Иван Рукавишников - Проклятый род. Часть II. Макаровичи.

• Название: Проклятый род. Часть II. Макаровичи.
• Автор: Иван Рукавишников
• Жанр: Русская классическая проза
• Год: 1999
• ISBN: 5-89259-020-8

Рукавишников И. С.

Проклятый род: Роман. — Нижний Новгород: издательство «Нижегородская ярмарка» совместно с издательством «Покровка», 1999. — 624 с., илл. (художник М.Бржезинская).

Иван Сергеевич Рукавишников (1877-1930), — потомок известной нижегородской купеческой династии. Он не стал продолжателем фамильного дела, а был заметным литератором — писал стихи и прозу. Ко времени выхода данной книги его имя было прочно забыто, а основное его творение — роман «Проклятый род» — стало не просто библиографической редкостью, а неким мифом. Было известно, что такой роман существует, но его практически никто не читал по причине крайней редкости.

Настоящее издание исправляет эту историческую несправедливость, поскольку роман достоин того, чтобы его читали и знали.

---

Он опять заплакал. Но совсем ненадолго, только два раза всхлипнул. И, оправившись, начал говорить: о женщинах, об их коварстве. Но он говорил о своей жене. Забывая все, что не она, часто повторял:

- Ты ведь знаешь... Ты ведь и сам знаешь...

На миг случайно его глаза посмотрели в глаза крестника. Вероятно, это было смешно львам стенным. Сделали каждый свою гримасу. Но гримасу, усиленную неожиданностью. Но это был миг.

Говорил Семен о своей несчастной жизни. Говорил нескладно и совсем забыв те слова, которые нес сюда. Он был впервые таким перед племянником. Но говоря, он не смотрел в его глаза. Он говорил горячим голосом, говорил кому-то, кого-то глазами ища беспокойными, смотрел в открытую дверь, в тьму. И еще раз понял Антоша, что дядя скоро умрет. Но и еще одна мысль проползла через мозг. Семен говорит, говорит, судорожно откашливаясь, а племянник ходит по комнате, не видя его. Будто идет не по комнате, а туда, в далекое, и ему страшно. Вот помыслил думами помутившимися от говора всхлипывающего дядиного.

«Вот иду, кружусь по склепу. Но петли моих следов развяжутся. И это будет прямой, далекий путь. И к чему городить свою чепуху? Не нужна мне его откровенность... Еще расплачется опять. Кисляй. Чепуха его глупое несчастье».

Но все говорит, говорит. И как бы откашливается.

- Э-э! Э-э.

И вдруг сразу оборвал. И обычным голосом:

- Который же час? У тебя есть часы? Как! Двадцать минут. Как же это я...

Держа в руке свои маленькие золотые часы, идет к двери и говорит:

- Ну, прощай... Ты посвети мне. До лестницы. Нет, лампу возьми. А там я уж со свечой.

Его свеча в высоком подсвечнике прыгает, когда он зажигает ее.

X

- Здравствуйте, ваше превосходительство. Как делишки во вверенном попечению вашему заведении?.. Эй, ты! Никого больше не принимать. После завтрака - карету. Ливрейного на козлы! Кушайте, ваше превосходительство.

Чуть привстал в кресле со спинкой высокой важный Корнут, руку через стол гостю протянул. И к старухе древней, в шелковом плате, в темном за столом сидящей, гость почтительно подошел.

- Как здравствуете, Домна Ефремовна?

Чуть пониже голову трясучую нянька склонила.

- Благодарствуй, батюшка!

А кресло ее такое же, как у барина ее, у Корнута Яковлевича. Остальным, кто за стол сядет, стулья поставлены с сафьянной обивкою, без локотников.

- Как же, Корнут Яковлевич? Может, мы и оформим обещание ваше... Благодетельное обещание ваше.

Это превосходительный после трудно придуманных слов многих, на которые никто не откликнулся.

- А вы уж лучше, ваше превосходительство, к ужину заезжайте. Тогда я по поручению Корнута Яковлевича и не то еще вам оформлю. А в настоящее время не до того нам.

Сказав, отпил и причмокнул нотариус Гервариус, на Корнута глаза скосил. Хозяин от стакана глаз не поднял. А в стакане красное вино. Усы покручивает.

Под дубовым потолком высоким молчание людей впитывают радостно стены, старыми гобеленами украшенные. Про те гобелены брат Макар не раз говаривал, не завидуя:

- Дрянь линючая. Выкинь! Ведь и тебе эти тряпки не нравятся.

Радостно помолчали теперь стены, тканьем старым украшенные, и услышали:

- А и взаправду, батюшка. Чего тебе здесь сейчас? Али не знаешь: день ноне особенный. К ночи жалуй, к ночи. К ночи вашего брата эк сколь ожидаем. Еще коли встрешь кого, сюда гони. Шампанским тебя угостим.

Устала нянька древняя. Глаза закрыла. Голова трясучая на грудь пала.

Хохочет-давится нотариус Гервариус:

- Уж не вам ли это она, ваше превосходительство? Уж не вам ли?

Ни слова не говорил Корнут, пия вино свое. Никому не говорил.

Будто не слышал. И даже дремотными стали глаза его. Однако, когда вскоре стал прощаться превосходительный, сказал Корнут, левую руку в локотник уперев:

- Благодарствуйте на посещении. - Будто привстал горбун.

- Вечерком! Вечерком-с!

То вдогон тому нотариус Гервариус. И захохотал нотариус, когда там, далеко, хлопнула дверь внизу. И улыбнулся-фыркнул под усами тонкими Корнут. И на нотариуса взор вскинув проснувшийся, нянька прошамкала:

- Чего ржешь, батюшка?

И пошуршав платьем своим шелковым себе на утешение и вздохнув протяжно, опять в сон отошла, в близкий.

Засуетился-завеселился нотариус Гервариус, около Корнута Яковлевича забегал. А тот вино красное пьет, усы заостренные крутит, чуть улыбается, слышит:

- Пора! Пора! Пора!

- Ну, я сейчас.

- Готова карета! Готова карета! Пора!

Поехали. И разное говорил нотариус. И по-разному молчал Корнут Яковлевич, слыша:

- Вы бы, Корнут Яковлич, в орденах... Вам бы, Корнут Яковлич, лучше послезавтра, в храмовой их праздник... Да хорошо ли, Корнут Яковлич, что вы со мной...

Тряслась карета. Слушал Корнут. Курил. Молчал. И вот спросил:

- А вы чего от моей свадьбы ждете?

- То-есть, как чего-с?

- А так. С чего вы так уж больно обрадовались? Или думаете - дела совсем забуду? Или думаете - сам на себя похож не буду, когда женюсь. Очень уж вы обрадовались. Чему бы вам радоваться, коли не тому.

- Вот голову снимите, не тому я радуюсь. А радуюсь. Это верно. Радуюсь. Радуюсь. А вы угадайте. Только скорей. А расчет мой верный.

Карета закудахтала рессорами. И не расслышал нотариус:

- Дурак.

Подъехали к белому дому купцов Оконниковых.

- Вы со старухой посидите. А я к Марье Александровне пройду.

- Как! Вы разве со старухой переговорили уже?

- Ну, уж это мое дело... Дома?

- Пожалуйте, Корнут Яковлич. Принимают-с!

Ручки дверей медные, начищенные, сверкнули. Протискиваясь рядом с Корнутом, нотариус Гервариус шепотком:

- А уж я старухе-то турусы на колесах... Довольны останетесь.

- Ну, молчите, милый мой. Пока освобождаю вас от ваших обязанностей... Марье Александровне доложи.

По лестнице, воском натертой, половиком-дорожкой устланной, наверх чинно прошли. Уклада стародавнего речи-молитвы немногословные стены тихо шепчут. Налево, в горницу столовую, в светлую, с иконою Спаса гневно-строгого в ризе ликующей, нотариус Гервариус, подпрыгивая, вошел; хозяйке поклон, ножкой фигурно шаркает. Корнут из залы направо, туда, где за многими дверями двадцатисемилетняя хозяйка громадного пароходного дела в комнатах своих уютных среди роскоши новых дней живет тихо.

- Здравствуйте, Корнут Яковлевич. А мамаша дома.

Полная, волжскою красотою певучею прекрасная, из широкого рукава платья парижского утреннего руку белую свободно протянула.

- Позволите?

Из портсигара золотого, сапфиром-кабошоном украшенного, папироску тонкую желтую вынул, медлительно закурил, в кресле сидя напротив хозяйки. Заговорил, слова тянул важно-спокойно, рукою холеною подчас как бы слова те подкидывая и с улыбкою их ловя, играя ими хозяйке-красавице на потеху.

- Да. По делу. Да. Да... От меня не тайна, что руки вашей, Мария Александровна, многие искали. Да и осторожность вашу и ум одобряю. Вполне одобряю. При вашем капитале опрометчивостью было бы... И увлечение, да, да, увлечение тоже... Деньги к деньгам. В этом мудрость. Так понимал поведение ваше. И уважаю. Да. Да. А я... А мне в мои годы пора... То есть, имея дом без хозяйки, без молодой и прекрасной хозяйки, пора подумать о заполнении этого пробела в жизни. Имея капитал, насколько могу судить, в три раза с лишком превышающий ваш капитал, освобождаю себя от риска всяких кривотолков и нареканий. И в то же время... да, да... иду навстречу... то есть, оба мы пойдем навстречу задачам отечественной промышленности и предначертаниям правительства, объединив и подкрепив, так сказать, взаимно два волжских дела. Неоднократно побывав в Санкт-Петербурге... да, в Санкт-Петербурге, имел случай... да, да... приятный случай в беседе с господином товарищем министра... да, министра, узнать мнение его превосходительства, а, следовательно, и мнение его превосходительства господина министра, да, да... министра о желательности, о желательности, о крайней желательности сосредоточенья капиталов хотя бы путем заключение браков... да, да... именно браков. Как в нашем районе, так и... Да, да... Особенно в поволжском районе, где судьбы дел зависят не только от финансового, так сказать... да, да, слова его превосходительства, не только от финансового гения, но и от стихийных сил. Что явно говорит в пользу капиталистической... да, да... тенденции. Наиболее же частые крахи именно пароходных предприятий, недостаточно финансированных... ах, я далек от предположений... Да. Так вот... пароходных предприятий, указывают на то, что в данном случае я поступаю... то есть мы оба поступим, ничуть не отклоняясь от предначертаний его превосходительства господина министра. Даже более: при моих связях в Санкт-Петербурге я могу... да, да, конечно... поставить его превосходительство в невозможность не усмотреть в этом, так сказать, явлении нарочитое желание оправдать доверие и посильно послужить делу процветания отечественной индустрии... да, да., а следовательно, и вообще задачам правительства. Да. Так вот. Надеюсь, Мария Александровна, вы отнесетесь к словам моим с надлежащим вниманием. Да. А засим, если предложение мое явилось для вас неожиданностью, чего я, впрочем, не предполагаю, и желаете вы подумать, то я пройду к маменьке вашей и там ожидать буду вашего согласия.