Елена Арсеньева - Проклятие Гиацинтов

• Название: Проклятие Гиацинтов
• Автор: Елена Арсеньева
• Жанр: Остросюжетные любовные романы
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-699-33127-7

В деревне, где выросла Лера Онегина, существует поверье о некоем каменье — кто его найдет, станет блудником. Лера находит красный турмалин, и… поверье сбывается. Онегину из-за ее красоты избегают ровесницы, преследуют женатые и холостяки. А однажды пытаются изнасиловать. Ее спасает мачеха одноклассника Ларисса. Она предлагает девушке выйти замуж за своего пасынка и уехать в Москву. Писательница Алена Дмитриева волею судьбы сталкивается со всеми этими людьми на выставке картин Жужки — друга Микки и талантливого художника, увлекающегося классическими сюжетами. Увидев его картину, где Аполлон оплакивает убитого им Гиацинта, Алена вынуждена вмешаться в судьбу Леры. Дмитриева знает точно: промедление просто смерти подобно…

---

— Вы очень любезны, милостивый государь, — ответила она, стараясь соответствовать предложенному лексическому ряду. — Я польщена, ей-богу, вашим звонком. Прежде, насколько я припоминаю, присылали на дом повестки…

— Ежели желаете, — последовал ответ, и Алёна живо вообразила себе невысокого лысоватого господина неопределенного возраста, который от вежливости пошевеливает пальцами, как было сказано в одном забавном фантастическом романе, — непременно пришлем. Только дело неотложное, а почта сами знаете как работает. Поэтому, если вас не затруднит, Елена Дмитриевна, не откажите в любезности… когда вам будет удобно явиться?

Нет, ну отказать человеку, который выражается на таком диалекте (вы ведь не станете спорить, что в наше время вежливая литературная речь сделалась анахронизмом и уникумом и в самом деле перешла в разряд не столько нормативной, сколько диалектной лексики?), наша пуристка русского языка просто не могла. В конце концов, написание очередного детектива можно и отложить на часок-другой.

— Да хоть сейчас, — благосклонно сказала Алёна. — У меня более или менее свободный день.

— Отлично, — обрадовался Афанасьев, — тогда жду вас в течение часа. Как приедете в отделение, позвоните снизу по служебному 3-99, я скажу дежурному, чтобы вас пропустили.

«Интересно, — думала Алёна, собираясь, — почему он сказал — когда приедете? Наверное, уверен, что я, как все приличные люди, шагу без машины не сделаю? — Несомненно, это выражение впервые вводилось в оборот нашей пуристкой русского языка… — Ну так он ошибся. Я в отделение не приеду, а приду. Во-первых, машины у меня нет, не было и не будет, а во-вторых, тут идти-то минут двадцать, лучше прогуляюсь, чем в маршрутке толкаться».

И Алёна пошла пешком, чем ужасно разозлила людей, которые сидели в некоем автомобиле и следили за ней. Если кто-нибудь профессионально занимался слежкой, тот знает, как трудно «вести» пешехода, сидя в автомобиле. Дороги забиты, то пробки, то светофоры, приходится ползти, когда надо спешить, или мчаться, когда следовало бы медлить. Объект идет себе и идет, в ус не дуя, он вообще может свернуть в проходной двор… Алёна Дмитриева так и поступила, между прочим, у нее вообще была такая слабость — сокращать путь через проходные дворы, — и преследователи ее непременно потеряли бы, не будь они почти на восемьдесят процентов убеждены, что она идет именно в райотдел милиции. Поэтому, когда Алёна исчезла из поля их зрения, они просто-напросто пересекли Советскую площадь, обосновались около красного кирпичного здания на улице Малиновского — и вскоре увидели, как высокая дама в узких серых брючках и желтой кружевной блузке поднимается по ступенькам.

— Что и требовалось доказать, — кивнул водитель, с уважением глядя на себя в зеркало, потому что именно ему принадлежала идея ждать объект у отделения милиции. Это наводит на некоторые размышления, например, на те, что у преследователей был в отделении свой человек. Но это ошибка, своего человека в отделении у них не было, просто они…

Но не будем забегать вперед, а вернемся лучше к Алёне, которая в этой время вошла в отделение, набрала по внутреннему телефону номер 3-99 и получила доступ к следователю Афанасьеву Виктору Валентиновичу.

И тут на нее валом повалились сюрпризы. Ну, вообще-то это гипербола: сюрпризов на самом деле было только два. Один — так себе, безобидненький, даже забавный. Он состоял в том, что следователь Афанасьев оказался отнюдь не низеньким лысоватым господином неопределенного возраста — это был высокий и очень, ну просто до невероятности худой брюнет лет двадцати трех, а то и меньше, — похоже, только что выпущенный из школы МВД. Выражался он и вживе столь же округло, как и по телефону, и вообще — производил впечатление начитанного, благовоспитанного мальчика из «хорошей семьи». Легко было вообразить, как этими длинными тонкими пальцами, которыми он сейчас перебирал бумаги, он извлекает из клавиш фортепьяно Первый концерт Чайковского или, на худой конец, пощипывает гитарные струны, готовясь спеть «Утро туманное, утро седое» — и никаких бардовских песенок, боже сохрани!

От робости запинаясь, поминутно извиняясь и поглядывая на Алёну с плохо скрываемым восхищением, Афанасьев сообщил (и это оказалось вторым сюрпризом, куда менее забавным!), что причиной, заставившей его побеспокоить столь высокую особу, стало заявление некоей гражданки, которая сообщила, что была свидетельницей печального происшествия на углу улицы Ошарской и Октябрьской, а именно — убийства хозяина машины марки «Газель», и от потрясения и нервного расстройства (эти слова Афанасьев, читавший заявление, почему-то выделил голосом, словно курсивом) сообщила милиции неверные сведения. Она показала, будто особа по фамилии Ярушкина Е. Д. не сходила со своего места и все время стояла около кузова, пряжкой тента от коего был разбит ее, Ярушкиной, нос. Однако по истечении времени придя в себя и припомнив кое-какие подробности, свидетельница ужаснулась своей безответственности и решила изменить сведения, данные ею прежде. Гражданка Ярушкина ведь сходила, сходила-таки со своего места, приближалась к окну водителя и угрожала ему расправой, и вскоре после той угрозы водитель скончался… нет, конечно, свидетельница не обвиняет гражданку Ярушкину в убийстве, но… но с места она сходила-таки!

— Какая чушь, — хладнокровно произнесла гражданка Ярушкина. — Ну просто чушайшая чушь! Кто такую ерунду мог написать?!

— На этот вопрос, — задушевно сообщил Афанасьев, — я вам ответить не могу, поскольку сие есть тайна следствия.

— Да я и сама знаю, — фыркнула Алёна. — Велика тайна! Это бабулька одна написала, в белой панамке, правда же? Сердце старушкино склонно к измене и к перемене, как ветер мая!

Следователь Афанасьев с любопытством посмотрел в лежавший перед ним листок. Наверное, он проверял, не изложены ли там приметы свидетельницы. Наверняка их там не было, и он успокоился, тем более что листок лежал вверх ногами и Алена не смогла бы прочесть ни адреса, ни имени-отчества-фамилии зловредной свидетельницы.

А между прочим, он зря успокоился, потому что Алёна виртуозно умела читать верх ногами.

Наверное, это прозвучит странно, но она научилась этому специально. Когда была еще девочкой, прочитала книжку, на всю жизнь ставшую одной из любимых: Харпер Ли, «Убить пересмешника». Главная героиня, Глазастик, умела читать вверх ногами: наловчилась, когда учился читать — нормально! — ее брат Джим. Книжка-то лежала перед ней перевернутая, вот она и запоминала буквы и складывала их в слова вверх тормашками. Алёна (ее звали в те времена Лена Володина) тогда болела. От нечего делать она начала учиться читать перевернутую книгу, а потом и свои школьные тетрадки. Навык подзабылся со временем, но сохранился, так что она вполне могла разобрать и рукописный текст, и разборчиво набранное на компьютере и отпечатанное на принтере свидетельство Луниной Клары Ивановны, проживающей по улице Ошарской, дом 4, квартира 2. Правда, подписан он был от руки, но подпись Алёну не слишком интересовала. Главное — адрес!

Точно, это была та самая старушка в панамке. Клара Ивановна, значит! Клара украла у Карла кораллы… или наоборот? Ну и кто украл что-то у Клары Ивановны Луниной, с чего она так разошлась? Алёна смутно припомнила, что название улицы Ошарской прозвучало, когда бабка давала свой адрес приехавшей оперативной группе. Что ж с ней такое приключилось, с этой старой заразой, почему она, еще три дня назад защищавшая Алёну Дмитриеву, вдруг подводит ее под монастырь?! Неужели… неужели ей мало было словесной благодарности? Неужели она, услышав разговор милиционеров — мол, писательница и все такое, решила, что перед ней миллионерша, которая не пожалеет за свое алиби изрядной суммы? Может, она ждала тысяч, ну, хотя бы сотен, а Алёне и в голову не пришло предложить ей даже червонца.

Нет, правда — даже на ум не взбрело. Потому что она сама в жизни не потребовала бы с кого-то деньги за такое. Разве благородство стоит денег? Оно бесценно!

А впрочем, ей легко рассуждать, она-то не бедствует, а какова жизнь обычной пенсионерки, этой гражданки Луниной? Пенсия у людей такая, что дураку понятно: она дается для того, чтобы пожилые и старые побыстрей вымерли, а государство отмазалось: мол, мы им деньги давали, они сами жить не захотели. Нет, точно, старушка ждала от Алёны денег, не дождалась и решила отомстить.

И что теперь делать? Найти ее и предложить взять назад свое лжесвидетельство, дав в обмен кругленькую сумму?

Да никогда в жизни, тут же мрачно сказала себе Алёна Дмитриева. Ни-ког-да! Уж лучше в тюрьму, чем в эти игры играть!

«Лучше? Серьезно? — тут же спросила она себя и ответила: — Все равно через неделю вернется Муравьев и вытащит меня из этой истории. А впрочем, может, меня никто еще и не посадит в тюрьму-то. Может, удастся убедить этого Афанасьева…»