Александр Абрамов - Мир приключений 1971

• Название: Мир приключений 1971
• Автор: Александр Абрамов
• Издательство: “Детская литература”
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1971

СОДЕРЖАНИЕ

КАМИЛ ИКРАМОВ. Скворечник, в котором не жили скворцы. Приключенческая повесть

АРИАДНА ГРОМОВА, РАФАИЛ НУДЕЛЬМАН. Вселенная за углом. Фантастическая повесть

З.ЮРЬЕВ. Кукла в бидоне

АЛЕКСАНДР АБРАМОВ, СЕРГЕЙ АБРАМОВ. Повесть о снежном человеке

КИРИЛЛ БУЛЫЧЕВ. Марсианское зелье. Фантастическая повесть

АЛЕКСАНДР КУЛЕШОВ. Лишь бы не опоздать. Короткая повесть в десяти этюдах

РОБЕРТ ЛЬЮИС СТИВЕНСОН, ЛЛОЙД ОСБОРН. Отлив

Ю.ДАВЫДОВ. Двадцать седьмой

Ю.ГАЛЬПЕРИН. Ошибка в энциклопедии

В.ИВАНОВ-ЛЕОНОВ. Когда мертвые возвращаются. Рассказ

В.СЛУКИН, Е.КАРТАШЕВ. Привет старины. Фантастическая шутка

Д.БИЛЕНКИН. Голос в храме

Р.ЯРОВ. Случай из следственной практики

В.ФИРСОВ. Браконьеры. Кибернетическая сказка

Б.ЛЯПУНОВ. Любителям научной фантастики

---

Самые “беззаботные” люди в редакции — спортивные репортеры. Им откровенно завидуют. Я тоже. Они ходят на все футбольные матчи, сидят в специальной ложе прессы, они непременные свидетели всех интереснейших соревнований, международных встреч.

В нашей редакции их трое: Вадим Синявский, известный динамовский футболист Виктор Дубинин и молодой спортивный хроникер Шамиль Мелик-Пашаев, весьма темпераментный юноша, признанный острослов.

Самые молодые по стажу и возрасту Владислав Семенов и я тяготеем к спорту.

Мы неотступно следуем за Синявским, счастливы, когда удается посидеть с ним рядом в застекленной комментаторской кабине или в заветной ложе прессы.

Синявский здесь свой человек, со всеми на “ты”. Его похвалой во время передачи футболисты весьма дорожат, но и обижаются, если узнают после игры об упреке, который всегда кажется несправедливым.

Заходим в судейскую. Комментатору нужен протокол. В нем заявленные на игру составы команд. Синявский записывает на маленькой карточке фамилии игроков, располагая их под номерами в соответствующих линиях: нападение, полузащита…

В комментаторской кабине Вадим сверяет свои часы-хро-нометр и кладет их перед собой.

— Станции у нас, — докладывает техник.

— Говорит Москва! Микрофон редакции “Последних известий” на московском стадионе “Динамо”. Сегодня…

Неужели и я когда-нибудь произнесу отсюда эти слова?!

В моем активе уже первые спортивные репортажи с кросса, велотрека. Что-то получается. Конечно, все они делались в записи на ленту, потом монтировались и только после этого шли в эфир.

Помню, как озадачил меня впервые увиденный мотобол — футбол на мотоциклах. Я долго не мог постичь закономерностей этой игры, где в диком реве моторов, рискуя свалить друг друга, отчаянные люди передними колесами своих машин гоняли по площадке огромный кожаный мяч. Несколько раз включал и выключал магнитофон, чувствуя, что не могу передать своеобразие происходящего. С большим трудом склеил потом из разрозненных записей подобие репортажа.

Желание попробовать силы приводило меня то на ипподром, то к боксерскому рингу.

— Займись техническими видами спорта, — советует Синявский, — авиация — твое, кровное, потом велосипед, мотоцикл…

А я мечтал о самом сложном, о самом высшем — о футболе. Сидя в ложе, пытался шепотом вести репортаж; забираясь в пустую кабину, уже громко повторял тот же опыт.

Прошло какое-то время, и я робко попросил Синявского разрешить мне провести пробный репортаж о футболе в записи на пленку.

— Попытайся. Только не вздумай вести целый тайм — не выдержишь. Последние пятнадцать минут. Вполне достаточно.

В один из ближайших дней, когда транслировался лишь второй тайм, Синявский усадил меня в свою кабину и, словно угадав мою немую просьбу, вышел.

И вот я один. Передо мной точно такой же листок с фамилиями игроков, сняты с руки часы. Подав аппаратной команду: “Мотор!”, начинаю репортаж.

Я люблю и, кажется, понимаю футбол, знаю игроков, специально штудировал правила, но включенный микрофон сразу рождает чувство высочайшей ответственности. Пусть это только репетиция, но я подсознательно боюсь оговориться и, конечно, без конца оговариваюсь, боюсь перепутать фамилии футболистов и путаю, а при самом явном нарушении мне страшно предположить, штрафной назначит судья или свободный?

И пиджак я снял, и ворот рубашки расстегнул, и, как Синявский, приготовил боржом, только ничего не помогает. Пот градом, язык сухой, вот-вот прилипнет к гортани.

— Стоп! — командую аппаратной, где ведется запись. И уже умоляюще прошу невидимого оператора: — Сотрите репортаж.

Пусть никто не знает о моем позоре.

— Ну как? — спрашивает Синявский.

Мне сдается, что он лукавит: ведь зачем-то заходил он к техникам и брал наушники. Однако признаюсь:

— Не получается.

— Это от волнения, — успокаивает Вадим, — другой раз получится.

Предстоящий репортаж репетировал дома, стараясь поизящнее включить в предполагаемые события сделанные мною выписки.

Заполучив редакционный служебный пропуск “Проход всюду”, гордо предъявляю его стражу у входа в раздевалку. Само собой разумеется, что приехал задолго до начала матча. Толкаюсь в раздевалке, к футболистам подходить робею — они же меня не знают. Бочком протискиваюсь в судейскую — посмотреть протокол.

— А кто сегодня ведет репортаж, Синявский пли Дубинин? — спрашивает один из судей, полагая, что я прислан кем-нибудь из них.

Чувствую, как заливаюсь краской, с трудом выдавливаю:

— Я…

— Вы?! — искренне изумляется судья, протягивая протокол.

Я готов провалиться сквозь землю, но испиваю чашу унижения до дна, ощущая на себе недоуменные взгляды, пока переписываю составы команд.

Уже не так гордо, как представлялось в мечтах, поднимаюсь к нашей кабине.

И вот репортаж начат. Бодро произнесены первые фразы, названы составы команд и счет, а потом… К горлу подкатил какой-то огромный ком, и, онемев от изумления и страха, я просто не мог вымолвить ни слова.

Пауза, как выяснилось после, оказалась не такой уж долгой, но мне чудилось — минула целая вечность, прежде чем я смог продолжать:

— Справа от нас ворота “Спартака”, слева — “Локомотива”…

На мое счастье, в этот момент мяч ушел в аут, и, взглянув на часы, я сообщил, что до конца встречи остается двенадцать минут.

Игра была не очень интересной, ничего уже не решавшей, но я начал усердно “гоняться” за мячом, хотя внутренне чувствовал несоответствие своей горячности происходившему на поле. Первая же оговорка сразу сковала, и, сам того не замечая, я чаще, чем нужно, сообщал, сколько осталось до конца игры, будто вел не спортивный репортаж, а представлял в эфире службу времени.

От волнения, а еще больше неумения ни одна из блестящих цитат, заготовленных заранее, так и не была обнародована. То нагнетая голосом несуществующее напряжение, то что-то промямлив в острый момент игры у ворот, я кое-как довел передачу до финального свистка.

Воспрянув духом, я сообщил, что передача была организована редакцией “Последних известий”, вел передачу…

Существует правило: все эфирные репортажи для контроля записываются на пленку.

На следующий день при участии Синявского и Дубинина состоялось прослушивание моего вчерашнего труда.

— С часами вы, старик, работаете хорошо, — “утешил” главный. — Сразу видно, что больше всего комментатор ждет конца матча. Это вряд ли понравится болельщикам. Потом, кроме фамилий игроков, владеющих мячом, им хотелось бы видеть, понимаете, видеть ход игры…

Я все понимал, тем более теперь, услышав себя как бы со стороны.

Меня не ругали, даже, отмечая ошибки, умудрялись находить какие-то проблески, давали советы на будущее. Все замечания были справедливыми, но что-то в тоне главных футбольных специалистов все же задело…

Очень трудно отказываться от мечты, да еще когда она почти осуществилась. И хотя меня вставили в расписание, больше футбола я не комментировал. Но не один же футбол на свете! Велосипед по-прежнему оставался моей “монополией”.

Вскоре “рана” зарубцевалась, и мы вдвоем с Синявским сделали весьма неплохой репортаж с первенства страны по шахматам. Сочетание опыта Вадима, его давней привязанности к шахматам с искренним интересом к происходящему молодого репортера удачно сплавились воедино. Мое чисто зрительское описание атмосферы чемпионата обогащалось точными и тонко подмеченными Синявским деталями, его короткой и остроумной беседой с Ботвинником. Главное же, что вообще делает интересной работу вдвоем, — умение партнеров понимать друг друга с полуслова, в любой момент подхватить и развивать удачно найденный товарищем поворот репортажа, должным образом отреагировать на неожиданно поданную коллегой реплику.

У нас получалось.

А раз так, мы решили продолжить опыт работы вдвоем и поехали на репортаж о юбилейном двухтысячном парашютном прыжке.

— Сначала, — предлагает Синявский — мы вместе рассказываем об обстановке, о самом Георгии Жданове, вместе и побеседуем с ним перед прыжком. Потом один из нас полетит, сделает репортаж в самолете до прыжка, а ты подхватишь с земли…

— Наверное, мне лучше в самолете?

— Нет, ты летчик, а я расскажу об этом как земной человек, такой же, как слушатели. Им интереснее, согласен?

— Любопытно. А потом так: пока я рассказываю, как распустился парашют, как все мы тут волнуемся, как приземлится Жданов, ваш самолет уже сядет, и мы вместе зададим Жданову те же вопросы, что и перед прыжком. Ответы-то разными будут, даже настроение почувствуется.

— Дело. Договорились.

И вот мы едем на один из подмосковных аэродромов. На обочине шоссе — снеговые валы, день морозный, а в машине тепло, уютно. Я думаю о Жданове. Двухтысячный прыжок. Делю на триста шестьдесят… Это же шесть лет подряд, день за днем надо покидать борт самолета!