Владимир Логинов - Тени Сталина

• Название: Тени Сталина
• Автор: Владимир Логинов
• Издательство: Современник
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2008
• ISBN: 5-270-01297-9

Книга «Тени Сталина» вобрала уникальный материал о человеке, стоявшем во главе нашего государства почти три десятилетия.

Интересны публикуемые впервые «Записки» начальника Главного управления охраны генерал-лейтенанта Николая Сергеевича Власика, снятого с поста и арестованного Берия за три месяца до смерти Сталина, «Дело» репрессированного, воспоминания его дочери Н. Н. Власик-Михайловой и земляков Сталина Г. А. Эгнаташвили и П. М. Русишвили, работавших в ведомстве Н. С. Власика и хорошо знавших Николая Сергеевича лично.

В книге имеется Приложение, содержащее малоизвестные письма Сталина, документы той поры, статьи современных авторов, позволяющие наглядно представить жизнь нашей страны в тот период.

---

— Просто повезло. Ведь тогда за вас и заступиться было некому?

— К сожалению, да. Отец умер тридцать первого декабря сорок восьмого. Сталин умер, Власик сидел… Действительно, некому… — Он вздохнул. — Тогда я к молдавскому министру обратился: «Дайте мне два-три дня в Москву съездить, семью проведать. За свой счет, пожалуйста». — «Зачем за свой счет? — удивился Мардабец. — Выписывай командировку недели на две, я подпишу. Если надо больше — продлим!» Вот такой он был человек, все понимал. Ну, приехал я, значит, домой и сразу на квартиру к Швернику, где я пятнадцать лет день и ночь находился. Меня встретила его жена Мария Федоровна, хорошая женщина. «Бичиго, — сказала она, — сейчас не время возвращаться в Москву. Не высовывайся пока. Посиди в Молдавии до осени. Пережди. Смутное время. Неизвестно, что еще будет. Пусть тут все немного утрясется». Умная она была женщина, эта Мария Федоровна. И я послушался. Остался в Молдавии до осени. А когда вернулся, меня зачислили в резервное отделение и велели ждать, когда вызовут. Я вышел из управления кадров и встретился на улице со знакомым сотрудником этого управления. Разговорились, и он мне неожиданно советует: «Оформляйся на пенсию, у тебя же уже выслуга — тридцать три года в органах. Чего тебе еще надо? Полковничьи погоны?..» Дело в том, что Васильев три представления на меня Берия отправлял, по тому что по моим годам я уже давно должен был полковника получить, и три раза Берия эти представления не подписывал и возвращал. Я подумал, все взвесил и ушел на пенсию.

— В пятьдесят третьем году?

— Да. Уже сорок четыре года, как я пенсионер.

— Спасибо, Георгий Александрович. Но мы начали с Вознесенского…

— Да. Да. Это Берия его убрал, как конкурента. Потому что стремился к власти. И Власика он посадил и хотел расстрелять, да зацепиться было не за что. Все его «грехи» и «промахи» никак на расстрел не тянули. И Сталина он до смерти довел, ежедневно запугивал его вымышленными и сфабрикованными слухами о готовящихся покушениях на жизнь Генсека.

— Но вот если бы… я понимаю, что история не терпит сослагательного наклонения… но если бы осуществился замысел Сталина в отношении преемника и Вознесенский бы возглавил государство, то это было бы благом для страны или нет?

— Разумеется, Николай Алексеевич был большим умницей, и под его руководством страна бы далеко шагнула вперед, по крайней мере в экономическом отношении. Уж его дела никак не шли бы в сравнение в тем, что наворотил бездарный и злобный Хрущев. Но есть одно «но»: Вознесенский был большим грубияном. Я вам приведу лишь небольшой эпизод, свидетелем которого был. Шло заседание Совмина. Мы, начальники служб правительственной охраны, дожидались своих шефов в приемной, у секретаря. Я тогда как раз стоял у окна. И вдруг неожиданно распахивается дверь и выходит Николай Алексеевич с двумя министрами. Эх, как он их начал материть. И в хвост и в гриву. Мне стало не по себе, я хотел выйти, но не мог пройти, так как они загораживали проход и надо было их просить отойти. А перебивать Вознесенского я не решался. Так что я стал невольным свидетелем этого разговора, и мне стало как-то не по себе. Ей-Богу, я бы не выдержал такой грубости со стороны своего начальства и не знаю, что бы сделал. Хотя я был человеком достаточно выдержанным.

— Это могло бы ему здорово повредить в управлении государством, ведь Сталин при всей его категоричности был все-таки коллективным президентом и без Политбюро и ЦК самолично почти ничего не решал. Да и грубость его, если верить Ленину, была не такой уж крайней. Вспыльчивый, взрывной — да, как все кавказские люди, но при этом спокойный, рассудительный и мудрый. Может быть, он бы поработал с Вознесенским в плане его воспитания и подготовки на высшую государственную должность?

— Я вполне допускаю это, — согласился Георгий Александрович. — Ведь времени было достаточно. Да и сам Вознесенский был еще сравнительно молодым человеком и вполне поддавался авторитету Сталина. Но увы. Из всего рассказанного одно я могу утверждать однозначно: Вознесенского убрали Берия с Маленковым, расчищая себе дорогу к высшей власти в стране.

— Спасибо вам за звонок, дорогой Бичиго, от души благодарю вас за весьма ценную информацию и желаю вам здоровья и долгих-долгих лет.

— Ой, последнего не надо. Устал я уже жить, — прохрипел старик, — скорей бы туда, откуда пришел. Часто вижу во сне и отца, и Власика, и Сталина, и Шверника, и Вознесенского… может, там и свидимся…

ВИНОЧЕРПИЙ СТАЛИНА

Беседа составителя книги с П. М. Русишвили

Этот пожилой человек вошел в мой кабинет лет пять назад с нашим старым знакомым Бичиго, представившим его как своего товарища, работавшего под началом Н. С. Власика и хорошо знавшего его лично. Грузин из Гори с интересной фамилией Русишвили. Сейчас ему далеко за восемьдесят, но все из живых соратников и друзей, как в молодости, называют его просто Павликом. И не потому, что он был самым молодым из окружения Сталина, а потому, что Павлик — свой человек: добрый, веселый, мобильный и несказанно толковый во многих делах. И в вине как бог разбирается! Да и должность у него была царедворская — виночерпий Иосифа Виссарионовича.

Когда я начал готовить эту книгу, то пригласил его к себе в редакцию альманаха. Он еще работал начальником охраны одного из закрытых предприятий Министерства атомной энергии. Мы проговорили полдня. Павел Михайлович живо вспоминал свою молодость, был искренен и скромен в оценках. Как говорится в народе, не судите да Не судимы будете. Лишь в одном он был непреклонен и стоял до конца. А именно в том, что подлинным отцом Сталина был Яков Георгиевич Эгнаташвили, дедушка Бичиго, в честь которого и назвал своего первого сына Яковом Иосиф Виссарионович.

— Как только приезжал в Москву Васо Эгнаташвили, — сын Якова Георгиевича, брат Александра Яковлевича, — Вспоминал Павел Михайлович, — Сталин бросал все дела, И они собирались втроем где-нибудь посидеть. Васо Яковлевич никогда не уезжал от нас, не встретившись со Сталиным.

— А может, это дань уважения семье Эгнаташвили? Ведь Сталин вырос с ними? — не унимался я.

— Да братья они! — настаивал Павел Михайлович. — Ну скажите, почему из одной семьи один стал генералом, заместителем Власика, а другой сначала редактором республиканской газеты, а затем секретарем Президиума Верховного Совета Грузинской ССР? Неужели здесь все обошлось без влияния Сталина? Я так не думаю… Кстати, когда Власик вернулся из ссылки, а это было в пятьдесят шестом году, я ему рассказал об этом, и он крепко задумался…

— Вы с ним сразу после ссылки встретились?

— Ой, интересно получилось. Я иду по улице Горького, там, где была выставка подарков Сталина, и вдруг смотрю, идет Власик. Я к нему, и он меня тут же узнал… Ну, обнялись, расцеловались. Он меня так тепло, прямо отеческой любовью любил. Все время — Павлик, Павлик… Зашли в кафе посидеть, он сразу бутылку вина заказал. Вообще-то он выпить любил и в каждую нашу встречу обязательно чего-нибудь принимал. А получилось так, что жили мы рядом. Он на улице Горького, а я на Садово-Кудринской. И часто друг к другу в гости ходили. Детей моих он очень любил… Так вот, когда я ему рассказал о том, что Александр Яковлевич — брат Сталина, он задумался, а потом говорит: «Знаешь, Павлик, я сделал в жизни одно нехорошее дело, когда дал согласие на перевод Александра Яковлевича в Крым. Конечно, на меня Берия сильно давил, но если бы я знал, что он брат Большого, то никогда бы не отпустил его. Поеду к Бичиго, стану перед ним на колени и буду просить прощения…» Но Бичиго уже тоже Берия отправил подальше от Москвы…

— А скажите, Павел Михайлович, вы лично знали Якова Георгиевича Эгнаташвили?

— Конечно. В том-то все и дело, что я своими глазами все видел и своими ушами все слышал. Отец мой, Михаил Дмитриевич Русишвили, с детства дружил с ним и был в добрых отношениях до конца своих дней. Яков Георгиевич был человеком состоятельным, занимался реализацией вина, которое нередко закупал у моего отца — одного из лучших виноделов Гори. Кстати, он же крестил моих братьев и сестер. Эгнаташвили был известен не только в Гори, но и по всей Грузии своей физической силой, умом, справедливостью и честностью. Словом, это был человек по всем своим данным весьма положительный. Жестокость Сталина — это от матери. Мать у него, Екатерина Геладзе, была очень жесткой женщиной, да и вообще тяжелым человеком. Мой отец часто бывал дома у Эгнаташвили, и сам Яков Георгиевич к нам то и дело приезжал за вином. Спустится в подвал, зачерпнет ведерком из распечатанного кувшина и все ведерко выпьет. А потом подгонял арбу с бочками и давай таскать ведрами из кувшинов и переливать в бочки. А кувшины по две тысячи литров у нас были. Зальет бочки, сядет за стол с отцом и еще несколько ведерок выпьет, но при этом никогда пьяным не был. Такой был сильный человек. А потом увозил вино на продажу.