Юлия Иванова - Дремучие двери. Том I

• Название: Дремучие двери. Том I
• Автор: Юлия Иванова
• Издательство: ООО ПАЛЕЯ - Мишин совместно с ТОО ПАЛЕЯ - свет
• Жанр: Альтернативная история
• Год: 1999
• ISBN: ISBN 5-86020-295-4

Фантастический роман Юлии Ивановой «ДРЕМУЧИЕ ДВЕРИ» стал сенсацией в литературном мире ещё в рукописном варианте, привлекая прежде всего нетрадиционным осмыслением — с религиозно-духовных позиций — роли Иосифа Сталина в отечественной и мировой истории.

Не был ли Иосиф Грозный, «тиран всех времён и народов», направляющим и спасительным «жезлом железным» в руке Творца? Адвокат Иосифа, его Ангел-Хранитель, собирает свидетельства, готовясь защищать диктатора на Высшем Суде. Сюда, в Преддверие вечности, попадает и героиня романа, ценой собственной жизни спасая от киллеров Лидера, противостоящего новому мировому порядку грядущего Антихриста. Здесь, на грани жизни и смерти, она получает шанс вернуться в прошлое, повторить путь от детства до седин, переоценить не только свою личную судьбу, но и постичь всю глубину трагедии великой страны, совершившей величайший в истории человечества прорыв из царства Маммоны, а ныне умирающей вновь в тисках буржуазной цивилизации, «знающей цену всему и не видящей ни в чём ценности»…

Книга Юлии Ивановой привлечёт не только интересующихся личностью Иосифа Сталина, одной из самых таинственных в мировой истории, не только любителей острых сюжетных поворотов, любовных коллизий и мистики — всё это есть в романе. Но написан он прежде всего для тех, кто, как и герои книги, напряжённо ищет Истину, пытаясь выбраться из лабиринта «дремучих дверей» бессмысленного суетного бытия.

---

При «социалистических» порядках наступило чрезвычайное понижение производительности труда. Наши производительные силы при «социализме» регрессировали к временам петровских крепостных фабрик.

«Рабочий контроль» очень скоро обнаружил свою истинную природу… Немедленно уничтожалась всякая дисциплина… Знающие, честные работники изгонялись и даже убивались. Производительность труда понижалась обратно пропорционально повышению заработной платы».

«Прилив сбережений прекратился не только в банки, но и в сберегательные кассы. Оказалось, что народ меньше всего верит народной власти».

«Жизнь строила цены — по законам «буржуазной» экономики. На борьбу социалистов с началом собственности жизнь ответила стихийным, непреодолимым, хотя и извращённым, утверждением этого начала в лице многомиллионной армии «мешочников».

«Такие огромные, массовые, стихийно-неудержимые явления, как отказ крестьян давать хлеб по твёрдым ценам при обесцененных деньгах, как грандиозное развитие мешочничества или катастрофическое падение производительности труда, стали объясняться «контрреволюционной агитацией» правых эсеров и меньшевиков или «саботажем» кадетской буржуазии и интеллигенции… Как люди действия, большевики вместо всяких «экономических законов» схватились прямо за дубину, ружьё и пулемёт, стали расстреливать «спекулянтов» и отбирать их имущество, сажать в тюрьму «саботажников», создавать вооружённые отряды для похода в деревни за хлебом». «Главная причина нынешнего краха русского социализма в его ложном и лживом учении о человеке».

«Никогда Русь не сквернилась таким количеством злодеяний, лжи, предательства, низости, бездушия, как в год революции. И если раньше, в годы реакционного квиетизма, человек, слишком выдвигавший напоказ свою внешнюю религиозность, возбуждал сомнительное к себе отношение, то в годы революции смелое и открытое исповедание человеком своей религиозной веры возвышало его над толпой обманутых и озверелых людей. Социалистическая революция, думая разрушить, утвердила религию в России, очистила и возвысила служителей церкви, напомнив им о жертвенности их служения». — Да, такое свидетельство дорогого стоит, — прошипел АГ, — Что называется, начал этот свидетель Изгоев за упокой, а кончил за здравие. Ибо вся материя мира…

— Не стоит одной человеческой души, — довольно закончил AX. — Дальше ещё поучительнее:

«Они заговорили о защите «социалистического отечества», когда от самого отечества остались только клочки… Возбуждаемые большевиками дела, «о государственной измене», «о сношениях с иностранными государствами» и т. д. явились полицейскими расписками в признании своего поражения.

Социалисты в лице своих наиболее последовательных и деятельных представителей на тяжком для России опыте доказали, что они ничего не понимали в области высших сторон человеческой души, в тех мотивах, КОТОРЫЕ ПОДВИГАЮТ ЛЮДЕЙ НА ЗАБВЕНИЕ СВОЕЙ ЛИЧНОСТИ, НА ПРИНЕСЕНИЕ ЕЕ В ЖЕРТВУ КАКОМУ-ТО ВЫСШЕМУ ЦЕЛОМУ. Все попытки заменить религиозную веру и патриотизм призывами к инстинктам классовой ненависти, жаждой материального благополучия или, в крайнем случае, личного властолюбия приводили не к геройству и самопожертвованию, а к делам трусливой злобы и бесчестного грабежа».

— Что ты этим хочешь сказать?

— Только то, что Иосиф, видимо, понимал кое-что «в области высших сторон человеческой души», ибо при нём тысячи людей шли и на «забвение своей личности» и на «принесение её в жертву высшему целому».

«На основании своих фантастических объективных законов они поделили человечество на различные группы мелкой, средней и крупной буржуазии, пролетариата и т. д. Они вообразили, что это не просто методологические абстрактные построения их ума, а действительные реальности, что будто бы члены этих групп подчиняются различным «социально-экономическим законам». Они представляли себе, будто на самом деле «буржуи» мыслят по-буржуазному, а пролетариат особо, по-социалистически. Первое же столкновение с действительностью разрушило все эти воздушные замки. Рабочие сплошь оказались такими же «буржуями», как и остальные люди. И социалисты… не замедлили убедиться, что пролетариат глубоко заражён «мелкобуржуазным ядом» и не желает работать за общий со всеми паёк, без индивидуальной выгоды… Вся экономическая политика русских социалистов сводилась к тому, что всё новые и новые и более широкие круги народа объявлялись буржуазными, мелкобуржуазными и контрреволюционными. Всё население России, кроме кучки красноармейцев и большевистских властей оказалось «мелкобуржуазным», да и «социалистичность» этих последних подвергалась большому сомнению».

«В настоящее время социалисты более трусливые и менее честные, хотя и более умные, чем большевистские теоретики, пытаются отвести ответственность за русские события от социализма и свалить её на большевиков. Нас может интересовать лишь общественно-политическая сторона дела. С этой стороны большевики в сравнении с другими русскими социалистами должны быть поставлены на значительно высшую ступень. Эти люди имели, наконец, мужество осуществить свои идеи в жизни. Они показали социализм в осуществлении. Иным он быть не мог. Иных результатов ждать от него нельзя. Урок получился страшный, но, быть может, иного пути к нашему оздоровлению не было». /С. Аскольдов. 1918 г./

Иосиф, в отличие от своих фанатичных соратников, не питал никаких иллюзий ни относительно социализма, ни человеческой природы. Все люди — потенциальные оборотни, вампиры, ждущие лишь тьмы, полночи, чтобы отрасли у них клыки, когти, гениталии чудовищных размеров, чрево необъятное, чтобы можно было впиться в первую беззащитную плоть и душу.

В его Антивампирии вурдалакам и хищникам не будет житья — уж он об этом позаботится! Они боятся осинового кола и света… С кольями проблемы не будет, что же касается света… Пусть он будет искусственным, но мы просветим каждого. Мы построим Великую Крепость и выставим неподкупную охрану. Я отменю тьму и полночь, и ни один кровосос не прорвётся к моему народу. Неважно, как мы назовём его, но это будет первое в мире царство Света. Антивампирия. Пусть искусственного, но света!

Иосиф любил слово «свет». Песни, где оно есть. Назвал фильм «Светлый путь» и дочку — Светланой.

Святой с радостью отдаст всё до последней рубашки, Человек — отдаст лишнее. Вампир — тянет всё в свою пасть, как чёрная дыра. «Лежащий во зле» мир принадлежит вампирам, они поделили Вампирию на зоны, время от времени устраивая грызню, вовлекая всех в эту бойню. Напридумывали «права и законы» чтобы как-то ограничить и упорядочить безудержные аппетиты друг друга.

Иосиф плевал на всякие там «измы» — он задумал заповедник посреди Вампирии, где хищникам не будет житья… А «измы», которым поклоняются его соратники-идолопоклонцы, для него — всего лишь кирпичи, из которых он будет возводить стены будущей крепости. Годится — в дело, гнилой — на свалку.

Он ещё не знал, как надо, но он твердо знал, как не надо.

«Так говорит Господь Бог: вот Я — на пастырей, и взыщу овец Моих от руки их и не дам им более пасти овец, и не будут более пастыри пасти самих себя, и исторгну овец Моих из челюстей их, и не будут они пищею их.

Потерявшуюся отыщу и угнанную возвращу, и пораненную перевяжу, и больную укреплю, а РАЗЖИРЕВШУЮ И БУЙНУЮ ИСТРЕБЛЮ; буду пасти их по правде.

Так как вы толкаете боком и плечом, и рогами своими бодаете всех слабых, доколе не вытолкаете их вон, то я спасу овец Моих, и они не будут уже расхищаемы, и рассужу между овцою и овцою. И поставлю над ними одного пастыря, который будет пасти их, раба Моего Давида; он будет пасти их и он будет у них пастырем». /Иез. 34,10,16,21–23/

— Так что как видишь, сын тьмы, уже был в истории опыт Антивампирии. Иосиф ещё с семинарии знал это место из «Иезекииля» наизусть… Кстати, одно из его подпольных имён — «Давид»…

— Весьма сомнительная версия в атеистическом государстве… И ты всерьёз собираешься на ней строить защиту?

— Ну для начала приведу хотя бы свидетельство «злейшего соратника» Иосифа Льва Троцкого: «Наши дороги так давно и так далеко разошлись, и он в моих глазах является в такой мере орудием чуждых мне и враждебных исторических сил, что мои личные чувства по отношению к нему мало отличаются от чувств к Гитлеру или японскому микадо».

* * *

И его вдруг повернувшееся к окну лицо с сомкнутыми веками, таинственно белеющее в темноте.

Потом начнёт светать, и лицо с каждым мгновением рассвета меняется, и это чудо, от которого она не может оторваться, хоть и боится до смерти, что Павлин может проснуться. Она наблюдает за ним сквозь ресницы, и кажется, что они оба где-то глубоко под водой.

Яна знает, что вскоре провалится в беспробудный сон, а когда проснётся. Павлин уже бесследно исчезнет, как и полагается чуду, и раскладушка будет стоять на прежнем месте в чулане, будто и не было никакого Павлина. И начнутся долгие дни ожидания хоть какой-то весточки, звонка, дни добровольных дежурств в редакции возле телефона, когда всё будет валиться из рук, а от каждого звонка перехватывать дыхание. И хуже всего будет одиночество, абсолютная невозможность хоть кому-то признаться в этом наваждении, заболевании под названием Павлин.