Светлана Бондаренко - Неизвестные Стругацкие: Письма. Рабочие дневники. 1963-1966 г.г.

• Название: Неизвестные Стругацкие: Письма. Рабочие дневники. 1963-1966 г.г.
• Автор: Светлана Бондаренко
• Издательство: АСТ
• Жанр: Публицистика
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-17-055670-0

Поклонники творчества братьев Стругацких!

Перед вами — повествование в документах и воспоминаниях, продолжающее цикл «Письма. Рабочие дневники» в серии «Неизвестные Стругацкие».

Этот том посвящен становлению творчества известных писателей (1963–1966 гг.).

---

Примерно так было и с издательством «Знание». Нас (Журавлеву и меня) пригласили зайти, когда еще только шли разговоры о фантастике. Зашли. Увидели не очень умную тетку — Малинину. С вежливым и выдержанным Сапариным надо было два часа добираться до сути. Здесь всё выяснилось в течение пяти минут. «Что ж, обойдемся без вас», — сказала Малинина. Я ее заверил, что не выйдет. И оказался прав. В сборниках, если не считать переводов, есть одна дельная вещь — ваша повесть. (Еще — микроповесть Н. Разговорова. Но такие вещи годятся один раз и в малых дозах.) Маловато на две книги. Даже на четыре: надо добавить книги Емцева-Парнова и Войскунского-Лукодьянова, Одна дельная повесть на четыре книги — почти вакуум.

После разговора с Малининой прошло много времени. Однако, Дубровский не предложил нам участвовать в этих сборниках. Есть штрейкбрехеры. С ними проще, они на всё готовы. Дурацкое научное послесловие? Пожалуйста! Сокращения и изменения? Пожалуйста!

Думаю, вы меня правильно поймете. Дело не в обиде. И не в беспокойстве за место. Я просто хочу объяснить, что ваш второй пункт кредо — это общая фраза. А на практике всё иначе. «Искатель» и пальцем не шевельнет, чтобы найти хорошие вещи, — есть штрейкбрехеры. «Знание-сила» давно уже не печатает Стругацких, Журавлеву, Альтова. Обходятся самодеятельностью, дали миру таких фантастов, как Оглоблин, Муслин, Зубков. А Муслин и Зубков в своем журнале («Изобретатель и рационализатор») тоже печатают свои рассказы и в порядке взаимодействия — статьи знаньесильцев.

Вы заканчиваете второй пункт кредо так: «И мы в меру сил и способностей намерены бороться с этой бедой плечом к плечу с Вами и другими фантастами, пишущими бескорыстно и добросовестно». Увы, это тоже общая фраза. Если «бороться» означает написать еще одну вещь, то так вы уже давно боретесь. Но это не помешало хлынуть потоку халтуры. Если же «бороться» означает «активно выступать против халтуры», давайте попробуем перейти от слов к делу. Вношу конкретное предложение: пора выступить за «Искатель». Спасти его от Сапарина. Журнал устоялся, давно определилась его безликость. Самое время выступить.

3. Выступление по поводу «Искателя» будет вполне отвечать 3-му пункту вашего кредо. «Бороться» — это хорошо.

Поделюсь опытом борьбы.

Надо взять бумагу (не откладывая больше, чем на 24 часа) и написать статью. Например, об «Искателе». Или о сборнике «Черный столб». Или о книгах, вышедших в республиканских и областных издательствах. Можно написать и об общих проблемах фантастики, сделав упор на критику халтуры. В сущности, любая фантастическая тема (например, фантастика и наука) может нести и критическую нагрузку. Затем статья посылается по почте в одну из следующих редакций: «Литературная газета», «Комсомольская правда», «Литературная Россия», «Учительская газета», журналы «Вопросы литературы», «Природа» и т. д. и т. п. У меня лично не было ни одного случая, чтобы статью не взяли.

Вот таким путем.

4. «Мы считаем, что дела в фантастике обстоят не так уж плохо; что современная советская фантастика гораздо лучше довоенной и сразу-послевоенной».

Если «довоенная» фантастика — это фантастика 20-х годов, то, увы, современная хуже. А. Толстой, Беляев и Обручев — одна эта тройка перевешивает современную фантастику. В 30-е годы, как известно, фантастику почти прикрыли. Были годы, когда выходили 1–2 книги. Разумеется, сейчас лучше. Был абсолютный нуль, поэтому даже градус выше нуля — уже хорошо. Ура, наступила жара — плюс один по шкале Кельвина! Если говорить серьезно, то само сравнение современной фантастики с довоенной (чтобы показать, что современная не так уж плоха) весьма знаменательно.

А сразу-послевоенная фантастика — нечто вроде минус 50° ниже абсолютного нуля. Тут и нуль — тропики.

Да, после «Туманности Андромеды» лед заметно тронулся. Но если собрать всё хорошее (отличного не было), что вышло после «Туманности», и если добавить к этому посредственное, но интересное, получится книга страниц на 600. Может быть, на 400 (если отбирать строго) или на 900 (если отбирать либерально).

Радужные надежды на Громову, Гансовского, Емцева-Парнова, Войскунского-Лукодьянова? Это напоминает характеристики знакомых в мемуарах Крутикова. Наукой доказано, что чудес не бывает. Все перечисленные граждане пишут уже ряд лет. Давно определился их начальный творческий потенциал и ежегодный прирост потенциала, так сказать, Δх. В одних случаях этот Δх имеет отрицательную величину, в других — положительную. Но всегда Δх весьма близок к нулю. Представьте себе, что есть ученики шестого класса. Они знают математику — чуть больше, чуть меньше, но средний уровень ясен. И вот кто-то радужно говорит: а вдруг они завтра выдадут работы на уровне диссертаций… Не выдадут. Нужны годы. Когда эти годы пройдут, часть шестиклассников, возможно, станет кандидатами наук. Другие переквалифицируются, скажем, в тигроловов. Но ни завтра, ни через три года заведомо не произойдет чудес. Это ясно и ежу. Только что появилась «Последняя дверь» Емцева—Парнова. Типично графоманское произведение. И вы хотите сказать, что Емцев и Парнов печатают эту муру в то время, когда у них лежат вселяющие радужные надежды неопубликованные вещи?!

5. Журнал — «как трибуна для эксперимента и квалифицированной критики». Допустим, с 1 — го сентября возник журнал. Так сказать, соорудили трибуну. И что же — с неба упадут широкие массы квалифицированных критиков?..

Критиков можно пересчитать по пальцам. Брандис-Дмитревский (это один коллективный автор) и К. Андреев. 2 (два!) профессиональных критика. Всего два! Эпизодически выступают Рюриков, Ларин и еще 1–2 человека. Брандис и Дмитревский пишут грамотно, но без глубокого анализа и без активной позиции. Я слежу за всеми их статьями. Могу доказать как дважды два, что они в значительной мере повторяются уже при имеющемся в их распоряжении объеме. Допустить, что создание журнала увеличит зоркость их глаз и вложит в их грудные клетки хоть какой-то пепел? Наивно.

К. Андреев? Этот, конечно, взыграет на базе журнала. Когда-то он рецензировал рукопись моих «легенд». Одобрил. Поругал только сам цикл легенд. Два главных пункта: герои настолько абстрактны, что не имеют фамилий, и легенды «украшены самодельными стишатами, более чем посредственными». Я не согласился. В «Богатырской симфонии», которую Андреев хвалил, тоже герои без фамилий. А стишата не самодельные, а из Гёте и Брюсова… Нельзя сказать, чтобы я не отнесся самокритично к рукописи. Я долго тянул, зато сам (никто об этом не говорил) выбросил все ранние рассказы. Из старого осталась «Симфония» и цикл маленьких легенд. Но Андреев разозлился за конфуз с Гёте и Брюсовым (стихи Брюсова я, кстати, тоже убрал). И стал со всех трибун упрекать меня (а заодно и Журавлеву) в подражании дурным западным образцам. А мы их просто не знаем! Получив как-то очередную вырезку из «Московского литератора», мы запросили Андреева: а в чем именно проявляется это подражание? Запросили очень вежливо, хотя обвинение сволочное, а доказательств — ни полслова. Запрашивали несколько раз. Молчит К. Андреев. И продолжает со всех трибун «квалифицированно критиковать»…

Когда-то мы регулярно участвовали в сборниках «Молодой гвардии». Но вот их составление поручили К. Андрееву. Он взял реванш за Гёте: не стал включать наши вещи в сборники… Все эти годы, пока вы, дорогие друзья, вели приятные радужно-теоретические разговоры, К. Андреев пытался вычеркнуть нас из фантастики. Делал вид, что нас нет. И это имело бы успех, если бы мы вовремя не поняли, что надо писать на уровне толстых журналов, неподведомственных К. Андрееву.

Еще раз подчеркиваю: я не руководствуюсь личными обидами. Одно время передо мной маячил соблазн подзастрять на уровне тонких журналов и спецсборников. Благодаря К. Андрееву и еще десятку разгневанных граждан, я, как говорится, стал упорно работать над собой. Но когда заходит радужная речь о трибуне для квалифицированной критики, я думаю: а кто будет говорить с этой трибуны? И я представляю конкретных людей в конкретной ситуации. Скажем, была бы эта трибуна в период, когда громили абстракционистов. У фантастов, к счастью, не оказалось тогда ведомственного журнала. Журнал, как вы понимаете, обязательно должен был бы реагировать. Нашли бы абстракционистов. Успел же Казанцев тиснуть в «Уч. газете» статейку об абстракционистах Днепрове, Журавлевой, Альтове…

Подобные кампании часты. И журнал неизбежно превратится не в трибуну квалифицированной критики, а в трибуну для проработок и навешивания ярлыков.

Радужные разговоры о журнале — слова. Акустика. Дело же начинается с элементарного размышления. Кто, например, будет редактором? Выбор ограничен — пяток фамилий. Одна другой краше… Как будет действовать журнал при очередной кампании? Кто будет квалифицированно выступать с трибуны?