Анатолий Бритиков - Отечественная научно-фантастическая литература (1917-1991 годы). Книга вторая. Некоторые проблемы истории и теории жанра

• Название: Отечественная научно-фантастическая литература (1917-1991 годы). Книга вторая. Некоторые проблемы истории и теории жанра
• Автор: Анатолий Бритиков
• Издательство: Творческий центр «Борей-Арт»
• Жанр: Критика
• Год: 2005
• ISBN: 5-7187-0628-Х

Анатолий Фёдорович Бритиков — советский литературовед, критик, один из ведущих специалистов в области русской и советской научной фантастики.

В фундаментальном труде «Отечественная научно-фантастическая литература (1917-1991 годы)» исследуется советская научно-фантастическая проза, монография не имеет равных по широте и глубине охвата предметной области. Труд был издан мизерным тиражом в 100 экземпляров и практически недоступен массовому читателю.

В данном файле публикуется вторая книга: «Некоторые проблемы истории и теории жанра».

---

Особенность современной ситуации та, что на исходе двадцатого века в литературе одновременно сосуществует и тесно взаимодействует фантастика различного типа, неодинаковая по своим жанровым формам возникавшая в разное время на основе несходных литературных, эстетических, познавательных, общекультурных традиций. Однако пестрота эта кажущаяся. Лоскутную, на первый взгляд, картину образуют типы, виды, разновидности фантастики, по-видимому, не зря исторически сменявшие, хотя и не отменяющие друг друга, и оценка фантастики научного типа в бытовании смежных течений и направлений, фантастико-реалистических жанрообразований и т.д. тоже зависит от исторического освещения проблемы.

Дело не только в том, что иначе и не может быть понята накопившаяся в этой области огромная сумма разнообразных явлений. Вне исторического пространства и времени не может быть создана и непредвзятая теория, — объясняющая научную фантастику не в произвольно выбранной нами фазе, не в какой-то одной её литературной функции, но — через весь процесс, в котором эволюционировала литературно-эстетическая природа жанра, включая творческий метод, позволяющий изменять функциональное его значение в общей системе художественной культуры — от первоначальной популяризации естествознания и техники до современного натурфилософского (как считал, например, И.Ефремов), целостного предвосхищения прогресса.

История общества и общественной мысли, как известно, — источник не только искусства, но и принципов его изучения. Научно-фантастическая литература не составляет здесь исключения. Но к социальному содержанию исторического процесса фантастика научная обращена через техносферу, и для её анализа необходима дополнительная координата — истории научно-технического прогресса и научной мысли. Сравнительно давно было показано (в работах Т.А.Чернышёвой), что специфическая грань её художественного предмета не столько сама наука, сколько искусственно создаваемая с помощью науки «вторая природа». Тем не менее, отношение литературного развития научной фантастики к эволюции техносферы, т.е. отношение двух процессов, ещё никем не рассматривалось и сколько-нибудь последовательно не применялось как инструмент анализа.

Оба процесса во многих фазах совпадают. Однако история научно-фантастической литературы не может быть, конечно, сведена к «истории техносферы». Она начиналась в определённой литературной традиции (социально-утопический роман, приключенческий жанр, научно-популярная публицистика), а не непосредственно в сфере научно-технической мысли, и ныне тоже вливается, как было отмечено, в широкий литературный поток. И вместе с тем история научно-фантастических открытий и изобретений, повторяем, опережает исторический процесс научно-технического прогресса.

Если научная фантастика явилась детищем НТП, то и со своей стороны она выступает — с тех пор и по настоящее время — повивальной бабкой той самой научно-технической мысли, из которой черпает и свои замыслы, и в какой-то мере художественные решения. Исследования опережающего отражения эстетического объекта тоже входят в историко-литературное изучение научной фантастики, хотя выделяется и в особую тему — на неожиданном «стыке» литературоведения с историей техники и естествознания, а также с научной прогностикой. Имеются работы, прослеживающие реальную судьбу фантастических идей в истории изобретений и открытий. На страницах этой книги приведены свидетельства выдающихся учёных о вкладе писателей-фантастов в науку.

И дело не только в опережении техники. «Наша техника будущего, — писал А.Беляев в статье „Создадим советскую научную фантастику”, — является лишь частью социального будущего, — и добавлял: — социальная часть советских научно-фантастических произведений должна иметь такое же научное основание, как и часть научно-техническая»[6]. История социалистических идей, поэтому, — естественное русло изучения научно-фантастических моделей социосферы.

Задача исследователя, в частности, состоит в том, чтобы раскрыть в структуре научно-фантастического предвидения место и взаимосвязь историко-социологического начала с эстетическим.

История научно-фантастического жанра не может быть сведена к «истории техносферы» ещё и потому, что если на первоначальном этапе, в том числе и в советской литературе, научная фантастика детерминировала становление научно-технического прогресса, то ещё в дореволюционной России появление научной фантастики, более позднее, чем на Западе, тем не менее, оказалось непосредственно связано с процессами социальной революции, и эти связи — идеологические, мировоззренческие, нравственно-философские чем дальше, тем больше определяли развитие жанра в отечественной литературе.

Если в двадцатые — сороковые годы научно-фантастический жанр опирался по преимуществу на естествознание и технику, то современные писатели перерабатывают творческий опыт предшественников, поднимаясь к новым достижениям. Если сравнительно недолгое бытование отечественной научной фантастики затрудняло в прошлом историко-литературный анализ, то ныне обстоятельства другие и с точки зрения истории жанра и его роли в современном литературном процессе, и с точки зрения истории нашего общества и её значимости в мировом развитии.

Общая специфика научно-фантастической литературы: рассуждения и мнения, предварительные замечания

Мало кто совсем не любит научную фантастику. Но не так уж много тех, кто признаётся в этой «слабости» не без смущения. Еще сравнительно недавно, в 50-х годах, научно-фантастический роман, если не целиком относили к кругу юношеского чтения, то, во всяком случае адрес его не был определён, специфика оставалась неясной и ценность представлялась сомнительной.

Фантастика, несущая мечту о звёздах, сама похожа на двойную звезду. Художественное и научное воображение — два её неравных «солнца», непрерывно меняющих «светимость», — вращаются вокруг какого-то общего центра. Перепады художественно-интеллектуальной энергии, излучаемой этой системой, ещё более резки, чем в реалистической литературе. Интерес к научной фантастике то порой сходит на нет, и она перестаёт привлекать даже неизменно верное фантастике юношество, то вдруг жадно притягивает всех поголовно, самых взрослых и требовательных читателей, и идёт нарасхват. Разгадка этих отливов и приливов, как и в литературе реалистической, вовсе не всегда в затухании или расцвете самой фантастики, а скорее в циклической переоценке той области жизни, которую фантастика освещает, то есть в сущности, в отливах и приливах в самой науке, технике и индустриальной культуре.

Видимо, в этой связи научно-фантастический роман время от времени то берут в одни скобки с романом приключений и путешествий, то наоборот, требуют от него неукоснительной научности, мало считаясь с тем, что вымысел фантаста распространяется не только на сюжет и характеры, но в не меньшей мере и на научный материал. В случайных обзорах советская научная фантастика выглядела однообразной цепью ошибок и неудач.[7] В одной из статей 30-х годов В.Шкловский и А.Ивич отдавали должное Г.Уэллсу-художнику и, признавая остроумие его научно-технической выдумки, допускали, что последняя даёт материал для «занимательных ситуаций», но, мол, это совсем не одно и то же, что «ценность научных предвидений»[8]. В таковой Г.Уэллсу был предпочтён Жюль Верн.

Критики, видимо, судящие о фантастике по воспоминаниям детства, ожидают от неё прежде всего пророческого чуда. Фантаст «между делом» фабрикует и предвиденья, порой поражающие ясновидением. Кого не удивит, что Жюль Верн предсказал в «Наутилусе» современную атомную подводную лодку — по мощности, скорости и почти глубине погружения? Кого не заставит задуматься, что действие атомной бомбы из урана, взорванной в 1945 году, довольно точно было описано в одной американской повести 1940 года, а в одном советском романе 1930-го года первый атомный взрыв датирован точно 1945-м годом…

Но если фантастику ценить лишь с этой стороны, то придётся каждый раз либо неопределённо долго ждать осуществления предсказания, либо, закрыв глаза, наугад браковать предвидения. Как поступил, например, А.Ивич в 1940 году, списав «в убыток» лучшие романы Александра Беляева[9], живущие до сих пор. Начитавшись научных опровержений того, что экранирующий тяготение материал невозможен, Ивич и Шкловский списали туда и Уэллсов кейворит. А между тем, Г.Уэллс, строя вокруг своей гипотезы острый социальный памфлет, в то же время бросал в миллионные читательские массы задачу разгадки природы тяготения, которую наука в то время только-только начала ставить для посвящённых. То же касается Уэллсовской изотропности времени, антипространства и многого другого. Фантаст поднимал самого массового читателя к тем горизонтам познания мира, которые и по сей день остаются мечтой учёных. Своими «занимательными (!) ситуациями» он будил мысль.