Элвин Тоффлер - РЕВОЛЮЦИОННОЕ БОГАТСТВО

• Название: РЕВОЛЮЦИОННОЕ БОГАТСТВО
• Автор: Элвин Тоффлер
• Издательство: ООО «Издательство ACT»
• Жанр: Публицистика
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-17-044872-2

Элвин Тоффлер — известный американский философ, автор книг «Метаморфозы власти», «Шок будущего», «Третья волна». Новая книга Элвина и Хейди Тоффлер — о том, каким будет наш мир завтра. Кто обретет богатство, как это произойдет и что это значит для всех нас. Какие новые возможности откроет нам экономика будущего в столь различных областях, как здравоохранение, энергетика, мировые коммуникации, промышленность, сельское хозяйство.

---

В те годы только 55 процентов американцев имели собственные дома. Сегодня их число достигло 70 процентов, причем сами дома стали просторнее. К 2000 году 13 процентов от продаж недвижимости приходилось на покупку второго дома. А что касается здоровья, то, несмотря на все проблемы, средняя продолжительность жизни увеличилась с 68,2 года в 1950 году до 76,9 в 2000-м.

Но если все это так, а причин сомневаться в истинности этих данных у нас нет, то почему же американцы кажутся столь недовольными? Ключ к ответу в самом слове «материальное», антонимом которого является «неосязаемое». Поскольку денежная экономика и ее не-денежный партнер переживаю сдвиг с физического, мускульного, связанного с обработкой металлов создания богатства к наукоемкому и, соответственно, неосязаемому, мы наблюдаем и другую историческую перемену: воскрешение ценностей как главную задачу деятельности.

Война ценностей

Если внимательно прислушаться к тому, о чем сегодня говорят между собой рядовые американцы, то услышишь, что они без конца жалуются на растущую диспропорцию в доходах, транспортную загруженность, дефицит времени, зависающие компьютеры и прерываемые разговоры по сотовому телефону.

Если послушать подольше, вырисуется определенный паттерн. Мы услышим постоянные жалобы на увеличивающуюся неэффективность, алчность, коррупцию, бездействие или тупость, с которыми люди сталкиваются в образовательных учреждениях, офисах, больницах, СМИ, аэропортах, полицейских участках и у кабин для голосования, то есть практически во всех своих повседневных контактах с находящимися на грани развала учреждениями.

Эмоциональный накал этих сетований усиливается, когда речь заходит о нравственных и прочих ценностях. В частных беседах и в политических дискуссиях все громче звучат возгласы о смерти семейных ценностей, моральных ценностей, традиционных ценностей, религиозных ценностей, о разрушении личной и корпоративной этики.

Однако мало кто обратил внимание на прямую связь между крахом учреждений и крушением системы вчерашних ценностей.

Ценности рождаются из множества источников, но в любом обществе учреждения отражают ценности их создателей, и те, кто обслуживает учреждения, оправдывают их существование, защищая соответствующие ценности. Если наши ключевые институции не могут долее выживать в их нынешней форме, то нежизнеспособными оказываются и ценности, которые они воплощают. Следует ожидать краха некоторых ценностей и возникновения на их месте новых.

Как бы ни определять порок или добродетель, почему следует ожидать, что современная система семьи, включающая широкое разнообразие семейных форматов, будет отражать и тот же набор ценностей, который формировала единообразная нуклеарная семейная система, когда Америка была индустриальным обществом? Или ценности большой, включающей несколько поколений семьи аграрного общества?

Разве можно уповать на сохранение корпоративных ценностей при переходе от физического по преимуществу труда к наукоемкому производству? Ричард Томкинс только отчасти шутливо пишет в «Файнэншл таймс», что «сегодня большинство крупных компаний Запада хотят, чтобы их любили… Изменился весь словарь бизнеса. От боссов, которые некогда были жесткими мачо, суровыми деспотами, теперь ожидается открытость, доступность для общения, заботливость, искренность и доброта. На место командной системе менеджмента с ее жесткими иерархиями и незыблемыми правилами пришли гибкость, сотрудничество и командная работа». Автор называет этот процесс «феминизацией» менеджмента.

Томкинс объясняет этот ценностный сдвиг падением необходимости в физическом труде и ростом важности таких неосязаемых вещей, как брэнды. Сегодня, утверждает он, все больше компаний продают не что иное, как «набор эмоций, идей и убеждений, который несет с собой их брэнд». С этим можно спорить, но в чем-то Томкинс прав. Также, впрочем, правы и те, кто видит тревожные предзнаменования в развале системы ценностей.

Крайние крайности

Возьмем, к примеру, институционализированный спорт.

Если раньше спортом люди занимались для удовольствия, потом более формальным образом объединялись в клубы и лиги, то в последние десятилетия спорт превратился в глобальную организацию, рыночную индустрию с многомиллиардным оборотом, где продаются все виды продуктов, и, в свою очередь, подчиняющуюся интересам телевизионной индустрии.

Коррупция в спорте, конечно, не новость. Боксеры, выходящие на ринг, заранее договорившись о результатах, скандал с «Блэк Соле», использование допингов олимпийскими атлетами — знакомая история. Подкуп на Олимпийских играх давно не сходит со страниц всевозможных печатных изданий. Коррупция в младших лигах, среди юнцов, которые еще даже бриться не начали, цепь арестов выдающихся спортсменов, замешанных в наркобизнесе, изнасилованиях, насилии, даже убийстве, громко осуждаемые официальными лицами, оказались признанными по крайней мере одним владельцем клуба как прекрасный источник высоких ТВ-рейтингов и финансовых прибылей… Если спорт так серьезно болен, то какие ценности может он пропагандировать?

Кажущееся странным поведение окружающих нас людей отражает яростную схватку в обществе между упадком и революционным возрождением. На протяжении всей истории стремление к крайностям служило знаком и упадка, и возрождения. Сегодня этот знак очевиден в частом применении эпитета «экстремальный». Нам предлагают «экстремальный спорт», «экстремальный софт», «экстремальные маски из тыквы», «экстремальную моду», «экстремальный ремонт» и даже «экстремального Элвиса» в Интернете, благодаря чему можно узнать о певце больше, чем вам хотелось бы.

Все это только прелюдия к «экстремальным порносайтам». В сексе разнообразие и эксперимент все чаще демонстрируются публично. Телепрограммы показывают гомосексуалистов, садомазохистов, трансвеститов и транссексуалов. В печатных изданиях рекламируются курорты для нудистов, и реклама, предлагающая «стрижку Куччи», иллюстрируется фотографией голой девицы с логотипом «Куччи» на гениталиях. Каталог «Аберкромби и Фитч», рассчитанный на тинейджеров, ловко идентифицирует свою линию одежды с групповым сексом. А «Лос-Анджелес таймс» появляется у вашего порога в пластиковом пакете с рекламой интернет-казино, где выигрыш позволяет отправиться в Лас-Вегас на самолете, в котором «можно снять одежду, но ремни безопасности должны оставаться пристегнутыми».

Все это, в свою очередь, провоцирует предсказуемую, возмущенную реакцию со стороны религиозных групп и «синих чулков», жаждущих вернуть викторианские добродетели, которые, как считают историки, на поверку оказываются не столь уж и добродетельными.

Секс — это одно, насилие — другое. Что можно сказать о популярной сетевой игре под названием «Большое ограбление: Город греха», где игроки убивают полицейских, продают кокаин и до смерти избивают проституток? Или о рэпперах, записывающих альбомы для компаний с очаровательными названиями типа «Убийство, Ltd» или «Цепочка смерти» и зарабатывающих славу песнями об убийстве полицейских или насилии над женщинами?

А что можно сказать о немце-каннибале, который нашел партнера в Интернете, готового быть съеденным заживо, чтобы разделить с ним экстремальный опыт? Приятного аппетита! (Немецкие законники оказались не готовы к этому прецеденту — закона, запрещающего каннибализм, в стране не существует.)

Не надо быть большим ученым, чтобы признать, что в массе своей экстремальное поведение направлено на оскорбление родителей, общества в целом и всех оставшихся «деревенщин». «Деревенщин», впрочем, найти становится все труднее. Эта стремительно убывающая порода успешно вытесняется растущим средним классом, получившим прививку от шока.

У французов некогда бытовало выражение «эпатировать буржуа», то есть шокировать средний класс. В наше время средний класс плюет сам на себя и громко ржет при этом.

Эти примеры являются отчасти проявлениями более широкого тестирования поведенческих границ, установленных институциями индустриальной эпохи, причем совершает это не богема. По словам журнала «Блэк Бук», «движения в культуре указывают на то, что многие люди ведут жизнь отщепенцев. Это не бунтари, не изгои, а банкиры, биржевые клерки, „белые воротнички“ и „синие воротнички“. Куда все это нас заведет?».

Все это отражает не только упадок или крушение вчерашней общественной инфраструктуры, но умирание культуры, системы ценностей и социального типа, который ею взращивался.

Сам воздух пропитан запахом разложения.

Антидекаданс

Но ощущается и легкий аромат обновления.