Вайолет Каммингс - Ноев ковчег и Свитки Мертвого моря

• Название: Ноев ковчег и Свитки Мертвого моря
• Автор: Вайолет Каммингс
• Издательство: Вече
• Жанр: Религиоведение
• Год: 2001
• ISBN: 5-7838-0873-3

Великий корабль «Ноя» все ещё существует в некой отдаленной твердыне в «горах Арарата», на восточной границе Турции… Факты и вымыслы на эту тему на страницах своей книги обсуждает Вайолет М. Каммингс.

Свитки Мертвого моря — одно из важнейших открытий XX в. Они способны полностью изменить традиционное понимание Библии, поскольку несут информацию о тридцати годах жизни Христа, о которых ранее ничего не было известно, и по-новому освещают период, непосредственно предшествовавший Его рождению.

---

Что, к примеру, прикажете делать с таким отрывком:

«И вдруг, после скорби дней тех, солнце померкнет, и луна не даст света своего, и звезды спадут с неба, и силы небесные поколеблются; тогда явится знамение Сына Человеческого на небе; и тогда восплачутся все племена земные и увидят Сына Человеческого, грядущего на облаках небесных с силою и славою великою. И пошлет Ангелов Своих с трубою громогласною, и соберут избранных его от четырех ветров, от края небес до края их» (Матфей, XXIV, 29–31).

Как согласовать изложенное с доктриной «Царства Божьего внутри тебя», а также метафорой насчет дрожжей, постепенно распространяющих брожение по миру, пока он не обратится, наконец, в обитель мира и доброй воли, любви и братства, что вроде бы было обещано Иисусом? Как мог Иисус одновременно проповедовать катаклизм и постепенный прогресс? Либеральные ученые решили, и не совсем безосновательно, что вряд ли летописцы Иисуса могли бы изобрести его «внутреннее Царство Божие» и идею постепенного реалистического движения человека к совершенству; в то же время было бы вполне естественно, если бы авторы евангелий заимствовали мессианские отрывки из известной им апокрифической литературы и адаптировали их применительно к истории Иисуса.

Швейцер заявил, что, напротив, нет никаких причин высказывать подобное предположение, кроме одного; оно лучше соответствует взглядам либеральных ученых. Иисус же жил в прошлом, в другие времена, и мог иметь совершенно иную точку зрения. Единственной разумный подход состоит в том, чтобы принять писание в том виде, как оно существует, и посмотреть, какие выводы могут проистекать из него. Твердо придерживаясь этой позиции, во всяком случае, по отношению к эсхатологическим отрывкам, Швейцер предложил собственное истолкование. Не будучи сам традиционалистом, он, тем не менее, не желал делать ни малейших уступок либерализму или чему-либо еще, жертвуя хоть самой малостью из текста Нового Завета. Результат его интерпретации оказался диаметрально противоположным либеральной точке зрения и состоял в следующем: Иисус несомненно считал себя израильским мессией.

Тем не менее Швейцер мог ошибаться, и это могло бы порадовать как либеральных ученых, так и более традиционных толкователей. Автор настоящей книги не собирается скрывать, что ему также хотелось бы, чтобы возобладала либеральная точка зрения. Однако желания и ожидания — две разные веши, а торжествовать всегда должна правда. Поэтому повторим: либеральный взгляд имеет право на существование; образ Иисуса — немессианского учителя может быть справедлив; эсхатологические элементы в евангелиях могут оказаться вставками. Но вероятность этого меньше, чем некогда представлялось. И это тоже результат (скорее, правда, косвенный, чем прямой) открытия Свитков Мертвого Моря.

Что же случилось такого, что повысило вероятность правоты Швейцера? Насколько было известно во время его работы над книгой, в эсхатологическом движении эпохи Иисуса не много было такого содержания, которое добавил Иисус.

Согласно Швейцеру:

Креститель и Иисус не родились на волне общего эсхатологического ожидания Кругом стоит тишина. Появляется Креститель и вопиет: «Покайтесь, ибо Царство Божие близко!» Вскоре приходит и Иисус, и в знании того, что он — Сын Человеческий, скрыта потенциальная возможность совершить последний оборот мирового колеса, который положит конец обычному ходу истории. Но колесо отказывается повернуться, и Иисус кидается на него. Тогда оно поворачивается и раздавливает Иисуса. Вместо того чтобы спровоцировать эсхатологические условия, он их разрушил.

Швейцер (что вполне простительно) заблуждался в том, что касалось отсутствия общего эсхатологического движения, которое могло бы явиться историческим контекстом для Иоанна Крестителя и Иисуса. Сегодня мы знаем: такое движение существовало. Более того, идея, завладевшая Иисусом (что мессией должен быть «страждущий раб Божий», которому надлежит умереть во имя становления нового мирового порядка), получила довольно широкое распространение к тому моменту, когда Иисус обратил на нее внимание. Профессора Браунли и Дюпон-Соммер показали, что с довольно большой вероятностью идея мессианства была к этому моменту развита в Кумране, а Дюпон-Соммер даже связывал ее с Учителем Справедливости.

Обратимся теперь вместе со Швейцером к первоисточнику и посмотрим, как мессианство Иисуса описывается в Новом Завете.

Иисус как Мессия Израиля

Строго говоря, нигде в синоптических евангелиях мы не встречаем ясного и буквального указания на то, что Иисус с самого начала своего пастырства считал себя мессией. В то же время нельзя и исключить этого. В любом случае, как указывает Швейцер, пришло время, когда Иисус разослал своих учеников, чтобы объявить о наступлении Царства Божьего в Израиле, причем уточнил, что оно должно возникнуть еще до окончания их миссии. Его приказ, согласно евангелию, звучал следующим образом: «На путь к язычникам не ходите и в город Самарянский не входите; а идите наипаче к погибшим овцам дома Израилева». Иначе говоря, он был мессией Израиля и планировал свою парусию на ближайшие недели. Но этого не произошло. И когда выяснилось, что этого не происходит, в нем случилась перемена, «преображение», и он стал говорить о том, что направляется в Иерусалим, чтобы претерпеть там страдания и смерть. Согласно Швейцеру, это было связано с тем, что он воспринял то, к чему, возможно, шел все время: уже упомянутую выше точку зрения, что мессией должен быть «страждущий слуга Божий», о котором ранее пророчествовали (Исайя), и лишь агонией своей он может способствовать появлению чудесного царства.

Исходя из новых документов и из их воздействия на наше понимание материала, которым мы уже располагали, как библейского, так и не библейского, это истолкование представляется правдоподобным. При этом, говорит Швейцер, только Иисус думал о себе как о мессии. Другие же считали его лишь пророком — предшественником мессии. Теперь мы знаем намного лучше, чем ранее, что такое ожидание пророка — предшественника было характерным для новозаветного мессианства и для того периода. Те, кто, подобно Кумранской общине, верил в Мессию, ожидали, что перед священником — мессией Аарона и потомком царя Давида — мессией Израиля им явится некий предтеча — пророк, который будет исполнять ту самую роль (как считали его последователи), которую и играл Иисус. Согласно евангелиям, этим предшественником должна была быть реинкарнация Илии.

Иоанн Креститель направлял из своей камеры посланцев к Иисусу, чтобы они узнали, не является ли он, Иисус, этим пророком. Иисус дал им довольно осторожный ответ. В сущности, вряд ли его слова вообще можно было считать ответом. Позднее, Иисус разъяснил части своих учеников («троим»), что Илией был сам Иоанн, пророк-предшественник, а он, Иисус, является мессией. Он попросил сохранить это в тайне. Но Петр, в порыве энтузиазма, проболтался, и об этом узнали все двенадцать. Именно этот секрет, говорит Швейцер, Иуда выдал иерусалимским священникам, что дало им идеальный предлог, чтобы разделаться с Иисусом.

Что говорить, повод обвинить в предательстве был хоть куда. Во-первых, исходя из иудаистских законов, Иисусу можно было предъявить обвинение в богохульстве; во-вторых, римские власти, которые не очень верили в «царство не от мира сего», вполне могли счесть «помазанника» претендентом на иудейский престол, бунтарем, желавшим стать царем. Подобных они уже видели достаточно; ни в одной провинции не было так трудно поддерживать порядок, как в Иудее. Так что священнослужители вполне могли положиться на римлян.

Теперь поговорим об Иуде. Почему он донес властям? Конечно, не за «тридцать сребреников». Вполне возможно, что, будучи смелее остальных, он отвел себе роль, весьма существенную для планов Иисуса. Дело в том, что, судя по тому, что говорил Иисус, он сам искал смерти, ожидая, что она приведет к его парусин: его явлению в качестве мессии. Так что когда Иуда позднее повесился, это явилось актом не раскаяния, а безутешного разочарования: парусин не состоялась, Иисус — не мессия.

Однако, говорит Швейцер, независимо от роли Иуды, Иисус сам сознательно навлек на себя смерть; это выглядит еще правдоподобнее в свете новых знаний. Приходится также признать, что смерть Иисуса не повлекла за собой возникновения мессианского царства. Может быть, следует заново вслушаться в трагические слова, прозвучавшие с креста: «Боже Мой, Боже Мой! Для чего Ты Меня оставил?»

Тем не менее, согласно Новому Завету, его последователи не поверили в ошибку Иисуса. Они чувствовали, что он все еще жив, что он еще явится, хотя позже, но при жизни этого поколения. Их община постепенно формировалась в пределах большего сообщества, в их ожиданиях к ним присоединялись все новые приверженцы. Так возникло то, что канонически известно под именем иудейско-христианской церкви.