А. Лабриола - ОЧЕРКИ МАТЕРИАЛИСТИЧЕСКОГО ПОНИМАНИЯ ИСТОРИИ

• Название: ОЧЕРКИ МАТЕРИАЛИСТИЧЕСКОГО ПОНИМАНИЯ ИСТОРИИ
• Автор: А. Лабриола
• Жанр: История
• Год: 1960

Антонио Лабриола (1843—1904) — первый пропагандист марксизма в Италии, выдающийся теоретик и деятель социалистического движения времен II Интернационала. «Из всех последователей марксизма в Западной Европе,— писал орган ЦК Итальянской компартии «Ринашита» в связи с пятидесятилетием со дня смерти А. Лабриолы,— он глубже других понял обновляющее и революционное значение марксистской теории. Отсюда вытекает его ожесточенная борьба против оппортунизма и других враждебных течений». Он первый в Италии, указывал П. Тольятти на VIII съезде ИКП, «дал солидную теоретическую разработку марксистской концепции».

---

Разные формы социалистических учений и практики, появлявшиеся и исчезавшие на протяжении веков, различны по своим причинам, облику и последствиям. Все они должны быть исследованы и объяснены лишь исходя из специфических и сложных условий породившей их общественной жизни. При рассмотрении этих форм мы замечаем, что они не образуют нечто целое, находящееся в непрерывном процессе развития, ибо перемены в общественном строе и неоднократно происходившие ослабление и разрыв традиции имели своим следствием нередкие нарушения преемственности разных видов социализма. Лишь со времени Великой французской революции процесс развития социализма приобретает известное единство, которое яснее выступает с 1830 года, когда во Франции и в Англии политическая власть окончательно перешла в руки буржуазии, и становится особенно наглядным и, можно сказать, осязаемым после организации Интернационала. На этом пути высится, подобно огромному верстовому столбу, Манифест, снабженный двумя надписями: с одной стороны — инкунабула [9] нового учения, обошедшего с тех нор весь земной шар, с другой стороны — указание на устраненные им формы, но без их описания и толкования [10].

Сила, сущность, решающее значение этого произведения целиком и полностью заключается в новом понимании истории, которое его пронизывает. Оно находит свое объяснение и развитие в одной части Манифеста, в то время как в другой части Манифеста о нем не говорится и ссылки на него отсутствуют. Благодаря этому пониманию истории коммунизм перестал быть чаянием, стремлением, преданием, догадкой или желанным исходом и впервые нашел свое адекватное выражение в сознании собственной необходимости, т. е. в сознании того, что он является неизбежным результатом современной классовой борьбы. Речь идет не о той классовой борьбе, которая происходила повсюду и во все времена и лежала в основе исторического развития, по о той, которая целиком сводится в наше время к поединку между капиталистической буржуазией и трудящимися, неминуемо превращающимися в пролетариев. Манифест обнаружил генезис этой борьбы, определил темп ее развития и предсказал ее конечный результат.

На таком понимании истории зиждется все учение научного коммунизма. Начиная с этого момента, теоретическим противникам социализма не приходится более спорить по поводу абстрактной возможности демократического обобществления средств производства [11], как будто бы об этом следовало судить, исходя из выводов, основанных на самых общих свойствах так называемой человеческой природы. Отныне речь идет о том, чтобы либо признавать, либо не признавать кроющуюся в повседневном ходе человеческих дел необходимость, которая находится за пределами наших симпатий п нашего субъективного одобрения. Является ли в настоящее время в наиболее передовых странах общество в достаточной степени зрелым, чтобы прийти к коммунизму в силу законов, внутренне присущих его собственному процессу развития, если исходить пз современного экономического строя этого общества, неизбежно порождающего в своих недрах противоречия, которые в конце концов приведут к его ломке и распаду? Таков объект всех споров после появления этого учения и отсюда же одновременно вытекает линия поведения, которой обязаны придерживаться в своих действиях социалистические партии, независимо от того, состоят ли они только из пролетариев или насчитывают в своих рядах также выходцев из других классов, составляющих отряд добровольцев в армии пролетариата.

По этой причине мы, социалисты, весьма охотно принимаем эпитет «научные», при условии, чтобы никто не смешивал нас таким образом с позитивистами — далеко не всегда нашими желанными гостями,— которые в своих интересах превращают слово «наука» в свою монополию. Мы не стремимся защищать, подобно стряпчим или софистам, абстрактный и общий тезис и не заботимся о том, чтобы доказывать рациональность наших намерений. Наши устремления представляют собой лишь теоретическое выражение и конкретное истолкование данных, получаемых путем объяснения процесса, совершающегося среди нас и вокруг нас и всецело сводящегося к объективным отношениям общественной жизни, субъектом и объектом, причиной и следствием, последней гранью и частью которых мы являемся. Наши цели рациональны не потому, что они зиждятся на доводах рассуждающего разума, а потому, что они исходят из объективного рассмотрения вещей, иными словами — из объяснения процесса их развития, который не является, да и не может быть результатом нашей воли, а, наоборот, покоряет и подчиняет себе нашу волю.

Ни одно из предшествующих или последующих произведений самих авторов Коммунистического манифеста, несмотря на то что эти произведения намного превосходят Манифест по своему научному значению и широте охвата, не могут заменить его, поскольку они не обладают присущей ему особой силой воздействия. В своей классической простоте он дает нам верное выражение такого положения вещей: пролетариат нашего времени существует, проявляет себя, растет и развивается как конкретный субъект современной истории, ее позитивная сила, действия которой, неизбежно носящие революционный характер, столь же неизбежно должны привести к коммунизму. И но этой причине — благодаря теоретическому обоснованию предвосхищаемого им будущего, выраженному лаконичными, сжатыми, энергичными и запоминающимися формулировками,— данное произведение является средоточием, более того — неистощимым питомником ростков идей, которые читатель может оплодотворять и умножать до бесконечности; оно сохраняет всю самобытную и первородную силу вещи, только что появившейся на свет и еще не оторванной и не удаленной от породившей ее почвы. Это замечание относится главным образом к тем, которые, выставляя напоказ свое ученое невежество — если они не являются попросту фанфаронами, шарлатанами или поверхностными дилетантами,— приписывают учению критического коммунизма всякого рода предшественников, покровителей, союзников и учителей, полностью пренебрегая здравым смыслом и общепринятой хронологией. Эти люди либо причисляют наше материалистическое понимание истории к большей частью фантастической и слишком общей теории мировой эволюции, либо стараются усмотреть в данном учении нечто производное от дарвинизма (в действительности представляющего собой лишь с определенной точки зрения и в очень широком понимании аналогичную доктрину), либо делают нам одолжение, приписывая нам покровительство той позитивистской философии, которая начинается Коптом — выродившимся реакционным учеником гениального Сен-Симона, и кончается Спенсером, являющимся квинтэссенцией анемично-анархического мещанства; иными словами, они хотят дать нам в союзники и покровители наших открытых и решительных врагов.

* * *

Столь животворной силой, классическим воздействием, столь сжатым синтезом логических рядов мыслей, изложенных на немногих страницах [12], Манифест обязан своему происхождению.

Его авторами были два немца, но ни по своему содержанию, ни по своей форме он не является выражением личного мнения политических изгнанников или тех, кто, подобно авторам этого произведения, добровольно покинул родину, чтобы дышать в другой стране более свободным воздухом: в нем отсутствуют свойственные таким людям тревога, проклятья и озлобленность. В нем не нашли также прямого отражения условия их родной, политически крайне отсталой страны, где лишь в самой начальной стадии и только в отдельных районах существовали социальные и экономические отношения, сравнимые с теми, которые были уже во Франции и в Англии и являлись современными. Напротив, авторы привнесли в Манифест ту философскую мысль, которая лишь одна поставила их отечество на высоту современной истории и удержала на этой высоте,— ту философскую мысль, которая именно в их лице подверглась в то время серьезной трансформации. Благодаря этой трансформации уже обновленный Фейербахом материализм, соединившись с диалектикой, обрел возможность охватить и понять ход истории вплоть до ее самых сокровенных первопричин, остававшихся до тех пор неисследованными, ибо они были глубоко скрыты и нелегко могли быть выявлены. Оба они были коммунистами и революционерами, но не в силу инстинкта, простого импульса или страсти: они разработали совершенно новую критику экономической науки и постигли историческую связь и историческое значение пролетарского движения по обе стороны Ламанша, т. е. во Франции и в Англии, еще до того, как им было поручено дать в Манифесте программу и учение «Союза коммунистов»[13]. Последний имел свой центр в Лондоне и многочисленные ответвления на континенте; он пережил уже многое и прошел через различные фазы своего развития.

Один из авторов Манифеста — Энгельс уже написал за несколько лет до этого критический очерк, в котором он, отбросив в сторону всякие субъективные и односторонние поправки, впервые объективно вывел критику политической экономии из противоречий, присущих определениям и понятиям самой экономики. Вскоре он приобрел известность благодаря книге о положении английских рабочих, которая явилась первой удачной попыткой представить движения рабочего класса как результат самого действия производительных сил и средств производства [14].