Светлана Крушина - Путь Богини Мудрой

• Название: Путь Богини Мудрой
• Автор: Светлана Крушина
• Жанр: Фэнтези

---

Лекад на ходу покосился на него.

— Рассчитываю на твою выдержку. Мать ударится в слезы, закатит истерику… это вовсе ни к чему. Девушка недостаточно окрепла.

— Понятно.

— Еще каждый день приходит какой-то парень. Рвется к девушке, а сам не может объяснить, кем ей приходится. Его я тоже не пускаю. Он, мне кажется, слегка… не в себе.

— Это, наверное, Ивон. Он… сватался к Лионетте.

— Ах вот как, — сказал Лекад и замолк.

Перед дверью он остановился и повернулся к спутнику. Он все-таки решился на разговор. Бледное, застывшее лицо Лионеля ему решительно не нравилось.

— Послушай, Нэль… хочу предложить тебе кое-что. Я знаю, что ты искусный целитель, а у нас так много работы сейчас. Ты мог бы нам помочь… если хочешь.

В глазах Лионеля мелькнуло что-то вроде страха.

— Я… не знаю. Кажется, я все еще не могу использовать магию…

— Лечить ведь можно и без магии. Не так ли?

— Ко…нечно. Просто я… никогда не пробовал… так.

— Вот и попробуешь. Так ты согласен?

Лионель взглянул ему в лицо. В глазах юноши лекарь не увидел ничего, кроме своего отражения. Ни малейшего чувства. Ни единой мысли.

— Согласен. Я попробую.

Когда они вошли в комнату, Лионетта спала. Под спиной у нее громоздилась целая гора разноразмерных подушек. Лекад тихо встал в углу у двери, сложив руки. Лионель подошел к постели. Едва взглянул на девушку, тут же судорожно втянул воздух и закрыл лицо руками. Но почти сразу справился с собой, медленно отнял ладони и впился в Лионетту долгим взглядом. С нее еще не сняли все повязки, но уже и теперь было видно, что от красоты ее ничего не осталось.

— Она… знает? — Лионель быстро обернулся к Лекаду. — Ей сказали?

Целительно покачал головой. Закусив губу, юноша склонился к Лионетте. И она вдруг открыла глаза, словно почувствовала его близкое присутствие. Прошептала радостно: "Нэль!" — и протянула к нему слабую руку. Лионель мягко взял ее за запястье. Отвел в сторону, не позволил прикоснуться.

— Здравствуй, Стрекоза.

* * *

Покинув комнату несчастной, Лионель прошел несколько шагов и вдруг пошатнулся. Привалился спиной к стене.

— Тебе нехорошо? — со спокойным участием спросил Лекад.

— Да… мне нехорошо. Боги! За что ее… так? Наказывать нужно было меня… не ее. Меня!

— Твое искупление еще ждет тебя, — заметил Лекад. — Предстоит суд Прайоса, помнишь?

— Как не помнить… Скорей бы уж.

В глубине души Лионель надеялся, что суд вынесет смертный приговор. Слишком страшным казалось жить с ежеминутным ощущением непосильной вины. За работой он еще забывался, но когда оставался один в своей комнатушке, становилось совсем тяжко. Поэтому он изнурял себя работой и уходил в спальню только тогда, когда готов был свалиться в постель замертво. Так еще можно было как-то существовать, не сходя с ума от тоски.

Его заботам поручили несколько несчастных — из тех, кто не мог узнать его. И все же на всякий случай Лионель постоянно прятал лицо под капюшоном и никогда не смотрел людям в глаза. Боялся. И мучился виной. Одежду — серый храмовый балахон — ему одолжил Лекад, и теперь юноша ничем не выделялся среди служителей Перайны. Разве только стрижеными волосами (но их он скрывал под капюшоном) и отсутствием медальона с аистом.

Он молча выполнял свои обязанности, никогда ни с кем не спорил и ни о чем не просил. Впрочем, одну просьбу все-таки высказал: чтобы ему позволили ухаживать за Лионеттой. Храмовники, посовещавшись недолго, решили его просьбу удовлетворить.

* * *

— Что случилось с твоими волосами, Нэль?.. — спросила Лионетта между глотками горячего травяного отвара, которым поил ее Лионель. Чашка в его руке заметно дрогнула.

— Пожалуйста, пей чай, Стрекоза. Нужно выпить, пока горячий.

— Они обгорели в пожаре?

— Н-нет, — ответил он с запинкой.

— И браслетов у тебя нет, и мантию ты не носишь, — продолжала Лионетта, с мукой глядя в лицо друга — бледное, осунувшееся. С черными кругами под глазами. — Я бы спросила раньше, но все ждала, что ты сам расскажешь. Глупая! Тебе, наверное, больно об этом говорить. Скажи только: тебя изгнали из храма?

— Храма больше нет, — тихо и ровно ответил Лионель. Поставил опустевшую чашку на стол. — А я больше не служу Гесинде. Меня отлучили.

В последнее время он был крайне сдержан, почти холоден. Не улыбался. И Лионетту это пугало. Раньше он часто бывал рассеян, витал мыслями в облаках, но никогда не старался скрывать свои чувства, держался непосредственно. Во всяком случае, наедине со своей «сестренкой». И вдруг… такая перемена. Причины ее отчасти были Лионетте ясны. Но она отдала бы все на свете, только бы на его губах появилась улыбка. Такая же, как прежде — ясная и немного растерянная.

— Бедный… — Лионетта кончиками пальцев (они одни только и торчали из-под повязки) коснулась его щеки. На глаза навернулись слезы. Лионель считал храм своим домом, а в служении Богине и магии видел смысл жизни. А теперь… — Как же ты теперь будешь?

И тут его вдруг прорвало. Он вскочил, лицо его исказилось. Маска безразличия и показного спокойствия исчезла без следа.

— Не жалей меня! — выдохнул он. — Не смей меня жалеть! Ты не знаешь, что я натворил!

— Знаю, — кротко отозвалась Лионетта. Поймала его изумленный взгляд и добавила: — Правда, я мало что помню. Только помню, как вдруг зашумел ветер. Что-то ударило меня, и я упала. Я хотела встать, но почему-то не могла пошевелиться. А потом… потом была темнота. И голос. Твой голос. Ты звал меня, я пыталась ответить, но будто онемела. Мне было страшно — так страшно! — хотя я знала, что ты рядом и не оставишь меня…

С коротким стоном Лионель припал к ее ногам и ткнулся лицом в одеяло.

— Прости меня… — послышалось приглушенно.

— Я так тебя люблю, Нэль, — сказала Лионетта и удивилась себе. Она не собиралась говорить ему таких слов — никогда, ни при каких обстоятельствах, — и вдруг они вышли сами собой, так просто и свободно.

Но на Лионеля они произвели неожиданно сильное впечатление. Он вскинул голову, сухим блеском сверкнули глаза.

— Так вот что он хотел сказать… — прошептал он словно про себя. — А я, дурак, не понял… ах, какой же я дурак! Глупый, тщеславный мальчишка! — добавил он, явно повторяя чьи-то слова. Лионетте даже показалось, будто она узнала интонацию.

А он медленно поднялся и отступил на шаг. Скрестил на груди руки (на запястьях и выше розовели пятна заживших ожогов; Лионетте все время хотелось поцеловать их, но она не смела). Его лицо вновь застыло маской. Только губы чуть кривились. Он взглянул прямо в глаза Лионетте.

— Ты знаешь, что в городе той ночью случился пожар?

Она покачала головой.

— Разумеется, нет. Лекад не стал бы говорить… Ну, так я скажу. Сгорел Храмовый квартал, торговые ряды и примыкающие к ним дома. И повинен в том я. Это мое заклинание разнесло огонь. Я не рассчитал силы, поддался потоку… Едва тебя не погубил… а многие погибли или лишились крова. Судить меня будет Прайос. Вот… — он перевел дыхание. — Я хотел, чтобы ты знала, Стрекоза.

Лионетта закрыла лицо руками.

— Двенадцать да смилостивятся над тобой…

— Это вряд ли, — услышала она его голос. Уже совершенно спокойный. — У божественного терпения, как и у человеческого снисхождения, имеются границы.

* * *

Магия, быть может, и могла бы разгладить безобразные шрамы на лице и руках Лионетты. И Лионель каким-то особенный чувством ощущал уже присутствие силы. Мало помалу она просачивалась в него, наполняла собой, как подземный ключ наполняет колодец. Но Лионель боялся обратиться к ней. Ненавидел себя за страх — и ничего не мог поделать. Заставлял себя смотреть в стянутое ожогами, когда-то хорошенькое личико бедняжки Стрекозы. Не помогало. Внутри как будто что-то заклинило.

Лекад пытался его успокоить.

— В любом случае, сейчас уже поздно что-либо делать, — сказал он, как-то раз застав Лионеля в одной из храмовых внутренних комнатушек. Юноша в одиночестве расхаживал от стены к стене и в ожесточении грыз костяшки пальцев. Лекад уже изрядно навострился угадывать его мысли по выражению лица. Не ошибся и теперь — Лионель думал о Стрекозе.

— Если бы прибегнуть к врачеванию магией сразу, с первого дня, могло бы и получиться.

— Что тогда, что теперь, толку от меня нет, — бросил Лионель с горечью.

— Знаешь что, Нэль, — сказал Лекад. — Следующие два-три дня я сам посмотрю за ней. Нужно ей уже и с матерью повидаться. Выздоровление затянется надолго, но за жизнь ее я больше не беспокоюсь. А бедная женщина вся извелась.

— Да, — тихо отозвался Лионель. — Конечно.

И отвернулся. Снова вцепился зубами в кулак.

В самом деле, подумал Лекад, скорее бы уже суд. Сил нет смотреть, как человек изводится.