Шломо Вульф - Из зимы в лето

• Название: Из зимы в лето
• Автор: Шломо Вульф
• Жанр: Альтернативная история

Офицер Ильин убивает Брежнева у Боровицких ворот Кремля… И что же дальше? Как всё могло бы быть, если бы к власти пришёл Андропов намного раньше того времени, что назначила ему наша действительность?

---

Они покидают свою «хрущебу» с мебелью с бору по сосенке, со всеми совмещенными удобствами, кроме пола с потолком и водопровода с канализацией. Он окидывает взором свои вывезенные оттуда книги с золотым тиснением древних букв на коричневой коже. Они спускаются во власть свирепого ветра и блестящих ото льда тротуаров и лестниц. Руки заняты чемоданами, а к улице надо идти либо по оледенелому спуску, либо по лестнице, где от ступеней остались крошечные площадки сухого бетона. Несчастный Дани рад, что билеты у его любимой Оры-Светы в сумочке, но его мучает другая мысль: он теперь не помнит, вынул он ключи из замка, когда запирал дверь, или так и оставил торчать ворам на радость. И не проверишь, руки заняты чемоданами. К тому же, чтобы не упасть на этом сплошном наклонном катке, Света цепляется за него с одной стороны, Катя — с другой, а в мозгу умопостроения типа: будь я вором, никогда не рискнул бы зайти в квартиру, в дверях которой торчат ключи… Ну да… — спорит он с собой. — Один раз не зашел бы. А если торчат целый месяц? Точно, очистят квартиру. Отпуск еще тот будет. Все это он прокручивает в голове, естественно, на иврите со знакомыми и родными интонациями, которые он так тщательно вытравливает из себя в иммиграции. Катя, словно услышав крик души любимого отчима, тихонько лезет в карман его пальто и позванивает там ключами. Борух ха-Шем!..

Билет у них не по блату, а honorific cause: кто-то вспомнил, что Дани Коэн, ныне Дмитрий Козлов, некогда привез патент этого лайнера из Израиля. Его погибший друг, будучи еще профессором Техниона, придумал такой вариант трисека, а потом Дани подарил патент пригревшей его Стране Советов. И за это…

Чего это вы? Чушь? Неправда? Ну, раскричались, разнервничались…. Да с вами, евреями, вообще нельзя дела иметь! Вечно и сам не верит, и другим врать мешает! Думает я буду спорить, путевку ему показывать… Нет у меня той путевки с личной подписью этого, как его… забыл… Короче, совсем я тут заврался, господа! Впрочем, а чего вы, собственно, ждете от фантастики? Проехали? Тогда, терпите меня дальше, идет?.. То ли еще будет! Ну хоть поврать-то дайте хотя бы, вы, зануды…

3.

Итак, представляю мужа своей жены. Дима Козлов (тот еще Козлов и тот еще Дима, как вы понимаете. Вроде как и я тот еще Шломо в его Эреце…). Иммигрант-беженец из одной из бесчисленных горячих точек планеты. Ему сорок два года. Точка эта, так и не состоявшийся не зависимый ни от кого Эрец-Исраэль, стала вдруг нестерпимо горячей, когда арабы поняли, что евреи обезумели в ненависти друг к другу. И восстали. Данина первая семья — беременная жена и трое детей — погибла в страшном погроме 1982 года в Хайфе под ножами так называемых «израильских арабов». Растерзаны в собственной квартире, пока Дани сражался в наскоро собранном еврейском городском ополчении…

После эвакуации в СССР он был распределен из лагеря беженцев под Одессой в Дальневосточный университет во Владивостоке. Оттуда был направлен на курсы повышения квалификации и ускоренного обучения русскому в Ленинград, где и подтвердил ученую степень доктора наук в области дистанционной сенсорики и неконвенциональных излучений. Сейчас он получает надбавку к зарплате за знание иностранного языка (английского, иврит не в счет). Занимается малоперспективной темой аппаратуры направленных излучений. Его шефу, местному профессору Карабанову, удалось убедить Дальрыбу, что можно психологически воздействовать на косяки рыбы и гнать их в сети. Попытка того же Карабанова заинтересовать тематикой союзное минобороны окончилась достаточно ехидным письмом головного института, занятого психотронным оружием. Если бы ваш гений имел нечто путное за душой в этой области, — резонно писали советские консерваторы от науки, — то Палестину покинули бы не евреи, а арабы… Дани запомнил это!

Во Владивостоке наш иммигрант женился на разведенной местной. Растит общего ребенка Катьку, сабру, как назвали бы ее на его родине. Официально подарил все свои патенты советскому государству. Читает со своим странным акцентом лекции, ведет практические занятия. Любимец студентов. Получает, между прочим, столько же, сколько его советский коллега на той же должности и никакой ротации не подлежит. И вообще его без согласия месткома в стране с нормальным профсоюзом никто уволить не посмеет. Имеет право на равноценную с коллегами-старожилами государственную пенсию, на которую может прожить в старости. Беспартийный. Примерный семьянин. Характер иудейский, мягкий. В порочащих его связях не замечен, так как вооруженного сионизма в мире больше не существует…

О жене же своего мужа можно сказать еще короче: Света, по фамилии, естественно, Козлова (а было черт-те что и сбоку не то «ман», не то «гер», не то что-то еще похуже). Образование гуманитарное. Хобби и профессия — книги. Занятие — продавец Дома политической книги. Работа не пыльная — кому они нафиг нужны?.. Разве что букинисты пачками покупают — для переплетов приличной литературы. Главная привязанность, забота и боль — вот эта ее новая семья (о старой лучше не вспоминать!..) — добрый нелепый иностранец и не менее нелепая Катька — тринадцатилетнее существо, описать которое под силу только парапсихологам, а это же лженаука, товарищи, буржуазное мракобесие, одним словом. Но с таким, знаете ли гебридным еврейским характером, что… Впрочем, расчитаетесь — сами поймете! Эти гебридные девочки у себя, знаете ли, на уме. Их сколько ни перевоспитывай в православии ли или атеизме — без толку. У них иудаизм генетический, неискоренимый. Впрочем, генетика, товарищи, тоже… знаете ли. Как есть…

4.

В юности Света едва не погибла, вскрыв себе вены после отъезда какого-то москвича-командированного с медальной физиономией. Но во-время сама испугалась своей крови, каким-то акульим дымом расходящейся в прозрачной воде, и завизжала на весь пустынный вроде бы пляж, где пристроилась было сидя по пояс на песчаном дне окончить свою лишнюю после потерянной любви молодую жизнь.

Ее крик услышал какой-то пьяный, спящий в тени перевернутой лодки. Он увидел кровь, блеснувшее на песке лезвие бритвы и понял все. Не раздумывая, он вытащил из воды сомлевшую красотку, уже закатившую свои красивые глазки, разорвал свою форменную безрукавку, затянул нежную загорелую ручку поясом у подмышки, брызнул изо рта «Боржоми» на пожелтевшее под загаром такое всегда пышущее здоровьем узкое личико. Света и не слыхивала сроду о такой концентрации спиртного, какая хлынула из нутра ее спасителя вместе со спреем. Она сразу отпрянула и забилась в истерике на песке, осознав, что вернулась все-таки к ужасу потери любимого.

Ее спаситель оказался моряком дальнего плавания, дальневосточником. Разговорам о философии он предпочитал крепкую выпивку в хорошем ресторане и добротный секс с жаждущей уже жизни спасенной одесситкой в своей персональной просторной каюте старпома. Как порядочный человек он тотчас вылетел черт-те откуда в Одессу, как только узнал, что та курортная его девчонка «понесла» — к ужасу ее добропорядочной родни.

Ах, как неожиданно и эффектно появился он во всем блеске своих позументов, кокарды и кремовой формы в их переполненном отчаянием многоэтажном дворе!.. Тут же, при всех родных и соседях, облепивших балконы, он объявил о желании вступить в законный брак со Светой и пригласил всех на свадьбу. Тут же, за фасадом Оперного театра, они расписались, отпраздновали свадьбу в лучшем ресторане на Дерибассовской, устроили свадебное путешествие, по настоянию новобрачной, естественно, в Москву с пребыванием в «Метрополе». И — на рейс номер один — во Владивосток, где на склоне Орлиной сопки стоял его родной старый дом с террасами-огородом.

Света удивленно ходила среди этих обнесенных досками грядок, когда Марьяна Петровна — мощная как и ее сын свекровь, подошла, погладила по пушистой голове и тихо заплакала басом: «Эх, и куда же тебя занесло, такую тихую да беззащитную девоньку… Да еще с моим-то непутевым Колькой… Проклял тебя кто-то видно еще до рождения.» Комнатка для молодых с выкроенным уголком для детской кроватки и стала тем местом, где Катька увидела свой свет — огни Мыса Чуркина, отраженные в распростертом внизу Золотом Роге. А Свете действительно не везло — и во Владивостоке. В университете прошла только на никчемный филфак. После него попала в школу, где, как она говорила свекрови, собрался удивительный гадюшник — сплошные сволочи во главе с занудой-директором, тощим крикливым армянином с вывернутой непостижимой психикой и постоянно возмущенно поднятыми бровьями. Он страдал почками, часто отлучался с уроков, за что его ученики прозвали Вездессущим Араратом… К тому же, сам Николенька-моряк предпочитал при редких визитах в семью не просыхать. И вместе с женой по всем «кабакам», и отдельно. Кончилось все тем, что милейшая Марьяна Петровна сама посоветовала бедной Светочке пойти на танцы в Клуб моряков под самым их домом, рядом с нижней станцией фуникулера.