Лилия Баимбетова - Круг Осени

• Название: Круг Осени
• Автор: Лилия Баимбетова
• Жанр: Фэнтези

---

Ночью, когда я не вижу его, лучше. Как это все-таки странно. Я могу так бесконечно много, и все они — земля и леса, дожди и ветра — прощают мне то, что я делаю с ними. Бесконечная природа прощает мне все, а ни-чтожные люди, малая — и далеко не самая важная — часть природы, они…

В темноте слышен шум крыльев. Это мои вороны, они кружат надо мной в ночном небе. Теперь я могу уйти отсюда. И я ухожу. Невольно я оглядываюсь туда, где, невидимое в темноте, лежит мертвое тело. Я остав-ляю его дождям и ветрам, они справятся с его погребением лучше, чем я.

30 сентября 2000 г.

8. Вторая жизнь.

"Зачем тебе это нужно, Иариалиа?"

"Мне его жалко"

"Ты совершаешь ошибку"

"Пусть"

"Ты раскаешься, Иариалиа"

"Я хочу, чтобы он жил. Я хочу дать ему шанс. Я уже решила, Ауро-ниадиад, не отговаривай меня"

Он пришел в себя от холода. Дождь все еще шел, тихий, неспешный осенний дождь, и воздух наполнен был запахами мокрой листвы и земли. Дождь шел на многие лиги вокруг — над крестьянскими полями у Бругге, над заречными лесами и над изувеченными колдовством землями, равно окропляя все мелкой осенней сыростью. Было очень холодно. И очень больно. От боли путались мысли. А вокруг стояла такая тишина.

Не было сил даже поднять голову. Он лежал навзничь и не мог даже пошевелиться. Глаза его были открыты, но не видели, не различали ниче-го, боль застилала ему глаза. Он ничего не помнил из произошедшего, не помнил даже, кто он и почему он здесь. Для него существовала только боль, вся реальность ограничивалась ее туманными очертаниями. Для того, чтобы он мог чувствовать эту боль и этот холод, властительница неба и земли отдала свою жизнь, но он не знал — и никогда не узнал — об этом.

Долго пролежал он так, на замусоренном каменном полу полуразру-шенного храма, под ледяным осенним дождем, не осознавая ничего вокруг. Но постепенно сознание его прояснилось, или инстинкт самосохранения проснулся в этом изувеченном теле, и он пополз, с трудом, цепляясь гряз-ными, окровавленными пальцами за камни пола, потом — за пожухлую траву. Судорожными своими, жалкими движениями он напоминал, навер-ное, полураздавленного агонизирующего червяка, но никого не было, кто мог бы увидеть его. По телу разливалась боль, он терял сознание и снова приходил в себя и снова полз, но потом — по прошествии долгого времени — над болью стала преобладать страшная, изматывающая жажда. На губах запеклась кровавая корка, во рту все высохло, и сухой распухший язык ка-зался чем-то посторонним и мешающим дышать…

Через пять дней на опушке леса разведывательный патруль наткнул-ся на нечто, издали похожее на кучу тряпья, но вблизи оказавшееся чело-веческим телом, изуродованным и страшно грязным. В двух метрах от опушки росло маленькое корявое ольховое деревце, листья его почти обле-тели, и только на тонкой верхушке трепетали два круглых красных листа. Нижние, кривые и толстые ветви оплетены были зарослями ежевики с красно-бурыми, похожими на кленовые, листьями, и в этих зарослях лежа-ло грязное человеческое тело, почти невидное среди ежевики и похожее на брошенное кем-то тряпье. Только подойдя совсем близко и раздвинув еже-вичные плети, мальчишки из разведпатруля убедились в том, что это чело-веческое тело, наверняка, мертвое и уж больно страшное. Человек этот был совершенно гол, если не считать расплавленной и искореженной кольчуги, кожа на руках и ногах была ободрана и свисала лохмотьями. Мальчишки, только недавно ставшие легионерами, смотрели на него с суе-верным ужасом и дотрагиваться до него не собирались.

— Эй, что там? — окликнул их командир группы, оставшийся на доро-ге.

— Я… я не знаю… — отозвался кто-то дрожащим голосом.

Командир группы подошел и, оттолкнув подчиненных, шагнул к ле-жавшему. Присел рядом и долгим сожалеющим взглядом посмотрел на изуродованное тело. Командир был уже стар, грузен и совсем лыс, только несколько седых вихров торчали над розовой лысиной. Он всегда был объ-ектом насмешек для своих подчиненных, вчерашних школьников, и сейчас он сидел смешно — на корточках, расставив толстые, иссеченные венами ноги и нелепо задрав тунику. И мальчишки, столпившиеся за ним, уже об-менивались улыбочками — дескать, посмотри на старого маразматика. Ис-пуг их постепенно проходил.

Старик осторожно перевернул лежавшего на спину. Лицо все в грязи и крови, глаза закрыты. Но пухлый старческий палец вдруг нащупал на ху-дой шее бьющуюся жилку пульса.

— А ну, живо, поднимайте его! Быстрее! Марл вперед и разыщи Ид-рая!

Мальчишки впервые слышали, чтобы живое божество называли так запросто Идраем.

— Быстрее, я сказал! — прорычал старик, в тот момент абсолютно не смешной, — Парень жив еще…. Давайте…. Давайте…

Сгущались уже сумерки, когда божественный Идрай, последний им-ператор, способный исцелять прикосновением, вышел на улицу из своего шатра, куда после обеда принесли раненного. Божественный повелитель был высоким крупным мужчиной, на вид лет сорока, хотя на самом деле к тому моменту он прожил уже лет четыреста. Выйдя из шатра, он сразу же наткнулся на командира разведчиков. Старик сидел у самого входа, похо-жий на большого раскормленного пса, и по-собачьи вопросительно смот-рел на божественного повелителя.

— Жить будет, — сказал Идрай, — Он очень истощен, но серьезных ран нет, только ожоги… я боялся, как бы не магические, но это, похоже, от сильного жара, даже кольчуга начала плавиться…

— А кольчуга-то наша, — тихо сказал старик.

— Что?

— Наша, говорю, кольчуга. Легионеры такие носят.

— А-а… — Идрай немного помолчал, — Это Гордон. Заместитель Кама-ла.

— Из дворцовой стражи, значит? — старик покивал головой, тихо вздохнул.

Прошло три дня после смерти принца Джуры. На утро была назначе-на казнь его убийцы, и плотники всю ночь спешно возводили помост на площади. Принц Джура был правителем Содденского королевства и прие-хал с визитом к божественному императору; несчастного Джуру зарезали прямо на улице, в двух кварталах от дворца, и это дерзкое убийство просто потрясло столицу. Люди едва на месте не растерзали убийцу. С самого рассвета на площади собирался народ. Ходили слухи, что Джуру прикон-чил знаменитый хоанский шпион по кличке Ястреб, тот самый, о котором рассказывали столько невероятных историй, и народ валом валил на пло-щадь, чтобы хоть одним глазком глянуть на этого демона. Перед самой казнью в правительственной ложе появился божественный Идрай и ма-ленькая хрупкая молодая женщина в ярко-синей тунике, Годри, Страж Ид-рая, его личный телохранитель, богиня-воительница. Годри выглядела ус-талой и недовольной: накануне она просила за Ястреба, но Идрай ей отка-зал.

Вместо Камала, погибшего в чародейской битве, командиром двор-цовой авесты стал Сортис. Гордон так и оставался заместителем команди-ра и отвечал за обучение новичков, но именно ему Сортис, второй день лежавший с лихорадкой, поручил обеспечение казни.

За заключенным Гордон пришел сам. До сих пор он еще не видел убийцу Джуры, хотя слышал о нем немало, и главное, поразившее всех ле-гионеров, — то, что парень был абсолютно слеп. Зайдя с факелом в темную сырую камеру, Гордон несколько секунд разглядывал жалкого полуголого бродягу, скорчившегося на соломенной подстилке, потом — вместо обыч-ной команды "встать!" — спросил:

— Встать сможешь?

Шатаясь, Ястреб поднялся на ноги. Он был невысокий, тощий и не-вероятно грязный, грязнее Гордон еще не видел. Лицо заросло многоднев-ной щетиной. Похоже, и впрямь хоанец, по крайней мере, нездешний — у уроженцев Империи волосы на лице не растут. Ну, и избили же его! Гор-дон знал, что убийцу Джуры били еще на месте преступления, но и здесь, похоже, добавили. Ох, уж эта городская стража.

— Тебя кормили?

Ястреб молчал.

— Вэнс! — крикнул Гордон в приоткрытую дверь, — Вы кормили за-ключенного?

— А зачем? — донеслось в ответ, — У нас правосудие быстрое.

Гордон выругался.

— Ладно, пошли, — сказал он.

И они пошли. Только идти знаменитый хоанский шпион не мог со-всем. Кое-как дотащив его до караулки, Гордон толкнул Ястреба на табу-рет.

Здесь было светло и тепло, жарко полыхал очаг. Вэнс, дежурный офицер, высокий, полный и красивый парень в форменной алой с золотом тунике, как раз собирался перекусить. Гордон оглядел разложенную на столе снедь, взял миску с пшеничной кашей и сунул Ястребу в руки.

— Ешь.

— Эй! — возмутился Вэнс, но, встретив выразительный взгляд Гордо-на, умолк.

Правда, про себя он продолжал кипятиться. Он терпеть не мог этих дворцовых прихлебателей, этих полувоенных, ибо если они военные, то место им на границе, а не в лучшем из городов мира. Разыгрывают из себя элиту — как будто никто не знает, что набирают их из крестьян, никогда еще выходец из благородной семьи не служил в легионе…