Анатолий Днепров - Человек для архива

• Название: Человек для архива
• Автор: Анатолий Днепров
• Жанр: Научная Фантастика

---

— Боже мой, Пэй, и вы до сих пор не поняли этих штучек? Да будь начало Рисдера, то есть его информационное слагаемое доминирующим, я бы вам сейчас набил морду за несообразительность.

— И вас это нисколько не страшит?

— Меня? Что вы! Меня это чертовски занимает! Иначе, какой же я тогда ученый!

— Но ведь вы…

— Я, я, я! Что — я! Я наблюдал за собой, за вами, за Рисдером, за Голл, за тем же Боллером и понял, что здесь одной арифметикой не обойдешься. Вы помните, как Боллер обучал машину, которая сначала была моделью новорожденного ребенка?

Рисдер, или Сэд, или, черт знает кто это такой, на секунду задумался. Затем он доверительно мне сказал:

— Мне кажется, что Боллер докопался до того, что это за «машина», которая обрабатывает информацию. Докопался и научился пересаживать ее в башку кому угодно. Вроде пересадки живых органов…

— Но он же ничего подобного не делает!

— Не делает? А нейтрино? Я обалдел.

— При чем здесь нейтрино? — беспомощно пролепетал я.

— Разве я вам не рассказывал про наши испытания?

— Мне все толкуют про эти испытания, но я ничего не могу понять.

— Батенька, да вы не знаете самого главного! Хорошо, я вам расскажу, что было с одной подопытной дамой. Она была неплохой актрисой, но у нее что-то не ладилось с продюсером. Сами знаете, как у них там, в кино. Японец ее выгнал, и она нанялась к доктору Крюгге, где в то время работал и Боллер. И когда этой актрисе стали давать хлор-тридцать семь, она стала меняться на глазах. До этого тупая и бездарная в каких бы то ни было точных науках, она вдруг заговорила с нами таким языком, что мы просто ахнули. Тогда мы сделали контрольный опыт, и стали вводить ей вещества с другим характером радиоактивного распада. Увы, ее научные способности постепенно начали угасать, и она скоро вернулась к своему прежнему состоянию. Вот и подумайте: ведь хлор-тридцать семь испускает не только бета-частицы, но и нейтрино.

Я был совершенно потрясен. Мне вдруг стал ясен замысел Боллера. Я знаю теперь, для кого он старается.

У меня закружилась голова, и я встал, чтобы пройтись. Я пересек березовую рощу, прошел невысокий кустарник и на горизонте увидел трубы какого-то завода. Над ним висела сизая туча, которая была неподвижна и неизменчива, несмотря на порывы сильного ветра. Я засмотрелся на это удушливое облако и вдруг услышал недалеко слабый крик. Пробежав несколько шагов по поляне, я снова углубился в кустарник и возле высокой старой сосны увидел, как Сэд яростно избивал молодого «капитана в отставке» — того самого, которого я вчера видел в салоне.

Я бросился на помощь несчастному «капитану», но опоздал. Сэд ушел, оставив свою жертву под сосной. И только теперь до меня дошло: это не Сэд, Сэд не мог быть таким зверем. Это был Рисдер в «оболочке» Сэда!

18

Полковника Р. я встретил на боковой тропинке. Он шел вместе с профессором Боллером и что-то оживленно говорил. Завидев меня, Р. сначала удивился, а после, как-то виновато улыбнувшись, поднял руку и воскликнул:

— Боже мой, это вы, Пэй!

Я тоже остановился и посмотрел на моего бывшего воинского начальника. Да, теперь я знал, что он — одна из главных фигур в этой чертовщине.

— Вы уверены, полковник, что я — Пэй?

На секунду он задумался и, улыбаясь, посмотрел на Боллера. Тот кивнул головой.

— Да, пока что это Пэй. Он нам нужен Пэем.

— А Куинс? — спросил я. — А Сэд?

— Уверяю вас, вы — это вы, — сказал Боллер. — Я же вам говорил, что вы нужны нам для другой цели.

Полковник подошел ко мне и положил руку на мое плечо.

— Я помню, как вы жаловались на гражданскую жизнь и хотели вернуться в армию. Сейчас у вас такое выражение лица, будто вы об этом сожалеете.

— А разве это армия? — удивился я.

— Если хотите, да. Впрочем, может быть, вы не будете таким суровым? Ведь мы с вами фронтовые друзья, пережили многое вместе, и не нужно смотреть на меня так враждебно.

Полковник Р. очень постарел, волосы на его вытянутой голове стали совершенно белыми, а в глубоких складках щек серебристую щетину уже невозможно было выбрить.

Глядя на него, и на не очень идущий к его стройной военной фигуре мешковатый серый костюм, я почему-то вспомнил нашу первую встречу, когда я только что был призван в армию, и когда он принимал меня в своем грандиозном кабинете на улице Семи Лун.

Это был не кабинет, а огромный зал, где в самом конце, под бюстом Александра Македонского, стоял небольшой столик, который лишь условно можно было назвать письменным столом. На нем была настольная лампа с синим абажуром и один-единственный телефон.

В этом пустом, просторном зале полковник Р. казался совершенно потерянным забытым всем миром человеком. Позднее, когда я вспоминал, каким увидел его в первый раз, мне снова и снова приходила в голову мысль, что именно вот такие, крохотные, потерянные и незаметные личности, спрятанные в пустых гигантских сараях, правят миром.

Он не разрешил мне подходить к его столу ближе, чем на двадцать шагов, и мы разговаривали через огромное пустое пространство, вымощенное коричневым паркетом и освещенное тусклым светом оранжевых бра.

«Вы доктор Пэй?» — «Да». — «Вы никогда не были на войне и не проходили военную подготовку?» — «Нет». — «Прекрасно». Он поднял телефонную трубку и пробормотал, да, именно пробормотал, сонно и лениво: «Если он выживет, это как раз и будет то, что нам надо после, если будет после».

Затем он пристально рассматривал меня, спрятавшись в свое кресло, а его руки, очень нервно (его руки всегда были нервными, даже тогда, когда он держал пистолет), теребили несколько бумажек, лежавших на столе. «Пэй, война не очень приятная штука. Там люди убивают друг друга. Поймите одни очень важный для будущего парадокс (на слове „будущего“ он сделал особое ударение). На войне собираются люди, говорящие, как правило, на разных языках. Но среди них почти всегда есть одинаковые пары — с той и с другой стороны. Я имею в виду, и на нашей и на противной стороне есть такие, которые любят музыку, или такие, которые любят посидеть летом в сквере вместе со своими детьми, или такие, которые любят менять женщин, или заниматься дома радиолюбительством. В общем, как люди с интеллектуальными интересами, они все совершенно одинаковы. Более того, Пэй, и у нас и у них есть брюнеты и блондины, горбоносые и курносые, веснушчатые и розовощекие, как девушки. И, тем не менее, если бы на фронте собрать противников друг против друга так, чтобы они по всем человеческим свойствам и виду были тождественны друг другу, они бы все равно стремились убить друг друга». Я слушал эту удивительную речь с неподдельным изумлением. Я живо представил себе парня, высокого блондина, с черными крапинками прежних веснушек на носу, любящего свою полноватую жену и своих милых детей, стоящего со штыком наизготове против высокого блондина с черными крапинками прежних веснушек на носу, любящего свою полноватую жену и своих милых детей, тоже со штыком наизготове, и ненавидящих друг друга лютой ненавистью. И в этой борьбе кто-нибудь из них погибнет… А полковник Р. продолжал. «К сожалению, современные ученые мало изучают психологию убийства. Вы знаете наш лозунг „Олвейз реди фор килл“? Что руководит людьми, когда они идут убивать друг друга? Что тормозит его стремление, а что его стимулирует? Это психологическая проблема. История человечества знает немало примеров индивидуального зверства, но никто не разобрался в психологии массового зверства. И тот, кто до этого докопается, и будет победителем в любой будущей войне». «Психологи призваны изучать человеческую душу в нормальных условиях», — возразил я. «А что вы считаете нормальными условиями? Вы можете мне назвать периоды истории человечества, когда не было войн? Если следовать прецеденту, то нормальным нужно признать то, что есть всегда. Так вот, войны были и есть всегда. Просто удивительно, как ученые не занялись этим вопросом. Я хочу, чтобы вы, работая армейским психиатром, именно этим и заинтересовались. Для будущего это особенно важно…»

Сейчас передо мной стоял Р. и профессор Боллер, и оба как бы следили за моими воспоминаниями и рассуждали о том, к какому выводу я пришел или могу прийти.

— Я смутно подозреваю, что сейчас наш разговор будет продолжением того, который был тогда, давным-давно, перед началом войны.

Р. улыбнулся и кивнул.

— Я надеюсь, теперь у вас достаточно большой жизненный опыт и сейчас вы знаете кое-что, что поможет вам прийти к нужному выводу.

— Могу предположить, какой вывод был бы для вас желательным, но я не уверен, что это — правильный вывод.

В разговор вмешался Боллер. Он не хотел компрометировать военное значение своих исследований.

— Все дело в аппарате мышления человека, а им-то мы и в состоянии сейчас управлять.