократия, рынок, свобода! Это благо, это хорошо, это правильно.

Гайдар. Чубайс. Сгорели сбережения. Нищета. Как жить?

Русский писатель — совесть нации и мозг нации. Авангард интеллигенции. Поэт в России больше, чем поэт. Где, укажите нам, отечества отцы, которых мы должны принять за образцы? Не эти ли, невежеством богаты?!

Первый поэт СССР Евгений Евтушенко. Свалил к черту в США на заработки. Лекции читать тамошним славистам. Знаменитый коммунистический драматург Шатров. В Америку! Продолжательница традиций «красного графа» Алексея Толстого однофамильная писательница-внучка. В Америку! — десять лет с правом переписки. И никто из эмигрантов проклятого брежневизма, заметьте, не поторопился вернуться на свободную родину! В гости, в отпуск, на смотрины — пожалуйста, а так — нет. Свобода свободой, но — нище, опасно, неприятно.

Не надо осуждать. Каждый заработал право жить лучше. Но не надо и лелеять иллюзий по поводу русских писателей — самоотверженных патриотов, чахоточных бессребреников, последним усилием стремящихся в Россию, чтоб отдать сердце и деньги ее народу. Ага.

Часть русских писателей с наступлением демократической эпохи брезгливо взглянула окрест, умильно — за кордон, и с тем отмежевалась от судьбы народа под западными небесами на западных харчах. Это есть предприимчивая часть.