Юрий Щербак - ЧЕРНОБЫЛЬ

• Название: ЧЕРНОБЫЛЬ
• Автор: Юрий Щербак
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

В Полесском районе мне довелось познакомиться с милыми супругами

- санитарными врачами Врублевскими: Арнольд Францевич в "мирной", "дочернобыльской" жизни - врач-эпидемиолог, его симпатичная кареглазая жена Галина Павловна - врач-бактериолог; по своей профессии они, понятное дело, никакого отношения к вопросам радиологической дозиметрии не имели. Но после аварии на АЭС, расположенной по соседству, Врублевские, не ожидая указания сверху, стали действовать так, как велела совесть.

Арнольд Францевич Врублевский:

"Когда авария случилась, в субботу, я был дома, что-то там делал. Прибегает часов в пять главный врач и говорит: "Слушай, где у нас ДП наш, где он хранится?" Я говорю: "В химлаборатории". - "А она (лаборант) умеет на нем работать?" - "Нет". - "А кто у нас умеет?" Ну я говорю: "Я". - "Тогда поехали". И вот это все закрутилось. Я умел работать, потому что у меня группа эпидразведки, и я посчитал нужным обучить и себя и людей дозиметрии, потому как кто его знает, что может быть по гражданской обороне. Ну вот мы и начали работать. И сейчас уже обучили людей методам дозиметрии, человек тридцать. У нас в районе шестьдесят два села вместе с хуторами, и все это мы объезжаем - большинство сел объезжаем практически ежедневно, а некоторые - через день. Правда, в первые дни у нас был фактически один дозиметр ДП-5 на район, даже на два района. А теперь дозиметров стало побольше, и мы планомерно работаем. Осуществляем контроль колодцев, почвы, пищи, молока, овощей. Частью колодцев в селах пришлось запретить пользоваться, остальные плотно закрыли, упрятали под полиэтиленовую пленку, следим за качеством воды. Скот в мае стоял на стойловом содержании, молоко колхозное идет на молокозавод. На базаре молоко продавать запрещено. К сожалению, некоторые люди пьют молоко, как мы ни боремся, как ни разъясняем. Люди говорят: "У меня сено есть прошлогоднее, я сеном кормлю". Многие не верят в опасность. Особенно старые люди. Отмахиваются. Больше всего людей куры беспокоят, потому что куры ходят по пыли и "набирают".

Галина Павловна Врублевская:

"Радиологической службы у нас не было, и мы по чистой случайности стали этим заниматься. Жизнь заставила. Мы когда начали проводить дозиметрический контроль, сразу же составили карту и провели анализ. И поняли, что радиация распределена не равномерно, а пятнами. У нас в ряде сел был один уровень радиации, а одно село - с очень высоким уровнем, хотя оно и не входило в 30-километровую зону. Пришлось его выселить. Если посмотреть на карте - словно мечом разрубило район. Получился такой радиоактивный коридор. Куда ветер дул, туда и пошло. Мы теперь каждое утро справляемся о направлении и силе ветра. Это у нас один из самых главных показателей. Вот когда эту закономерность открыли, насчет неравномерного распределения уровней, мы сами себе намного повысили объем работы - стали больше замеров делать. Чтобы помочь людям".

Очень важно в нравственном смысле, когда руководители показывали пример своим подчиненным. В Иванкове, в больнице (мы ночевали прямо в хирургическом отделении) пришел вечером к нам в палату главный врач Севастопольской станции "Скорой помощи" Валерий Юрьевич Балаковский: он приехал из Крыма во главе колонны краснокрестных машин. "Теперь, - сказал он, - мне никто не скажет ни слова, когда я буду сюда отправлять следующую бригаду. Иначе поступить я не могу".

Иначе поступить он не мог.

Но были и такие, что поступали иначе. Вот молодой врач из Полесского района, бросивший в самые трудные дни свою сельскую больничку и своих больных на попечение… медсестры; сам же стремительно смылся в неизвестном направлении. Вот женщина-врач из Донецка, направленная на помощь в составе одной из бригад. Уже в первый день пребывания вблизи опасной зоны она струсила и стала уговаривать своих коллег подделать (!) анализы крови; когда же те не пошли на такую низость, она сбежала, бросив дозиметр. Возмущенные товарищи изгнали ее из коллектива - и тогда она обратилась в Минздрав УССР с жалобой и с требованием направить ее - думаете, в Чернобыль? - нет! На санаторно-курортное лечение. Самолично читал ее заявление, эту смесь лжи и цинизма.

Вот молодой парень-хирург из прославленной киевской кардиологической клиники Николая Михайловича Амосова. Он отказался выехать в Зону. Можно понять гнев и недоумение Николая Михайловича Амосова - большого хирурга, большого человека, пропахавшего всю Отечественную от звонка до звонка, да еще и японской кампании хлебнувшего. В документальной повести "ХППГ-2266" Н. М. Амосов рассказал о войне, о несчастьях, о достоинстве врача, о том, как важно любому человеку, а особенно врачу "не потерять лица"

Один из "маленькой футбольной команды"

"На фотографии наша команда "All Stars" выглядит как схема количественного роста человечества со времен Мальтуса и до наших дней. Мы стоим на мостках над морем, взявшись за руки, - вся команда, от самого маленького до самого большого. Первый - Максим, второй - Бонди, третий - Юрек, четвертый - Славко, пятый - Илько, шестой - Леня, седьмой - Ленин отец, который почему-то затесался в нашу компанию, восьмой, и последний, - я (сто восемьдесят сантиметров роста, девяносто пять килограммов веса). Мы крепко держимся за руки, словно живая цепь поколений, и кажется, никакая сила не сможет разорвать и разъединить нас. Первым стоит маленький Максим, и я удивляюсь, почему на фотографии у него нет ангельских крыльев? Я сам видел эти белые с золотом крылья, они висят у него дома на стене; возможно, его отец, боясь, чтобы Максим не запутался в проводах, которых так много в городе, запрещает Максиму пользоваться этими крыльями. А может, есть еще какая-то неизвестная мне причина. Во всяком случае, у меня нет сомнений относительно ангельского происхождения Максима. Худенькое тело и тонкую шейку венчает большая высоколобая голова; волосы подстрижены под горшок. На лице сияют огромные серые глаза - сияют всегда доброжелательно ко всему, что окружает Максима".

Прошу прощения у читателей за самоцитату, но она просто необходима: это отрывок из моего рассказа "Маленькая футбольная команда", написанного в 1970 году. Рассказ был посвящен памяти молодого киевского поэта Леонида Киселева, умершего от острого лейкоза. Почти все герои этого рассказа - реальные люди, хотя и написан он в гротескно-фантастической манере. И маленькая футбольная команда была, и Юрек, и Бонди, Славко, Илько, и конечно же Максим.

Максим Драч. Сын большого поэта Украины Ивана Драча.

Я давно знаю и люблю Максима и смею уверить читателя, что нисколько не преувеличивал, когда описывал ангельскую его наружность и черты характера. Должен сказать, что таким Максим и остался, несмотря на мутации голоса и на то, что вымахал в худого и тонкого, как жердь, парня: остался очень добрым и очень светлым мальчиком, хотя какой же он сегодня мальчик?

В 1974 году Иван Драч издал книгу "Корень и крона", содержащую цикл стихов, посвященных строителям Чернобыльской атомной электростанции и города Припять. Основное звучание этих стихов было оптимистическим, и это естественно: ведь именно Иван Драч вошел - нет, не вошел, а ракетой ворвался в украинскую поэзию как вестник новых времен, новых могучих ритмов эпохи научно-технической революции. Есть у него стихи о генетике, кибернетике, о физиках-атомщиках; глубинные фольклорные, песенные начала украинской поэзии каким-то удивительным образом сочетаются в нем с обостренным восприятием того "странного мира", к которому стремительно примчалась цивилизация XX века.

В стихотворении "Полесская легенда" река Припять вела диалог с птицами и рыбами, бьющимися в тревоге от атомного соседства. Река объясняла, что Атому "замок из стали строят - и через десяток лет по всему свету возведут ему непоколебимые атомные троны". Уже в этом, достаточно романтическом восприятии строительства Чернобыльской АЭС, сквозь бодрую тональность стиха проскальзывала едва скрываемая тревога за судьбу полесской природы, поразившей поэта своей первозданной чистотой. Еще более тревожным, интуитивно провидческим оказалось другое стихотворение Драча из того же цикла: "Мария с Украины N62276: от Освенцима до Чернобыльской атомной", в котором поэт рассказывал о Марии Яремовне Сердюк, строительнице Припяти, человеке удивительной судьбы, простой украинской женщине, прошедшей через ад Освенцима и оставшейся не поколебленной в своей доброте и любви к людям.

"Маленькая женская судьба, ты фениксом над Освенцимом взлетела и вспыхнула, чтоб осветить над Припятью Атомоград" - так завершал эти стихи поэт. Какие неясные, тревожные гулы рождались в его душе в те дни, когда в краю речек, песков и сосен лишь намечались первые контуры атомной станции, нависшей над Киевским морем и Киевом? Мог ли думать Иван Драч, что сыну его, Максиму, придется выйти на борьбу с атомной бедой Чернобыля?

Максим Иванович Драч, студент шестого курса лечебного факультета Киевского медицинского института: