Сергей Лексутов - Игра в голос по-курайски

• Название: Игра в голос по-курайски
• Автор: Сергей Лексутов
• Жанр: Детективная фантастика

---

В роте никто не знал о боевых возможностях Павла. Как учил дядя Гоша, первая заповедь настоящего бойца — тщательно скрывать свое умение и пользоваться им только тогда, когда является настоящая необходимость. Все тридцать два человека прошли через кабинет командира. Но Павла больше не вызывали, видимо при стукаче никто не проболтался о том, что Павел, сняв миску со своей головы, тут же ляпнул ею в Харрасовскую морду, а потом еще и врезал от души. Все твердили, что начала драки не видели, увидели только, что началась свалка, и кинулись разнимать. "Тут мне врезали, ну я и…" — примерно так звучали у всех заключительные фразы показаний. Командир всех заставил изложить показания письменно, толстую пачку листов бумаги спрятал в свой командирский сейф.

Рота еще долго ждала репрессий, но в полку видимо решили инцидент замять. Тем более что особого ущерба нанесено не было, если не считать здоровенного фингала под глазом замполита и его распухшего носа. Самым забавным было то, что он не видел, кто его ударил. Побитые физиономии «дедов» во внимание вообще никто не принимал, кроме самих «дедов», естественно… С Павлом они решили посчитаться на станции, но разве ж можно пройти десятку парней совершенно незаметно по расположению радиолокационной роты пятьсот метров держа курс на высотомер? Это моментально стало известно призыву Павла, и к станции тут же сбежались его товарищи, с примкнувшими к ним немногочисленными представителями весеннего призыва, которые тоже не прочь были посчитаться с «дедами». Набралось человек пятнадцать. Разошлись мирно, придя к общему выводу, что Харрасову не надо было надевать Павлу миску на голову. Потом Харрасов с двумя подручными как-то все же пробрался на высотомер незаметно. После он утверждал, что вовсе и не был в капонире высотомера, а, идя из самоволки пьяный в стельку, упал на сцепку фургона станции. Павел мог бы добавить, что упал ровно три раза. Он действительно, бил их о сцепку, только приборного фургона высотомера. Павел засек незваных гостей, когда они были уже в капонире. Бросившись вперед, к выходу, он сделал вид, будто пытается прорваться наружу. Троица расставила руки, Харрасов приближался с гаденькой ухмылкой. Павлу сразу приглянулась сцепка, очень удобная железяка, чтобы учить уму-разуму всяких козлов, возомнивших себя крутыми волками. Он бросился назад, вроде бы в узкий проход между стеной капонира и фургоном, ловко имитируя, будто заметался в панике. Харрасов ринулся за ним, но Павел сделал ловкий пируэт, перехватил его за руку, слегка развернул и направил прямиком на сцепку — гул пошел по всему капониру. Второго он бросил примитивным броском через спину, нарочито неуклюже. Третий успел размахнуться, но так по колхозному мощно и размашисто, что когда Павел пригнулся, пропуская его кулак над головой, незадачливого бойца развернуло на сто восемьдесят градусов. Павлу осталось только что есть силы толкнуть его в спину. Выпутавшиеся было из сцепки двое первых, снова повисли в живописных позах на железяке. Только после второго раза до них дошло, что вовсе не случайно они падают прямо на железяку. Тогда они попытались окружить Павла, хромая и охая, но тут же вновь оказались на сцепке, при этом один так приложился головой, что встать уже не смог, и очнулся он минут через пятнадцать после драки, когда Павел уже успел и похолодеть, и облиться холодным потом, и представить все ужасы пятнадцатилетнего заключения, или дисбата. Второй, скрючившись, сжимал обеими руками бедро правой ноги и тоненько завывал сквозь зубы. На ногах остался один Харрасов.

Павел тихо и угрожающе сказал:

— Ну, ты что, не понял? Тут нет салаг…

Однако Харрасов был твердым орешком, видимо не раз побывал в переделках, вот только не сумел распознать в Павле умелого бойца. Он довольно умело пошел в атаку, прикрывшись кулаками, но слишком уж явно выказывал намерение заехать Павлу в челюсть с правой. Павел слегка отклонился в сторону, пропуская кулак впритирку к физиономии, и тут же врезал в солнечное сплетенье с левой. Харрасов сел на корточки, кое как отдышался, Павел ему не мешал, пусть как следует прочувствует, что у него нет ни малейшего шанса. Отдышавшись, Харрасов вновь ринулся в атаку. На сей раз Павел взял его руку в узел, задней подножкой свалил на землю, перевернул и принялся тыкать мордой в сухую глину, приговаривая при этом:

— Что, падаль, каши не нажрался? Жри землю теперь… Жри!

Отпустив Харрасова, упруго вскочил на ноги и, дождавшись, когда он поднимется на четвереньки, вырубил его аккуратным и точным ударом ноги в печень. Долго пришлось ждать, пока они мало-мальски придут в себя. Когда очухались, проговорил брезгливо:

— Валите отсюда, деды занюханные… А то до дембеля не доживете. Салаг здесь нет… — они выскочили, забыв о своем лежащем без сознания товарище.

Самым главным итогом было то, что в роте напрочь исчезла дедовщина, даже мелкие проявления ее. «Дедам», видимо, и правда, очень хотелось дожить до дембеля.

Поупражнявшись в метании увесистых предметов, Павел пошел завтракать. Некоторое время посидел над миской картошки, скупо политой постным маслом, видимо масло опять кончалось, как кончилась пенсия Анны Сергеевны. Когда теперь Ольга получит зарплату?.. Павел порезал парочку огурцов аккуратными ломтиками. Огурцы, видимо, тоже придется экономить. Судя по всему, до следующей весны придется питаться одной картошкой с огурцами. И тут ему мучительно, до боли в груди захотелось в Сыпчугур. Идти бы прохладным осенним вечером вдоль берега проверяя закидушки, и ни о чем не думать; ни о том, как бы заработать лишний рубль, ни, тем более, о том, как бы выжить, оставшись один на один с монстром, который называется "организованная преступность". Напластать бы полуметрового налима крупными кусками — и на сковородку. Да для него и постного масла не нужно! С него жир с живого капает!

Павел тяжко вздохнул, проглотил слюну и принялся за картошку.

Позавтракав, он прочитал написанное вчера и призадумался. Оно конечно… Коммунисты лгали, обещая народу сытую жизнь, только вот надо еще чуть-чуть поработать и, как там звучало? "Богатства польются полным потоком и каждому будет по потребностям, а от каждого, соответственно, по способностям…" А сами в это время, не дожидаясь полного коммунизма сладко пили, и вкусно жрали по своим тайным дачкам. Хотя бы стыдливо прятались. Нынешние не прячутся: плакатными буквами написали у себя на толстом пузе — «демокрррат», и жируют. Такую страну ограбили! Ни для кого не секрет, что зарплата работяг оседает за бугром уютными особнячками и прочими нетленными ценностями. А зачем, в конце-то концов, платить зарплату, если нет закона, который обязывал бы предпринимателя ее платить? Потому и закона, наверное, нет, что «бизнесмены» щедро делятся с законодателями…

Боже! Ну и шлепали бы друг друга из-за жирных банковских счетов! Павел-то при чем?! Кому он дорогу перешел? Он же и близко не подходил ни к «мерсам», ни к трехэтажным особнячкам в "долине нищих"… Нет, ниточка тянется в тот короткий период, когда он занимался бизнесом в компании Алексея с Николаем, и кое-кого из литобъединенцев. Что ж там могло быть такого опасного?..

Опьянение началось, когда, наконец, объявили свободу. Всякие инструкторы из ЦК перестали ездить и объяснять задачи и суть перестройки, а разрешили, наконец, организовывать кооперативы. Литераторы, которые поэнергичнее, тут же собрались и решили учредить кооперативное книжное издательство. С чего начинать, никто не знал, начали с самого привычного — обсудили план издательства на первый год. С месяц собирались каждую неделю и обсуждали с неподражаемо серьезным видом, кого издавать. В итоге набралось штук двадцать книг, но тех писателей, которые и раньше издательствами не были обижены. Никто из учредителей кооперативного издательства не решился представить свои вещи, все стыдливо переглядывались, всех буквально распирало, но из скромности никто не предложил себя, а друга и соседа не предложил видимо из врожденной сверх скромности

Собирались, обсуждали, спорили, один Павел догадался сходить в городскую администрацию и за каких-то пару часов выяснил, что кооперативные издательства, скажем мягко, организовывать не разрешено. То есть, все можно, но книги — ни-ни… Цензура, господа демократы, дело святое, тем более в условиях гласности… Да и нет у нас теперь никакой цензуры! Просто, бдительные редакторы усердно следят, чтобы безответственные литераторы не писали всякую чепуху в своих книжках. А в вашем, с позволения сказать, издательстве, обязательно будет работать какой-нибудь непрофессиональный недоучка, и польется на головы неподготовленного народа поток низкокачественных текстов…

Кооперативное книжное издательство умерло, не успев родиться. А слухи ходили, будто подобные издательства успешно заработали в Москве, и даже в Новосибирске. Павел не ощутил катастрофы, хоть и надеялся, пусть не в первой десятке, но издать кое-какие из своих повестей. К тому времени написались у него вполне добротные, а главное, занимательные приключенческие повести о научных сотрудниках заповедника. Наверное, подсознательно он был уверен, что с издательством ничего не получится, а потому не случилось и острого приступа разочарования. Впрочем, у большинства учредителей литобъединенцев, вообще ничего не оказалось, что можно было бы издать. Оказывается, большинство шумели и горлопанили исключительно за компанию, требуя свободы слова и печати. Спустя пару лет, когда стало можно за свой счет издать что угодно, они так ничего не напечатали, и тихонечко исчезли из окололитературной тусовки; кто занялся бизнесом, кто подался в экстрасенсы. Когда основной массе народу стало нечего есть, пышным цветом зацвело знахарство. Павел как-то прикинул процент от числа своих знакомых, подавшихся в знахари, получалось, что в России на каждых десять жителей приходится один экстрасенс.