Герберт Крафт - Фронтовой дневник эсэсовца. «Мертвая голова» в бою

• Название: Фронтовой дневник эсэсовца. «Мертвая голова» в бою
• Автор: Герберт Крафт
• Издательство: М. : Яуза-пресс, 2010 352 с.
• Жанр: О войне
• Год: 2010
• ISBN: ISBN 978-5-9955-0124-4

---

А теперь молодые люди должны пройти осмотр у де­журного унтерфюрера. Нелегкая это задача, если дежур­ный Пандрик. Его служебная комната находится в бараке напротив. Когда они отправились, длинный Шимпфёзль дружески-фамильярно попрощался со мной:

— Все желай, как тебе говорят, мальчик, желаю тебе приятного становления!

Термины, относящиеся к воспитанию «новой лично­сти», уже прочно вошли в его речь.

Через пару минут он уже возвратился обратно, заки­пая от бешенства. Он сорвал с себя парадно-выходную форму и швырнул ее в шкаф. Через три минуты вместо парадной формы он стоял в скромном тиковом рабочем костюме для мытья коридора, умывальника и туалета. Причина такой перемены в настроении заключалась в том, что подъем подошвы его штиблет не был как следу­ет вычищен. Это было еще одно прусское изобретение, как будто кто-то будет рассматривать степень чистоты наших подметок.

Шимпфёзль был расстроен. Он взял себе из каптер­ки метлу, щетку, тряпку и ведро, с размаху пнул ведро так, что оно с грохотом пролетело по всему коридору, а потом запустил ему вслед весь уборочный инвентарь. Потом он ударил в дверь ногой, так, что едва не выбил косяк, и, отдыхая от такой «психологической разрядки» сел за стол есть сало на тирольский полдник. Прикончив пять булочек с салом, он сквозь зубы пробормотал ти­хое ругательство и пообещал разбить Пандрику башку. После этого он наконец взялся за мытье постоянно за­сыпанного песком пола, вытирание пыли, чистку умы­вальника и туалета. Когда он возвратился со своих ра­бот, заменивших увольнение, я с полной выкладкой — вооружением и пятнадцатикилограммовым ранцем на спине — направился к двери дежурного унтерфюрера.

— Отрядник Мёльцер по Вашему приказанию при­был! (Мёльцер — девичья фамилия моей матери.)

— Для начала сто приседаний, винтовка — перед со­бой, на вытянутых руках. И коленки сгибать медленно, чтобы сердечко не перенапрячь!

Это «сердечко» взялось из лагерного приказа в Ора-ниенбурге, запрещавшего большие физические нагруз­ки во время утренней зарядки сразу после подъема.

Сегодня я решил утром проспать зарядку в теплом ме­стечке. Когда рота бегала по пустоши, внезапно в поме­щение вошел Пандрик и вытащил меня из постели. За это я и получил вечернюю компенсацию.

Рассчитывая на невнимательность Пандрика, я ско­стил почти половину приседаний и доложил:

— Ваше приказание выполнено, сто приседаний сде­лано.

— Да? Тогда сделайте спокойно еще сто, и на этот раз выполните мой приказ как следует! Приседайте в замедленном темпе и не перенапрягайтесь!

То, что дело не ограничится сотней приседаний, мне было ясно с самого начала. Каждый раз, когда Пандрик поворачивался ко мне спиной, вместо приседания я только слегка наклонялся и стучал голенищем о голени­ще, чтобы придать моим упражнениям надлежащее зву­ковое оформление. Посмотрим, как я из этого выберусь. До вечера еще далеко. Я уже жадно хватал воздух, а мои руки, нагруженные карабином, все больше клонились вниз. Пандрик подложил еще пару брикетов в железную печку рядом со мной и удобно устроился за столом, на­блюдая за моей гимнастикой. С раскаленной печью в помещении было жарко и без моих упражнений, поэто­му я потел все сильнее и сильнее. Пот заливал мне гла­за, тек по губам и заливался за ворот полевого мундира. Длинная шинель забирала силы, путаясь в мокрых от пота коленях. Груз в ранце толкал меня то вперед, то на­зад. Колени уже дрожали, и мне стоило большой энер­гии не подавать никакого вида этому профессионально­му мучителю.

— Ну, отдохните теперь немного. — Когда он заметил мое удивление, то продолжил: — Работайте теперь одной ногой, чтобы другая пока могла отдохнуть.

Надо ли говорить, что даже если бы я хотел, то с та­кой нагрузкой на одной ноге присесть уже не мог.

— Значит, невыполнение приказа?

Ты, проклятая свинья, конечно же, хочешь вынудить меня доложить: «Я не могу выполнить приказ». Вопреки приказу я решил пользоваться двумя ногами. Мне было тяжело, кирпичи в моем ранце тянули назад, а трясущи­еся колени едва позволяли держать равновесие. При каждом выдохе капли пота слетали с губ. Снова введен­ный галстук дополнительно лишал меня воздуха. Когда Пандрик на мгновение снова отвернулся, я одним дви­жением сорвал самую дурацкую принадлежность уни­формы и бросил ее в стоявшее рядом со мной угольное ведро. Пандрик услышал звук сорванного галстука и с бешенством набросился на меня:

— Кто вам позволил? Как вы дошли до того, что стали портить предметы обмундирования?

Я молчал. Говорить мне было нечего.

— Конечно же, ранец стал тяжелым для вас. Тогда спокойненько снимите его, карабин возьмите за спину, а ранец — на грудь. Смотрите, осторожно, чтобы не об­рушился потолок. А теперь мы покинем это гостеприим­ное помещение и немножко охладимся. Итак, положе­ние для прыжков принять! И прыыыыгаем!

Когда я присаживался, ударился лицом. Уже конец? Но это был не пол, а ранец, на который налетела моя голова в шлеме. Когда я попытался продолжить выпол­нение приказа, мне удалось сделать лишь смешное движение вперед. Это был не прыжок, а попытка бро­сить себя в пыль. Он своего добился! Я уже больше не человек, а лишь потешный крот, мокрый и вонючий, и при этом готовый выть от бессильной злобы. Сквозь слезы я увидел неподвижно стоящий перед моим ли­цом блестящий сапог Пандрика. Когда я пытался под­няться, тяжелый ранец снова валил меня на пол. Так я и оставался в таком унизительном положении, поедае­мый за мое бессилие злобой на себя настолько глубо­кой, какая может быть только у существа, утратившего вчерашнюю личность, а ту, которая будет завтра, еще не получившего.

— Если вы больше не можете, тогда спокойно сними­те ранец, — сказал он мягко. Безмолвно я снял ремни ранца с плеч и встал, покачиваясь.

— А теперь наденьте противогаз.

Я выполнил его приказ, зная, что одним только уни­жением он не удовлетворится. На следующий раз оно будет еще более основательным, хотя и не таким болез­ненным. Пот еще сильнее устремился по моему лицу, дыхание превратилось в прерывистый хрип под маской противогаза, но слезы — мои первые за восемь лет — уже не придут. Я это воспринял почти как триумф. Да, палку он уже перегнул!

— Ложись! На получетвереньках, марш!

Я лежал на грязном полу коридора в бараке. Он был покрыт миллионами кристалликов песка, блестевших на свету. Упираясь локтями, я пополз по полу. Пандрик ши­роко открывал передо мной двери и элегантным движе­нием давал мне понять, чтобы я полз за порог наружу. Дорожка на улице была очень твердой и покрытой кам­нями с острыми краями. Я замечаю, что когда ползу по ней, они засыпаются за голенища. Дыхание становится все более прерывистым, а жажда вдохнуть полной гру­дью свежий воздух — все больше. Пандрик приказал мне ползти на четвереньках дальше. Что ему надо? Он при­казал мне взять карабин за спину. Он что, хочет довести меня до того, что я в бессильной злобе разобью карабин о его башку? Нет, без меня, мой дорогой. Без меня. Из-за тебя я в концлагерь не пойду. Из-за тебя — нет!

— По-пластунски! — Выполняя приказ, я стал изви­ваться червем по земле. Держу карабин двумя руками, все тело прижато к земле, пытаюсь снова поставить ды­хание под контроль. И это мне удается. Теперь ты мо­жешь заставлять меня ползать, пока тебе не надоест, ты, проклятая свинья, будь ты проклят!

Когда он заметил, что так доконать меня не удастся, он приказал мне снова надеть ранец. Выполняя его за­дание, я не упустил возможности вдохнуть пару глотков свежего воздуха.

Я заметил, что близок финал, венец его садистского искусства. Быть может, я выдержу и не потеряю со­знания.

— Возьмите ранец со спины и несите его в руках, что­бы вы снова не впали в свою слабость!

Какое проявление человечности! Ты же знаешь, что так будет гораздо тяжелее! И дальше началось:

— Встать! Шагом марш! Кругом марш! Ложись! Встать! Шагом марш! Кругом марш! Ложись!..

И после каждой команды «Ложись!» его блестящий сапог перед моим лицом. Все та же хамская улыбка на его губах в предвкушении того, что я потеряю сознание. Но он не удовлетворится только тем, что сломает меня физически. Он хочет сломать меня духовно, раздавить мое самосознание своим дрянным до блеска начищен­ным сапогом.

«Ты, проклятая свинья, дерьмовый уличный пес!» — мысленно ругаясь, я пытался убавить нарастающую во мне ненависть. Я заметил, как ярость нарастает во мне все больше. Постоянно эта гнусная ухмылка самоуве­ренности в своем превосходстве. Этот поляк ошибает­ся! Сегодня сверхгерманец, а вчера еще безработный в заднице, далеко на востоке Германии, я его постараюсь охладить!

— Ложись! Встать! Шагом марш! Ложись! На полу­четвереньках! Ползком! На получетвереньках! Скакать! Скакать, Вы, слабак!

Во время последнего падения я, стараясь захватить воздуха, сорвал с лица противогаз. Второй раз я был близок к потере сознания. Но для Пандрика это была лишь половина победы. Его голос стал срываться на крик, когда он несколько раз приказал мне надеть противогаз.