Ирина Галинская - Наследие Михаила Булгакова в современных толкованиях

• Название: Наследие Михаила Булгакова в современных толкованиях
• Автор: Ирина Галинская
• Издательство: ИНИОН
• Жанр: Культурология
• Год: 2003

Сборник содержит статьи и обзоры И.Л. Галинской, в которых рассматриваются насущные проблемы современного изучения творческого наследия М.А. Булгакова.

The issue contains some articles and summaries by I.L. Galinskaya. They consider actual problems of modern studies of M.A. Bulgakov’s creative endeavour.

---

«Все отношения воландовской компании и москвичей в романе осуществляются через разного рода проверку документов и письменно оформленные соглашения», отмечает Б. Брикер (2, с. 9). Функции документов, которые заключаются между гражданами и нечистой силой, восходят к архетипической функции пакта, согласно которому душа закладывается дьяволу. Этот архетипический мотив проецируется на темы 20-х годов, а именно на тему мандата, обладающего особой силой. Фраза «нет документа — нет человека» является не только афоризмом, а используется на протяжении всего сюжета романа (зачастую в пародийно-сниженном плане). Здесь Б. Брикер проводит параллель с рассказом Ю. Тынянова «Подпоручик Киже», в котором обыгрывается фраза «есть документ — есть человек». Основной документ в романе Булгакова, определяющий соглашение между Воландом и Мастером, — «роман в романе» о Понтии Пилате и Иешуа.

Различные похищения одежды с тела человека — также распространенный способ наказания в «Мастере и Маргарите». «Одежда, так же, как и документ, привязывает москвичей к их эпохе и является удостоверением личности: лишение одежды лишает москвичей их социального статуса», замечает Б. Брикер (2, с. 12). Мотив похищения одежды как способ наказания приобретает особое значение в романе благодаря свойству одежды принимать черты или образ человека. Сюжетная трансформация — оживление одежды — это распространенный мотив фантастической литературы и фольклора. У Булгакова оживление костюма является видом вселения беса в человека.

Пропажа вещей, как способ наказания, напоминает исчезновение, пропажу человека. Булгаков ставит их в один ряд в таком примере, — пишет Б. Брикер: «Выяснилось, что похищено не только второе, но и первый, т. е. сам бородач». Речь идет, как помнят читатели романа «Мастер и Маргарита», о бородаче, который на берегу реки украл одежду Ивана Бездомного.

Мотив исчезновения вещи и казнь через отсечение головы обладают также в романе синонимическими признаками. Б. Брикер считает, что сцена наказания Варенухи, с которого слетела кепка и бесследно исчезла в отверстии сиденья, «включает в себя как мизансценическое подобие декапитации Бенгальского, так и момент бесследного исчезновения головы Берлиоза, только роль головы в этом случае играет головной убор» (2, с. 15).

Б. Брикер приходит к выводу, что все три категории — квартира, документы, одежда — могут выступать в сюжете наказания как подмена человека. Лишение квартиры равнозначно переводу человека в другое измерение, а лишение удостоверения личности означает исчезновение самой личности.

В романе «Мастер и Маргарита», по мысли Б. Брикера, форма наказаний, которым Воланд подвергает других персонажей, уже намечается стилистическими возможностями, содержащимися в языке, оживлением подходящего рода языковых фигур. Фантастический процесс превращения языкового оборота Воландом и другими чертями в сюжет наказания Б. Брикер называет «кровавыми каламбурами». «Кровавые каламбуры — это сюжетные схемы наказаний в романе, и в них отражен главный композиционный принцип романа — соединение в сюжете различных временных и пространственных уровней» (2, с. 18). Так, когда Прохор Петрович в сердцах вскричал: «Вывести его вон, черти б меня взяли», Коровьев исполняет этот возглас буквально: «Черти чтоб тебя взяли? А что же, это можно».

Эпизод наказания Степы Лиходеева также построен по принципу «кровавого каламбура». Азаззело говорит: «Разрешите, мессир, его выкинуть ко всем чертям из Москвы». В контексте времени 30-х годов ХХ в. эта фраза синонимична выражению «отправить в удаленные места» (2, с. 20). «Кровавым каламбуром» Б. Брикер считает и эпизод с «оторванием» головы у конферансье в театре Варьете.

Схема этого «кровавого каламбура» возвращает нас к архетипической древней казни — «к отрублению» голов в сказках. В тексте романа «Мастер и Маргарита» пророчество Воланда Берлиозу («Вам отрежут голову») организует вокруг себя «сюжетное поле, в которое попадают мифы о казни, нашедшие отражение в многоплановом сюжете романа» (2, с. 26). «Кровавые каламбуры» включаются в общую для всего романа тему смерти и бессмертия и являются важным аргументом в споре между Воландом и московскими писателями о том, кто может управлять смертью, жизнью и временем. Б. Брикер приходит к выводу, что «самая главная функция Воланда в романе — показать, кто управляет словом, и тем самым заставить слово, которое древнее государственного устройства и политического управления, повиноваться, т. е. реализоваться в действие» (2, с. 29–30).

Вячеслав Вс. Иванов в статье «Черт у Набокова и Булгакова» (10), опубликованной в одиннадцатой книжке журнала «Звезда» за 1996 г., которая была полностью посвящена творчеству В.В. Набокова, напоминает читателям тот эпизод из романа Булгакова «Мастер и Маргарита», в котором Воланд демонстрирует свою нечистую силу, предрекая гибель председателя Массолита Берлиоза под колесами трамвая. Аналогичный эпизод за несколько лет до того, как Булгаков задумал свой роман, появился в рассказе Владимира Набокова «Сказка» (11), подписанном псевдонимом В. Сирин. Герой рассказа Эрвин встречает в кафе пожилую даму. которая говорит ему. что ее зовут госпожа Отт и что она — черт. Госпожа Отт демонстрирует Эрвину свое могущество, повелевая идущему мимо трамваю наскочить на господина в черепаховых очках, переходящего улицу. Предсказание сбывается, и черт в обличье госпожи Отт объясняет: «Я сказала: наскочить, могла сказать: раздавить» (11, с. 217). Второй вариант, набоковским чертом только намеченный, в повествовании Булгакова осуществлен, приходит к выводу Вяч. Вс. Иванов.

Автор статьи «Черт у Набокова и Булгакова» считает. что случайность совпадений этих двух историй кажется исключенной. Одинакова ситуация встречи героев с чертом, одинаков способ, которым черт проявляет свое могущество. Совпадает и роль трамвая. Существуют две возможности знакомства М.А. Булгакова с рассказом В.В. Набокова «Сказка». Впервые рассказ был напечатан в берлинской эмигрантской газете «Руль» 27 и 29 июня 1926 г. В то время, пишет Вяч. Вс. Иванов, Булгаков много общался с эмигрантами — «сменовеховцами», вернувшимися, как и его вторая жена Л.Е. Белозерская-Булгакова, из Парижа или из Берлина в Советскую Россию. «Не исключено. что номера „Руля“ с набоковским рассказом через одного из знакомых могли попасть к Булгакову» (10, с. 147).

Вторая возможность относится к 1930 г., когда сборник рассказов и стихов Сирина-Набокова «Возвращение Чорба» мог быть прислан Булгакову его братом, который на гонорар за роман «Белая гвардия», изданный за границей, покупал и пересылал Булгакову новые русские эмигрантские книги.

Характер фабулы рассказа В. Набокова «Сказка» и всего повествования — игровой, полусерьезный. Последняя встреча героя с чертом в виде госпожи Отт происходит «на улице Гофмана». И это название, и само заглавие рассказа «Сказка», считает Вяч. Вс. Иванов, указывают «на родословную, ведущую к немецким романтикам» (10, с. 147).

Творчество Э.Т.А. Гофмана сыграло важную роль в подготовке того литературного движения. в котором участвовал М.А. Булгаков вместе с «Серапионовыми братьями» и А.П. Платоновым и которое можно назвать термином «фантастический реализм», пишет Вяч. Вс. Иванов. «И в генеалогическом древе этого дивного порождения отечественной словесности видное место будет отведено Гофману. А на той ветке, которая от автора „Элексира сатаны“ протянется к создателю „Мастера и Маргариты“, между ними мы должны поместить Набокова» (10, с. 148).[87]

Хотя дьявола можно считать архетипической идеей, продолжает Вяч. Вс. Иванов, которая всплывает со дна подсознания писателя, чаще всего ему помогает «всплыть» прочитанное этим писателем сочинение другого автора. И если мы знаем, как в литературе был распространен образ черта, то вправе ли мы «каждое отдельное явление черта в литературе выводить из непосредственно ему предшествовавших», спрашивает Вяч. Вс. Иванов и отвечает, что теория вероятности склоняет нас к признанию заимствования булгаковского сюжета с трамваем на Патриарших прудах в Москве из «Сказки» Набокова. Однако, «если уж живописать нечистую силу, то, наверное, лучше в духе Набокова, показывая ее забавы, но не упиваясь и не восторгаясь ими» (10, с. 149). Хотелось бы надеяться, что, прощаясь с ХХ-м веком, мы расстанемся навсегда с этими персонажами и их возможными жизненными прототипами, заключает Вяч. Вс. Иванов.

О творчестве А. Платонова и М. Булгакова в соотнесении с социально-политическими процессами России 20-30-х годов ХХ века. когда писатели, преодолевая утопические иллюзии, становились в оппозицию тоталитарной общественной системе, идет речь в книге О.Н. Николенко «От утопии к антиутопии» (12). Авторы русских утопий, считает О.Н. Николенко, как и их предшественники В. Одоевский, Г. Данилевский, Н. Чернышевский и др., «устанавливают прямую зависимость между перспективами развития общества и состоянием личности»(12, с. 180.). Утопиями автор книги также считает повесть В.Я. Брюсова «Республика Южного Креста» и роман А. Богданова «Красная звезда». Что касается антиутопии, то к таковой О.Н. Николенко однозначно относит роман Е. Замятина «Мы». А. Платонов же и М. Булгаков, считает О.Н. Николенко, только шли от утопии к антиутопии.