Лев Вершинин - Рим или смерть

• Название: Рим или смерть
• Автор: Лев Вершинин
• Жанр: Историческая проза

Повесть о герое итальянского народа Джузеппе Гарибальди. В книге даны события 1848 - 1849 гг., когда Римская республика сражалась против иноземных захватчиков - австрийцев и французов.

---

– Из церкви не вылезает. Все за твое, Хосе, спасение молится.

– Вот и мать Мазины тоже наверняка за сына молилась, а его убили, – отозвался Гарибальди. – Знаешь, на другой день после его смерти из Милана прибыло письмо с образком.

Анита встрепенулась.

– А ведь я тоже письмо привезла. Из Генуи, от родных Гоффредо Мамели. Перед самым моим отъездом приехала в Ниццу сестра его. Оно не опоздало? – с тревогой спросила Анита.

– Почти. Мамели отняли ногу, и теперь он умирает от гангрены. Сейчас Агуяр поедет в Рим. Он отвезет тебя в госпиталь к Мамели, – помолчав, добавил Гарибальди. – На обратном пути сам тебя заберу, мне надо побывать в Квиринале у Мадзини… Послушай, может, ты останешься в госпитале? Сестер милосердия у нас не хватает.

– Нет, – сказала, как отрезала, Анита. – Не для того я сюда ехала. Буду с тобой на Джаниколо.

Гарибальди наклонился и нежно ее поцеловал.

…Анита вышла из госпиталя, и ее ослепил яркий солнечный свет. В темных кельях бывшего монастыря, превращенного в госпиталь, на железных кроватях, а то и прямо на полу лежали на желтых матрацах раненые, Мамели метался и бредил в предсмертной горячке, а здесь, по улицам, спокойно шли люди, женщины несли на руках грудных детей, мальчишки собирали гильзы и осколки бомб. Французские батареи молчали – артиллеристы Удино в часы обеда и ужина отдыхали, давая тем самым желанную передышку осажденному городу.

Следы их смертоносной работы были видны на каждом шагу – обгоревшие, разрушенные дома, развороченные булыжные мостовые, разметанные баррикады.

Она остановила седовласого старика в серой рубахе и черных панталонах и спросила с неистребимым испанским акцентом, как ей лучше пройти к Сан Пьетро ин Монторио.

Старик – он оказался часовщиком – подробно все объяснил, а потом сам вызвался проводить ее до места. Шел рядом, немного сутулясь, и то и дело показывал:

– Вот это, милая синьора, Пантеон, а это Форум наш древний, вернее, то, что от него уцелело. – И, усмехнувшись, добавил: – Французы весь город хотят в такие вот развалины превратить.

– Да, они даже церквей не щадят, – сказала Анита, – а ведь католики. Ни бомб, ни ядер не жалеют.

– Э, милая синьора, это нам папа свое благословение посылает. Через французов, – с чисто римским юмором ответил старик. – Но им придется крепко потрудиться, прежде чем в Рим пробьются. Вот, смотрите, – он показал рукой в сторону Тибра, – наши мост Мильвио взорвали.

– Зачем? – не поняла Анита. – Ведь французы к Тибру нигде не прорвались.

– Так это их Гарибальди отбросил. Иначе б они давно уже здесь были. Небось слыхали про нашего Джузеппе?

– Я его жена.

Старик остановился, снял шляпу и низко ей поклонился. Потом тихо сказал:

– Благословен тот день, когда я вас встретил, синьора. И да продлит господь дни ваши и мужа вашего. Если есть на земле справедливость, так оно и будет.

Он довел Аниту до самой виллы Спада, а прощаясь, вынул из кармана серебряные часы и протянул их Аните.

– Вашему старшему сыну подарок от римского часовщика Перетти Карло. А мне, – заключил он с грустной улыбкой, – часы не нужны. Я теперь точное время три раза в день, в семь утра, три часа дня и в восемь вечера, по французским батареям сверяю.

– Что, никогда не опаздывают? – в тон ему спросила Анита.

– Пока ни разу, – со вздохом ответил старый часовщик. – Ничего, Гарибальди им стрелки назад переставит. – Он снова снял шляпу. – Желаю вам удачи и счастья.

– Да, удачи и еще боеприпасов нам не помешало бы, – сказал Гарибальди, когда Анита передала ему свой разговор со старым часовщиком. – А то Розелли не скупится на обещания, а вот патроны и ядра шлет скудно. Зато французы снарядов не жалеют, палят днем и ночью.

И тут в виллу Спада попал снаряд. Кусок стены рухнул, едва не расплющив Гарибальди. Он вскочил, и первой его мыслью было: как Анита? А она улыбалась ему через силу – обломок угодил ей в бок. Вымученная улыбка сменилась вскоре гримасой боли, и она потеряла сознание. Когда пришла в себя, увидела сидевшего рядом мужа.

– Хосе, – тихо сказала она, – не отсылай меня назад, это пройдет… уже прошло.

– Хочешь и себя, и ребенка погубить! – с горечью сказал Гарибальди. – Каково мне на это смотреть! Вернись к маме, в Ниццу, богом тебя прошу! Я дам тебе верного провожатого.

– Хосе, никуда я не уеду. Останусь с тобой до конца, что бы ни случилось. И каждый день с тобой будет для меня даром судьбы… Помоги мне подняться, голова немного кружится.

Всю ночь с 28 на 29 июня 1849 года французские батареи вели ураганный огонь по древней, источенной временем Аврелиевой стене, за которой окопались гарибальдийцы. Потом заговорили орудия на двух захваченных бастионах. В груду обломков превратились ворота Сан Панкрацио, огромные бреши зияли в стенах виллы Спада, штаба Гарибальди, санитары не успевали уносить из траншей убитых и раненых, а Вашелло все не сдавалась.

В самом Риме снова захлебывались в тревожном звоне колокола. Раненые, те, кто еще мог держать в руках ружье или пику, уходили из госпиталей и занимали свое место на баррикадах. Рим готовился к последнему сражению.

А французские батареи по-прежнему осыпали снарядами и ядрами холм Джаниколо и кварталы Трастевере.

Одно за другим умолкали орудия римлян, и в сумерках только две батареи Лавирона на горе Сан Пьетро ин Монторио еще отвечали редкими залпами на вражеский огонь. В полночь умолкли и они. Все артиллеристы до единого полегли у своих орудий. Лавирона сразил осколок снаряда, попавший ему в голову. Он лежал на траве и угасающими глазами смотрел в черное небо. Когда подбежали санитары, он еще был жив. Последние его слова были: «Не надо, бесполезно… помогите раненым». Он умер по дороге в госпиталь.

Наступил вечер, и, к изумлению французов, весь Рим озарился огнями. Ярко сверкал освещенный плошками купол святого Петра. Там шло торжественное богослужение. 29 июня – день святых Петра и Павла, и римляне, верные традициям, решили его отпраздновать вопреки судьбе и врагу. Горели все фонари, взлетали к небу бенгальские огни и искры от костров. В свете факелов на башне Капитолийского холма развевалось трехцветное итальянское знамя. Но на высоченном холме Марио, захваченном французами, уже трепетали на ветру скрепленные вместе знамена французское и папское.

Орудия молчали – французы готовились к штурму, подтягивали полевые гаубицы, подвозили боеприпасы.

К ночи разразился ливень, дождь шел стеной, заливая костры и гася факелы. В наступившей темноте Гарибальди пробрался к Вашелло и, отозвав Медичи в сторону – вся вилла превратилась в груду камней и щебня, – сказал тихо, чтобы не услышали берсальеры:

– Джакомо, до полуночи отведешь своих к Аврелиевой стене. Иначе французы тебя окончательно отрежут.

– Мы и в окружении еще продержимся!

– Знаю, – прошептал Гарибальди. – Будь твоя воля, ты бы отсюда живым не ушел. Но мне и Риму ты нужен живым. Я только и делаю, что хороню друзей. – Он вытер мокрое от дождя лицо и уже иным, твердым голосом приказал: – Займешь в обороне позицию на шестом бастионе, слева от ворот Сан Панкрацио. Ясно?

– Яснее не бывает, – глухо сказал Медичи.

– Ну, старина, ин бокка аль лупо [Пожелание удачи, равнозначное нашему «Ни пуха, ни пера»].

– Крепа [Ответ на пожелание, соответствующий нашему «К черту»], – ответил Медичи.

После полуночи дождь утих, и в зловещей тишине гарибальдийцам слышно было, как по раскисшей от грязи земле хлюпают сапоги и с громким всплеском падают в мокрую глину связки прутьев. Еще немного – и дорога для французской артиллерии на конной тяге будет готова.

В два часа ночи французская батарея на Монте Марио произвела три выстрела – сигнал к атаке.

Часовые гарибальдийцы дали в ответ залп из карабинов – сигнал тревоги. Прогремела труба, сзывая гарибальдийцев на последний кровавый бой.

Французские егеря получили приказ взять виллу Спада. Они шли в атаку, утопая по колено в черной жиже. Первые упали, сраженные меткими выстрелами, но остальные окружили виллу плотным кольцом. Генерал Молиер велел через парламентера сообщить защитникам виллы: если они сдадутся, он гарантирует всем жизнь.

– Передайте генералу, гарибальдийцы не сдаются, – ответил Лучано Манара. В этот решающий миг он, еще недавно майор королевской пьемонтской армии, готов был сражаться до конца и погибнуть республиканцем и гарибальдийцем.

– Если так, огонь! – приказал Молиер.

И снова на виллу Спада обрушились ядра и бомбы. Нижний, чудом уцелевший этаж заволокло пороховым дымом. У защитников виллы кончились патроны и порох.

– Настал наш смертный час, Аугусто, – обратился Манара к Векки. – Давай обнимемся на прощанье, старина!

– Перестань! Я верю, Гарибальди нас выручит, – ответил Векки, – только бы продержаться еще немного!