Феликс Кузнецов - ПУБЛИЦИСТЫ 1860-х ГОДОВ

• Название: ПУБЛИЦИСТЫ 1860-х ГОДОВ
• Автор: Феликс Кузнецов
• Издательство: Мол. Гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1981

---

Отношение Благосветлова к действенному народничеству семидесятых годов было сложным. Вот что со всей присущей ему откровенностью писал он Лаврову незадолго перед смертью: «…Все мы смотрим уже в гроб, и если бы были люди получше нас, посвежее и поумнее, то нам следовало бы давно уступить им дорогу. Но их нет. Дряни — сколько угодно, но людей хорошего закала даже не предвидится скоро. Толстой расплодил целый вертоград и на целых два поколения патентованных дураков. Неудивительно, что явились люди, которые требуют дела , а не слова , которые отвернулись от литературы и пошли в народ . Зачем, для чего, с чем- все это не уяснено, не передумано и спутано. Этих бойцов жалко, потому что это даром погибшие силы…»

В этом отзыве Благосветлова — сплав уважения, трезвости и в какой-то мере скептицизма, непонимания революционного подвига семидесятников.

И все-таки при всей «твердокаменности», с которой стоял Благосветлов па позициях «радикализма 60-х годов», влияние его журнала на молодежь было огромным. «Дело» оставалось лучшим после «Отечественных записок» журналом семидесятых годов. Его разногласия с «Отечественными записками» были скорей тактическими, чем стратегическими.

Цензура любыми путями стремилась прекратить существование журнала. «Журнал «Дело», — говорится в очередном секретном документе Главного управления по делам печати, помеченном 34 января 1874 года, — несмотря на то, что выходит под предварительною цензурою, отличается в большей части статей, в оном помещаемых, тою вредною тенденциозностью, которая всегда составляла главную характеристическую черту изданий Благосветлова. Тенденциозность эта доказывается неопровержимо тем, что из всех русских повременных изданий «Дело», несмотря на сравнительную пустоту своего содержания, есть то, которое, по официальным сведениям, требуется несравненно чаще прочих для чтения приходящих в Императорскую Публичную библиотеку и вообще служит настольного книгою той части нашей молодежи, которая является поборницей и последовательницей нигилизма и всех видоизменений вредных и опасных учений сего рода. Наконец, самый издатель и главные сотрудники «Дела» заведомо принадлежат к числу писателей самого неблагонамеренного направления, не раз осужденного». В записке (который раз!) предлагается Цензурному комитету положить «решительный конец» злонамеренной пропаганде «Дела», «для сего необходимо подвергнуть «Дело» таким цензурным стеснениям, которые или обратили бы его в сборник случайных статей, далеко отстающих от той степени свободы, которая предоставляется другим подцензурным изданиям, или же привели бы к прекращению издания».

«Неблагонамеренность» издателя «Дела» была давно дознанной и доказанной для властей — недаром Благосветлов, начиная с юных лет и до самой смерти своей, находился под неусыпным секретным наблюдением. Одно из пухлых дел по наблюдению за ним завершается следующим документом, подписанным санкт-петербургским градоначальником:

«Секретно. В департамент Государственной полиции.

Имею честь уведомить департамент Государственной полиции, что бывший учитель русской словесности Григорий Евлампьевич Благосветлов , состоявший под надзором полиции, 8 текущего ноября 1880 года умер».

ВАРФОЛОМЕЙ ЗАЙЦЕВ

Кто такой Варфоломей Зайцев? Среди читателей на этот вопрос ответят, наверное, немногие.

Знатоки литературы и журналистики скажут примерно так: когда-то популярный, а ныне забытый публицист журнала «Русское слово». Этакий «enfant terrible» русской литературы, известный прежде всего своими ошибками — отрицанием искусства, гонениями на Щедрина, уничтожением Пушкина и Шекспира, далекий от идей крестьянской революционности «социальный реформатор», умеренный «буржуазный радикал».

Неясно одно: за что так любила Варфоломея Зайцева когда-то революционная молодежь?

Варфоломей Зайцев вслед за Писаревым был популярнейшим публицистом и критиком этого органа «нигилистов». С апрельской книжки «Русского слова» 1863 года он вел сатирический обзор отечественной периодики «Перлы и адаманты русской журналистики», с майской книжки 1863 года чуть ли не в каждом номере публиковал свой «Библиографический листок», часто выступал с литературно-критическими статьями. Вокруг имени Зайцева кипели непрекращающиеся споры, он находился в центре полемических боев в течение всей второй половины шестидесятых годов. И неудивительно. «У Зайцева библиография была не сухим и скучным отзывом о книгах, — это была пропаганда и публицистика в форме библиографии, живая, горячая, боевая, писанная именно кровью сердца и соком нервов… Там, где требовалось напасть на противника, подметить слабые стороны, выискать нелепости и противоречия, Зайцев был незаменим и неподражаем. Свежесть, молодость, последовательность, свободное и игривое изложение делали каждую библиографию и политическую статью Зайцева цельной, живой, блестящей вещью, читать которую было истинным наслаждением. Яркий талант Зайцева не мог не привлекать к нему симпатий свежих и молодых читателей, и те, кто его читал, так же не забудут его, как и своей молодости», — характеризовал Зайцева Шелгупов.

Споры, завязывавшиеся вокруг статей Зайцева (а он вел полемику и с «Русским вестником», и с «Отечественными записками», и с «Эпохой» Достоевского, и с «Современником», и «Искрой» — и все это было дерзко, яростно, непримиримо), определялись своеобразием общественных позиций критика, его политическим темпераментом — задорным, прямолинейным, неуступчивым. Что это были за позиции?

Ответ на этот вопрос затруднялся тем, что даже опубликованные работы критика в их полном объеме не были прочитаны до сих пор, — огромный массив публицистических выступлений В. Зайцева семидесятых годов, которые он печатал в христофоровском «Общем деле», оставался вне поля зрения исследователей. Фонды наших архивов, где хранятся не пропущенные цензурой статьи Зайцева, материалы допросов его следственной комиссией 1866 года, также лежат втуне. Не существует хоть сколько-нибудь достоверной биографии Зайцева — путаница здесь настолько велика, что даже последний учебник «Истории русской журналистики» (М., 1964) утверждает, будто молодой критик и публицист начал сотрудничество в «Русском слове» в 1862 году. Ошибка не формальная год и даже месяц, когда Зайцев пришел в «Русское слово» (апрель 1863 года), имеют принципиальное значение.

КТО ТАКИЕ «СВИСТУНЫ»!

Первая статья двадцатилетнего студента Московского университета Варфоломея Зайцева, которая была принята руководителем «Русского слова» Г. Е. Благосветловым к печати, называлась «Представители немецкого свиста Гейне и Берне». Она планировалась в апрельский номер журнала и писалась еще в ту пору, когда революционеры-шестидесятники всерьез верили, будто страна накануне крестьянской революции. Весна 1863 года, когда будут вводиться в действие уставные грамоты, — вот точный срок, который они отводили началу крестьянского восстания.

В данном варианте статья так и не увидела света, она была опубликована в половинном объеме под названием «Гейне и Берне» в сентябрьской книжке «Русского слова» за 1863 год. Верстка статьи хранится в цензурных фондах Центрального государственного исторического архива в Ленинграде с визой: «Запретить. 24 апреля 1863 года».

Статья «Представители немецкого свиста Гейне и Берне», которой начиналась публицистическая деятельность молодого критика, вне всякого сомнения, была программной. Она написана без оглядки на цензуру — смело, размашисто, талантливой, уверенной рукой. Уже название и выбор темы сами по себе выдают пристрастие критика и раскрывают его замысел: на материале творчества Гейне и Берне говорить о русских «свистунах» — революционных демократах.

«Свистуны» (от названия издававшегося Добролюбовым сатирического приложения к «Современнику» «Свисток») — так называли партию Чернышевского противники. Опытные полемисты в лагере «Современника» тут же подхватили эту кличку для популярного обозначения своих идей. «Я не восстаю против полемики, не зажимаю ушей от свиста, не проклинаю свистунов, — говорил Писарев в «Схоластике XIX века», — и Ульрих фон Гуттен был свистун, и Вольтер был свистун… А разве во многих статьях Белинского не прорываются резкие, свистящие звуки? Припомните, господа, ближайших литературных друзей Белинского, людей, которым он в дружеских письмах выражал самое теплое сочувствие и уважение: вы увидите, что многие из них свистали, да и до сих пор свищут (намек на Герцена. — Ф. К.) тем богатырским посвистом, от которого у многих звонит в ушах и который без промаха бьет в цель, несмотря на расстояние».

Варфоломей Зайцев вслед за Писаревым раскрывает родственность устремлений Гейне и Берне с той колоссальной работой по расчистке «готического собора» Российской империи, которую вели революционные демократы. Первая часть статьи посвящена историческим обстоятельствам возникновения «свиста» — революционных идей, размышлениям об особенностях предреволюционных эпох. «Ни один общественный порядок не может продолжаться вечно, — начинает Зайцев статью. — Рано или поздно он падает. Первым признаком гибели какого-нибудь порядка является осмеяние его, встречающее при том сочувствие в обществе».