Михаил Лезинский - Колючая Арктика

• Название: Колючая Арктика
• Автор: Михаил Лезинский
• Жанр: Научная Фантастика

---

— Красотища! — не удержался Кучаев и тут же спохватился.

Что-то сказал не так! Увидел, как сжались губы директора совхоза:

— После такой красотищи, тундра лишается ягеля. Дикие олени — беспощадные истребители ресурсов земли. Их надо время от времени отстреливать как класс! — жестко заключил Сайвасов.

Фарли Моуэт прислушался, попросил перевести. Поняв, о чём речь, покивал головою — знак согласия. Добавил:

— Дикие олени — соперники домашних. Я бы заметил, хитрые, коварные и умные соперники. Стоит зазеваться пастухам — уведут дикари в дали неоглядные всю женскую половину стада! — и Фарли подмигнул своей молоденькой жене Клер.

— Однако бывает и наоборот, мужики-олени под женскими чарами остаются в стаде! — усмехнулся Курилов. — Очень даже часто так бывает.

— Бывает, — подтвердил Сайвасов и, как отрубил, — но редко. Но, самое главное, это — ягель. После этой этой красотищи, — уязвил он всё-таки Максима Кучаева, — тундровые пастбища восстанавливаются только через полтора-два десятилетия. Это вам не солнечный Крым!

Фарли Моуэт, внимательно слушавший Сайвасова и замучивший своего переводчика, вздохнул.

— Те же проблемы. Но они — разрешимые. А у моих эскимосов много, ох много неразрешимых проблем на сегодняшний день.

Семён Курилов заметил:

— Однако, все проблемы в человеческих руках.

Фарли Моуэт внимательно посмотрел на него, но поддерживать разговор не стал. Да и «ЛИ» заходил на посадку на аэродром Колымское…

Максим Кучаев приглядывался к Фарли Моуэту. Несмотря на свои многолетние творческие общения, ему впервые пришлось столкнуться с известным писателем из капстраны. И надо сказать, несмотря на мощную агитацию достоинстств и собственной "гордости россов", — Максим Кучаев как и Семён Курилов! — считали себя писателем советским:

У советских — собственная гордость,

На буржуев смотрим свысока!

Надо сказать откровенно: этот человек, чем-то по портретам напоминающий модного в те времена Хемингуэя, ему сразу понравился. Понравились глаза — синие, детские с лукавинкой и со смешинкой. Понравилась и эта красная, — не рыжая, а именно красная! — борода., наверное, она седая под хной!?

Разговаривая, Фарли помогает себе руками, бровями, глазами, бородой. Нетерпеливо отстукивает ногою, поглядывая на переводчика, когда тот, — как кажется Фарли Моуэту — слишком медленно переводит. Реакция на юмор — моментальная, сдобренная пулемётным хохотом…Большой ребёнок да и только!

"Ребёнок" умел пить и не пьянеть. Ещё в редакции «Колымки», когда непьющий редактор даже крякнул, — он терпеть не мог пьющих и поощрял только тех корреспондентов, кто поддерживал рубрику "Пьянству — бой!" — когда Фарли, как бы между прочим, опрокинул себе в горло пару тонких стаканов, наполненных доверху коньяком, и не было даже заметно, что он прикладывался к бутылке, Перевеслов не выдержал, наклонился к Кучаеву:

— Видел?

— Видел. Могучий человек! После такой дозы меня бы выносили со святыми упокой!

— А, может, он того, — заметил редактор, — может он шпион!? Может его специально в ихнем КеГеБе специальными таблетками нашпиговали? Чтоб не пьянел!?.

— Ну что вы, Иван Иваныч…

Своими мыслями поделиться редактор и с Семёном Куриловым, но тот ответит резко — сам был под хмельком:

— Я эту недоваренную утку жевать не стану!..

Временами Фарли словно уходит в себя, задумывается. А его руки, огромные руки грузчика или портового рабочего, опускаются вдоль тела и замирают. Лишь кончики пальцев нервно шевелятся.

Рядом с Фарли — его молодая жена Клер. Или — Клэр! Клер — художница. Иллюстратор книг своего мужа. Молродая женщина откровенно скучает и даже за маской приличия не может скрыть этого. Чувствуется, вот-вот она заплачет, глядя на бесконечную тундру с темными пятнами немногочисленных тордохов и однообразных оленьих морд.

Фарли это нервирует. Он то и дело оглядывается на неё и Клер ловит его взгляд, улыбается, подёргивает плечиками, дескать, ни о чём не волнуйся, Фарли! Я люблю тебя, родной и любимый мой и ради тебя вытерплю и не такое!..

Но проходит время и улыбка у Клер вновь исчезает — облака закрывают солнце.

А Фарли… Фарли ищет воможность, чтобы рассеять облака, чтобы вновь вернуть улыбку на прекраснейшее лицо жены!

Этот огромный краснобородый медведь неожиданно рычит, становится на корточки и ползёт по прессованному снегу к жене, на ходу прикладываая то одну руку, то другую к сердцу.

Клер, подыгрывая, — видно в эти игры они тренировались дома, в Канаде! — тоже падает на колени и ползёт навстречу. Сблизились. Потёрлись носами.

— Я люблю тебя, Клер!

— Я тебя тоже очень и очень люблю, Фарли!

— А я тебя очень даже преочень!..

Оленеводам нравится игра этих взрослых детей. Улыбаются и дети — их миндалевидные глазки посверкивают как у диких песцов. Они, как и Клер, тоже влюблены в этого «ведьмедя». Но в отличие от взрослых оленеводов, ребятня, подражая Фарли и Клер, вдруг вся очутилась на коленях. Ползут навстречу друг другу. Мычат как телята!

— Му, му, Саша!

— Му, му, Акулина!

— Му, му, Костя!

— Му, му, Валентина!..

В их мычании тоже выражена любовь друг к другу и общая — к Фарли.

Фарли Моуэт понимает это. Хохочет. Потом поднимется во весь свой аг-ро-мад-ней-ший рост, — поднимаются вместе с ним Сашеньки, Валюнчики, Петюнчики и прочие Косюнчики! Фарли рычит — ну вылитый бурый медведь-шатун! — достаёт из кармана целлюлоидный шарик-мячик для пинг-понга, показывает.

Предвкушая продолжение, смеются оленеводы, смеётся ребятня, заливисто хохочет Клер. Фарли держит шарик на ладони, поворачивается, чтобы все увидели — вот он! И…

— Гэх!

Вырывается победный клич из широкой груди краснобородого и мяч — вот оно чудо волшебства! — исчезает с ладони. Был и…нет!

— Гэх!

Фарли вытягивает его из уха Клер.

Семён Курилов наклоняется к Максиму Кучаеву.

— Шаман. Настоящий шаман. У меня в романе такой же будет.

— Назови его Фарли Моуэтом! — советует Максим.

— Зачем? У него давно имя есть: Муостоях Уйбаан — великий якутский шаман. Что делал?..У него живой заяц за пазухой появлялся… Из пустого мешка куропаток вытаскивал… Великий шаман!..

— Наш Арутян Акопян сто очков форы дал бы вашему Уйбаану!

— Однако, как знать, как знать…

А Фарли показывает фокусы, а Фарли продолжает отпускать шутки… Пристально смотрит на Клер, словно хочет ей сказать: ты же видишь, я работаю. Такая у меня работа писательская, без которой я не могу существовать. Ты же умница, Клер, ты же — художник. Работай, пожалуйста, и ты. Не скучай дорогая!

Клер — женщина умная — понимает немой разговор. Улыбается, а потом хохочет, показывая всем ровные белоснежные зубы, набирает горсть сухого от морозов снега и суёт Фарли за ворот меховой куртки.

— Прости, Фарли! Я больше не буду отвлекать от работы своим скучающим видом, Фарли! Мне хорошо с тобою, Фарли! Мне с тобою всегда хорошо!..

Женщина — всегда загадка! Надо было с ней так просчитаться!

Эх, Семён, Семён! Эх, Юрий Рытхэу, Юрий Рытхэу! Эх, Максим Кучаев, Максим Кучаев! Именно вы убедили меня — устно и письменно! — что Клер "просто скучающая бабёнка"..

Клер Моуэт — не скучающая особа, а удивительная художница и писательница, по силе таланта равная своему мужу — если талант вообще можно измерить!

Я сегодня, Семён, многое про неё знаю, и Юрий Рытхэу знает и лишь ты, мой дорогой Сёма Курилов, не знаешь, — я не могу послать тебе талантливую книгу Клер Моуэт "Люди с далёкого берега" на тот свет — люди ещё не придумали способа доставки. Там и про тебя, Семён Курилов написано. С любовью написано. Но это будет потом, а сейчас…

Говорит любовные слова, Клер, но, проходит совсем немного времени и снова Клер, — она ещё не научилась скрывать своих чувств! — в задумчивости чертит ножкой узоры на прессованном снегу…

Семён Курилов начинает нервничать, глядя на скучающую красивую женщину, он переживает за Фарли Моуэта.

— И-и эх! Прокачу! — неожиданно кричит Курилов. — Господин иностранец, хватай в охапку свою госпожу, — Семён вскочил на нарты, запряженными тремя оленями и выдернул кол, накрепко вбитый в вечную мерзлоту, не давая олежкам сбежать в тундру — Поспешай!

Переводчик ему тотчас перевёл.

Фарли могучими руками приподнял Клер и кинулся вместе с нею на зов Великого Юкагира. Семён взмахнул руками, гикнул и олени, набрали скорость.

— Гок! Гок! Хэ-эк! Гэ-эй! Гэ-э-э-эй!..

Сделав большой оборот, ловко увёртываясь от кочек, то и дело появляющихся из ничего, Семён Курилов остановил разгоряченных оленей у самого тордоха — откуда отъехал туда и приехал!

Фарли столкнул смеющуюся Клер прямо в снег, сам скатился, а Семён вбил кол в нарты.