Владимир Абаринов - Катынский лабиринт

• Название: Катынский лабиринт
• Автор: Владимир Абаринов
• Жанр: История

Это «белое пятно» принадлежит к числу самых заскорузлых и болезненных. По остроте и значимости оно сравнимо разве что с проблемой секретных советско-германских протоколов 1939 года. Почти полвека катынский синдром отравлял нормальные добрососедские связи между двумя странами.

---

В январе 1944 года в присутствии группы иностранных журналистов Базилевский дал показания Специальной комиссии во главе с Н. Н. Бурденко. Вот как описывает эту сцену один из очевидцев — Александр Верт.

«Огласка этого дела (включая и посещение Катынь представителями западной прессы) была проведена русскими крайне неуклюже и грубо. Корреспондентам было разрешено присутствовать только на одном заседании Специальной комиссии, когда она производила опрос ряда свидетелей. Среди них был некий профессор Базилевский, астроном, дрожащий маленький человечек, которого немцы якобы уговорили или принудили стать помощником бургомистра Смоленска: он заявил, что его начальник, квислинговец, впоследствии бежавший с немцами, сообщил ему, что польские офицеры будут ликвидированы: в виде доказательства был также представлен принадлежавший, по его словам, этому бывшему бургомистру блокнот с многозначительной, хотя и несколько неясной записью: «Говорят ли люди в Смоленске о расстреле поляков?»[158]

«Вся процедура, — заключает описание допроса Верт, — явно смахивала на инсценировку».

Напомню также, что, по словам Эдмунда Стивенса (см. главу «Лжезксперты»), Базилевский произносил явно «зазубренный текст».

В протоколе предварительного допроса Базилевского от июня 1946 г. указаны следующие анкетные данные: «Профессор астрономии Новосибирского педагогического института и Института инженеров геодезии, аэрофотосъемки и картографии, женат, имеет сына».

Первоначальные показания Базилевского также претерпели редактуру. Так. Специальной комиссии Базилевский показал, что о своем разговоре с Меньшагиным он тогда же, осенью 1941 г., сообщил профессору И. Е. Ефимову, который и подтвердил этот факт. В Нюрнберге Базилевский кроме Ефимова назвал еще и санитарного врача Никольского, с которым он тоже говорил об участи поляков, «но оказалось, что Никольский из каких-то других источников уже знал об этом злодеянии». То есть факт расстрела был если и не общеизвестен. то во всяком случае слухи о нем циркулировали. (В сообщении Специальной комиссии этому обстоятельству посвящен целый раздел.) Это чрезвычайно важное обстоятельство однако Смирнов несколько раз перебивает Базилевского, просит его «не задерживаться на деталях» и говорить короче, вообще они говорят так быстро, что Лоренс вынужден дважды вмешаться.

Между тем речь идет о предметах отнюдь не маловажных. Вот текст сообщения комиссии Бурденко:

«В начале сентября 1941 г. Базилевский обратился с просьбой к Меньшагину ходатайствовать перед комендантом фон Швец об освобождении из лагеря военнопленных № 126 педагога Жиглинского. Выполняя эту просьбу, Меньшагин обратился к фон Швецу и затем передал Базилевскому. что его просьба не может быть удовлетворена…» и т. д. А вот как тот же эпизод звучит в Нюрнберге:

«Вскоре я получил сведения, что в лагере находится известный в Смоленске педагог Георгий Дмитриевич Жиглинский. Я обратился к Меньшагину с просьбой возбудить ходатайство перед германской комендатурой Смоленска, в частности перед фон Швец, об освобождении Жиглинского из лагеря, мотивируя…

СМИРНОВ. Я прошу вас не задерживаться на этих деталях и не терять на них времени, а рассказать суду о беседе с Меньшагиным, о том, что вам сообщил Меньшагин.

БАЗИЛЕВСКИЙ. Меньшагин сказал на мою просьбу: «Что же, одного спасем, а сотни все равно будут умирать». Однако я все-таки настаивал на ходатайстве. Меньшагин после некоторого колебания согласился войти с таким ходатайством в немецкую комендатуру.

СМИРНОВ. Может быть, вы будете короче говорить, свидетель, и расскажете, что вам рассказал Меньшагин, вернувшись из немецкой комендатуры».

Совершенно очевидно, что Смирнов стремится не допустить подробного рассказа о мотивах Меньшагина — ему важен отказ и причина отказа.

Но дело в том, что и отказа не было. На этом обстоятельстве специально останавливается Габриэль Суперфин, автор комментариев к «Воспоминаниям» Меньшагина. В книге Л. В. Котова «Смоленское подполье» (М., 1966, с. 30–31) читаем: «Жеглинский, воспользовавшись знакомством с заместителем бургомистра города, устроился в жилищный отдел городской управы». Следовательно, просьба Базилевского все-таки была удовлетворена. Впоследствии Жиглинский стал одним из руководителей подполья и в сентябре 1942 г. был казнен. (Тут, конечно, обращает на себя внимание ошибка в написании фамилии — «е» вместо «и». Полагаю, здесь нет особого умысла, ведь книга Котова появилась через 20 лет после Нюрнбергского процесса; скорее всего, тот, кто правил стенограмму, просто сверился с текстом «Сообщения» Специальной комиссии (а там есть и другие ошибки — например, вместо «Рекс» в одном месте, на с. 108, написано: «Рекст»; вот в этом случае и в самом деле удивительно, как ее не заметили корректоры, а впрочем, быть может, здесь неточность преднамеренная?) Речь тем не менее об одном и том же человеке.)

В самом начале допроса Базилевского произошел инцидент, многократно описанный в литературе как удачный психологический прием защиты. Цитирую стенограмму:

«ШТАМЕР. Господин свидетель, вы до перерыва, как я наблюдал, читали свои показания. Верно ли это?

БАЗИЛЕВСКИЙ. Я ничего не читал. У меня в руках только план суда.[159]

ШТАМЕР. Это выглядело так, как будто вы читаете. Как вы объясните то, что у переводчика уже были в руках ваши ответы.

БАЗИЛЕВСКИЙ. Я не знаю, каким образом переводчики могли иметь заранее в руках мои ответы. Дело в том. что ведь мои показания на предварительной комиссии, на предварительном допросе, известны».

Когда перекрестный допрос закончился, слово взял американский обвинитель Т. Додд.

«ДОДД. Господин председатель, до допроса этого свидетеля я хотел бы обратить внимание Трибунала на один факт. Д-р Штамер задал предыдущему свидетелю вопрос о том, каким образом получилось так, что у переводчика были вопросы и ответы, если их не было перед свидетелем. (…) Я направил записку переводчикам и получил на нее ответ от ответственного за переводчиков лейтенанта, в котором сообщалось, что ни у одного из переводчиков не было ни вопросов, ни ответов, и я считаю, что следует занести разъяснение по данному вопросу в протокол.

(…) ШТАМЕР. Вне зала суда мне было сообщено об этом факте, так я об этом узнал. Если это неверно, то я беру свои слова обратно. (…)

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ (лорд-судья Лоренс). Защитники не должны делать подобных заявлений до тех пор, пока они не проверили их обоснованность.

СМИРНОВ. Разрешите мне приступить к допросу следующего свидетеля, господин председатель».

Инцидент, таким образом, был исчерпан. Штамер, однако, достиг своей цели: Базилевский говорил неуверенно, нервничал. Вернемся к началу допроса.

«ШТАМЕР. Знаете ли вы, где находились катынские могилы, в которых было погребено 11 тысяч польских офицеров?

БАЗИЛЕВСКИЙ. Я там не был, катынских могил лично не видел.[160]

ШТАМЕР. Вы никогда не были в Катынском лесу?

БАЗИЛЕВСКИЙ. В Катынском лесу, как я уже показывал, бывал не однажды.

ШТАМЕР. Тогда вы знаете, где находятся эти массовые могилы?

БАЗИЛЕВСКИЙ. Как же я мог знать, где находились эти катынские могилы, когда я после оккупации, конечно, бывать там не мог. (…)

ШТАМЕР. Таким образом, вы не знаете о том, что в Катынском лесу находился санаторий или дом отдыха ГПУ?

БАЗИЛЕВСКИЙ. Знаю прекрасно. Это всем жителям Смоленска было известно.

ШТАМЕР. Тогда вы знаете, какой дом я имею в виду в своем вопросе?

БАЗИЛЕВСКИЙ. Я лично в этом доме никогда не бывал. В этот дом, вообще говоря, имели доступ семьи служащих НКВД, а остальным людям вообще не было надобности и возможности в этот дом ходить.

ШТАМЕР. То есть дом был закрыт для посторонних?

БАЗИЛЕВСКИЙ. Не дом был закрыт для посторонних, а вообще говоря, какой же посторонний пойдет туда, где для него место отдыха не предназначено.[161]

ШТАМЕР. Жив ли русский свидетель, который вам рассказал об этом дележе польскими офицерами? Жив ли он еще?