Герберт Крафт - Фронтовой дневник эсэсовца. «Мертвая голова» в бою

• Название: Фронтовой дневник эсэсовца. «Мертвая голова» в бою
• Автор: Герберт Крафт
• Издательство: М. : Яуза-пресс, 2010 352 с.
• Жанр: О войне
• Год: 2010
• ISBN: ISBN 978-5-9955-0124-4

---

18 января 1942 года, мороз подбирается к 50 граду­сам. Эта русская зима беспощадна. Пулеметы теперь стоят не на позициях, а в иглу. И из-за сильного мороза их выносят только тогда, когда противник действитель­но атакует, то есть тогда, когда иваны в своих белых маскхалатах уже стоят у дверей.

Все наше внимание приковано к автоматическому оружию. Если оно откажет, то при девятикратном чис­ленном превосходстве противника дело наше будет безнадежно, и нас порежут как скотину. Часовых меня­ем каждые полчаса. Лишь столько времени человек мо­жет выдержать в нашем негодном обмундировании на таком морозе. Если есть возможность достать вторую шинель, то мы носим две. Снимаем их с убитых товари­щей, пока они еще теплые. Но трупы на морозе кочене­ют так быстро, что не всегда удается раздобыть эту спа­сительную одежду. Многие преодолели себя и носили ватные куртки и валенки, снятые с убитых красноармей­цев. Носить прекрасные русские меховые шапки, защи­щающие уши, было запрещено. А поверх ватной куртки надо было обязательно носить немецкую шинель.

Теперь, когда заметало дороги, я возил боеприпасы на санях, впрягая в них худую старую лошадку. Таким транспортом теперь обзавелась почти каждая рота.

20 января потеплело. Было всего 30 градусов моро­за. Это обстоятельство использовали для того, чтобы вывезти на трофейном грузовике убитых в тыл, где са­перы оттаяли и с помощью взрывчатки отрыли братскую могилу, в которой и погребли окоченевшие трупы.

Последовали три ночи, когда мороз опускался до ми­нус шестидесяти градусов. Термометр находился на ар­тиллерийской позиции неподалеку от нас. Когда на ба­тарее как-то открыли заградительный огонь, снаряд разорвался в стволе первого выстрелившего орудия, при этом погиб почти весь расчет. Из-за этого было ре­шено во время сильных морозов отказаться от артилле­рийской поддержки.

Противник перерезал все наши коммуникации. Его лучшие вооруженные силы от озера Ильмень прошли по долине реки Ловать с целью объединиться со своими войсками, воюющими по ту сторону Ловати, и замкнуть котел под Демянском. Русские атаковали и перемалы­вали нас со всех сторон.

В первую ночь февраля мы осторожно отошли с до­роги Старая Русса — Холм и перешли в находившиеся на западном берегу Ловати Черенщицы. Этот марш мы проделали по снежной пустыне с большим трудом, за­брав с собой всех раненых и автомобили. Нам пришлось обходить населенные пункты и тащить машины мимо них буквально на себе, пока не удавалось снова выйти на проезжую дорогу. На последнем участке пути нам пришлось пробиваться к защитникам Черенщиц, кото­рые нас дружески приветствовали. Теперь мы соедини­лись с главными силами, находившимися в котле, и смогли передать раненых на главный перевязочный пункт.

8 февраля русские далеко позади нас перерезали дорогу, которую удавалось до сих пор оборонять. Это была последняя связь с внешним миром. Котел оказал­ся закрытым.

Мы стояли в 80 километрах впереди главной линии фронта, словно волнолом, о который бились в семь-девять раз превосходящие нас силы противника. Про­должалась в буквальном смысле слова убийственная зима. Дивизии больше не было. Ее остатки получили гордое название «боевые группы». Включая тыловые ча­сти и подразделения, в «котле» с 300-километровым фронтом оказалось почти 100 тысяч человек. Прежние роты к началу образования котла, несмотря на имевши­еся возможности снабжения после сражения под Луж­но, насчитывали лишь половину от положенной числен­ности.

Продовольствия стало еще меньше, хотя повара пу­стили в дело свои «черные» запасы, сделанные за счет погибших. С самолетов сбрасывали продовольствие. Но ветер часто относил их к русским позициям. И нао­борот, русские самолеты сбрасывали нам русские про­дукты: хлеб, воблу, сухую колбасу.

В моем маленьком карманном календаре сохрани­лась запись: 2 февраля. «Выход из Ульяново (правиль­но: Еваново) на Черенщицы». 6 февраля написано про­сто: «Бой под Кулаково».

Сплошной линии фронта больше не существовало. Отдельные боевые группы обороняли свои опорные пункты вокруг деревень. Как-то раз, отвозя раненых в тыл, во время пурги я заблудился и заехал к русским. Мне встретился их обоз, я выехал на их позиции, но по­махал рукой их артиллеристам, и меня приняли за свое­го. Потом развернулся и по следам своего же автомоби­ля вернулся назад к своим.

Наш суточный паек состоял теперь из 400 граммов хлеба, столовой ложки мармелада, искусственного меда или сыра в тюбиках, 25 граммов масла или марга­рина. Голод преследовал нас днем и ночью. На таком холоде голодный паек становится еще чувствительнее. Несмотря на такое количество еды, находились некото­рые, способные разделить ее на три «приема пищи». Я к ним не относился. Лучше один раз поесть посытнее, пусть даже потом голодать целый день. Мы охотились на все — кошек, собак, сорок, ворон, зайцев. Мы воева­ли, голодали и замерзали, но ни разу не было случая во­ровства продовольствия у других. Помощь и вера в то­варища — это основа успеха наших войск.

Среди нас все больше было убитых, раненых и обмо­роженных. Защитников в кольце оставалось все мень­ше. Противник постоянно атаковал. Это была просто бойня. Наш новый MG-42, имевший скорострельность до 25 выстрелов в секунду, колотил и колотил по массам наседавших с криком «Ура!» красноармейцев.

Если у меня не было заданий на поездку, я с товари­щами лежал в карауле у пулемета «гитлеровской пилы» — как окрестили его враги. Все, что нам удалось добыть из оружия в бою, мы использовали в обороне. Патронов к русским пулеметам и автоматам у нас было больше, чем наших. Наши доставлялись к нам самоле­том. Ребята из истребительно-противотанковых под­разделений заменили вышедшие из строя 37-мм про­тивотанковые пушки на советские 45-мм. Отразив ноч­ную атаку, мы выползали в нейтральную полосу и стягивали с убитых солдат противника валенки, маскха­латы, телогрейки. Запрет на ношение русских меховых шапок тоже обошли. С тех пор как мы разжились мехо­выми рукавицами, снятыми с убитых русских, — обмо­роженных рук у нас не стало. Я лично предпочитал оста­ваться в немецком барахле.

Даты моего календаря перемешались. Но это все равно. Была вторая половина февраля, я постоянно сто­ял в дозоре у пулемета на дороге Калиткино — Демянск, за мной находился хлев, наполненный убитыми и за­мерзшими. На другой стороне дороги стояла наша тро­фейная русская противотанковая пушка. До сих пор ра­боты у нее было мало. Из тыла котла танки нас пока не атаковали. Поэтому пушку для ведения огня поворачи­вали в разные стороны, позиция это позволяла.

Из тыла к нам приближаются двое саней с сеном. При ясной видимости четко вижу в бинокль лошадей перед санями. Предвкушаю, как обрадуются наши клячи, когда получат вместо гнилой соломы с крыш душистое сено. Сдавленный крик вырывает меня из мечтаний. Расчет на другой стороне улицы разворачивает пушку и направля­ет ее на сани. Зарядили первый снаряд. Командир ору­дия медлит, высматривая что-то в стороне от снежного холма в стороне от приближающихся саней.

— По вторым саням, четыреста. Огонь!

Моя первая мысль: «Ему что-то показалось!» Первый осколочный снаряд ударил в сани и сорвал с них стог сена. Оказалось, что это вовсе не сани, а легкий танк с 45-мм пушкой и пулеметом. Выпущенный им снаряд со свистом пролетел над нами. Я смотрю на пушку. Расчет, словно единый организм, действует за ее щитом. От второго попадания вражеский танк разлетелся на части, загорелся и дымил до следующего утра.

Внимание командира орудия, крестьянского сына из Баната, привлекли подозрительно свободно висящие постромки «саней». Он не дал захватить нас врасплох. Две лошади, воз сена и мясо убитых лошадей были ве­ликолепными трофеями.

Находящиеся на левом берегу деревни Кобылкино и на правом берегу — Коровищино, оборонявшиеся не­сколько недель силами саперного батальона и дорожно-строительной роты, пришлось оставить из-за недостат­ка боеприпасов и измотанности людей постоянными боями в ночь с 22 на 23 февраля. Убитых похоронили в снегу, всех раненых забрали с собой. Всех их довели до Робьи, пробиваясь через противника, действовавшего в нашем «тылу». Изголодавшиеся, измученные боями, эти солдаты заняли снова оборону у Кукуя, по соседству от группы Кнёхляйна, оборонявшей опорный пункт в районе Козлово, Великое Село на юго-западной око­нечности «котла». Только из Робьи удалось отправить тяжело раненных на полевой аэродром в Демянске.

Превосходящие силы противника прорывались в ко­тел. После сдачи Кобылкино и Коровищино путь ему был бы свободен, если бы его не остановил гарнизон в Бяко­во. После сдачи населенных пунктов на Ловати мы еще удерживали Кулаково, далеко впереди от нового фрон­та «котла», проходившего по Робье, «Вися свободно в воздухе», как сказал командир боевой группы штурм-баннфюрер Хартьенштайн. Пару недель я был откоман­дирован в боевую группу в качестве водителя команди­ра, ездил для установления связи с разведывательными дозорами, провозил раненых и боеприпасы через рус­ские позиции.