Владимир Абаринов - Катынский лабиринт

• Название: Катынский лабиринт
• Автор: Владимир Абаринов
• Жанр: История

Это «белое пятно» принадлежит к числу самых заскорузлых и болезненных. По остроте и значимости оно сравнимо разве что с проблемой секретных советско-германских протоколов 1939 года. Почти полвека катынский синдром отравлял нормальные добрососедские связи между двумя странами.

---

Он не просто передал записку Ельцину, но прочел ему ее вслух в присутствии Александра Яковлева, что само по себе свидетельствует об исключительном значении, которое придавал бумаге Горбачев: архивный документ передавался новому главе государства вместе с ядерной кнопкой. Такова была его взрывная сила. Президент России тотчас согласился с тем, что документ следует передать полякам.

«— Но теперь, — сказал я, — это уже твоя миссия, Борис Николаевич».

Почему Ельцин не исполнил эту миссию при первой же возможности? На этот вопрос Горбачев дает удивительно мелкий ответ: «Сейчас уже ясно, что тяжелейшую драму в польско-советских отношениях пытались использовать, чтобы лишний раз бросить грязь в Горбачева».

Александр Яковлев, очевидец встречи Горбачева и Ельцина в Кремле (которая, кстати, продолжалась более восьми часов) описывает ее иначе. В его рассказе Горбачев вслух записку не зачитывает, а просто передает конверт с документами и говорит, что надо посоветоваться, как быть с этими бумагами: «Боюсь, могут возникнуть международные осложнения. Впрочем, тебе решать». Ельцин, продолжает Яковлев, «почитал и согласился, что об этом надо серьезно подумать».

«Я был потрясен… — пишет мемуарист. — Михаил Сергеевич передавал эти документы с поразительным спокойствием, как если бы я никогда не обращался к нему с просьбой дать поручение своему архиву еще и еще раз поискать документы. В растерянности я смотрел на Горбачева, но не увидел какого-либо смущения. Такова жизнь».

Борис Ельцин задумался надолго. Он не передал Польше документы «особой папки» ни тогда же, в декабре, ни в мае 1992 г., когда в Москву с визитом приезжал Лех Валенса. Я помню этот визит, во время которого общине московских католиков был наконец передан костел Непорочного зачатия Девы Марии, построенный на пожертвования паствы, но национализированный советской властью; я помню и напряженное ожидание. В том, что документы существуют и что Ельцин знает об их существовании, сомнений не было. Но дело было даже не в документах, а в признании.

Одна моя знакомая, большая поклонница Ельцина (у него вообще, как у оперного тенора, было много поклонниц среди одиноких дам бальзаковского возраста), называла его «раскаявшимся грешником». Он и впрямь похож на Савла, обратившегося в Павла. В отличие от Горбачева он решительно порвал с КПСС, президентским указом распустил ее на территории России. Уходя на покой, он попросил прощения у народа. Он «нашел» в президентском архиве оригиналы секретных протоколов и написал по этому поводу:

«Сколько слов было сказано по поводу лживости буржуазной пропаганды, сочинившей секретные протоколы пакта Молотова—Риббентропа?! Сколько раз приходилось пропагандистскому аппарату говорить, что это всё происки и фальшивки?! Хотя любому здравомыслящему человеку было ясно, что уже нельзя отнекиваться от того, что давно известно всем. Прошло время, и вот мы признали, да, секретные протоколы существуют, но сколько же уважения и авторитета мы потеряли из-за такой твердолобости».

Так что же мешало ему признать и извиниться за Катынь? Неужели прав Горбачев — нет, не в том, что Катынь стала для Ельцина поводом лишний раз «бросить грязь» в предшественника, а в том, что Ельцин выбирал удачный политический момент? Мне не верится.

Со слов Олега Попцова, который был близок к Ельцину, можно судить о его реакции на переданные Горбачевым документы: «Впоследствии он рассказывал о брезгливом чувстве, которое пережил в тот момент, о своем нежелании не только вникать, но даже прикасаться к этим свидетельствам сотворения порока, насилия, искалеченных судеб и судеб целых народов».

Знаю по себе: подлинный архивный документ таит в себе страшную силу, огромной мощности энергетический заряд. Нежелание прикасаться к бумагам вполне понятно.

В марте 1992 г. я пришел в МИД брать интервью у министра иностранных дел Андрея Козырева, к тому моменту просидевшего в министерском кресле чуть больше трех месяцев. Едва ли не первым, что я услышал от него, были сожаления по поводу распада Советского Союза. К тому времени ностальгия по СССР уже вошла в политическую моду.

Господи, думал я, что же это такое? Что же такое эта империя, где никто, включая правителей, не был свободен, которую ненавидели и боялись, из которой бежали при малейшей возможности, которая воздвигла свою мощь на костях собственных подданных, но все равно осталась «Верхней Вольтой с ракетами», империя, о которой вчерашние рабы не могут говорить без трагического надрыва?..

Во время визита Валенсы в Россию 21–23 мая 1992 г. шаг вперед все же был сделан: в совместном заявлении двух президентов говорится о преступлениях «сталинского режима» и «антигуманной сущности тоталитаризма». Горбачев в свое время решился обвинить лишь головку НКВД: «Берию, Меркулова и их подручных».

Следующим шагом стало «дело КПСС» в Конституционном суде, куда обратились вожди упраздненной Ельциным партии с просьбой признать неконституционными указы президента о роспуске КПСС и КП РСФСР и о конфискации их имущества. Эксперты президентской стороны рассчитывали превратить судебные слушания в новый Нюрнбергский процесс, который признает КПСС преступной организацией и тем самым избавит Россию от «призрака коммунизма». Позицию президента должны были подкрепить архивные документы, иллюстрирующие механизм принятия и исполнения решений и тем самым доказывающие, что КПСС подменила собой государственный аппарат.

Отбором документов для представления в Конституционный суд занималась специальная комиссия по архивам при президенте РФ. В качестве эксперта из Лондона был приглашен правозащитник Владимир Буковский, предлагавший окружению Ельцина устроить суд над КПСС еще в августе 1991 года. «Я сказал им очень простую и практическую вещь о том, что коммунизм сегодня как раненый зверь и что подранка нужно добить: «Если вы его не добьете сейчас, через несколько месяцев он оправится и бросится вам на горло»», — рассказывал Буковский на пресс-конференции в Варшаве в марте 1998 года. По словам Буковского, с ним были согласны все, кроме Ельцина: «Он не объяснял, почему, но было ясно. Он понимал, что такой процесс, однажды начавшись, обязательно заденет и таких людей, как он. Во всяком случае такие люди не смогут остаться лидерами после этого процесса».

Но оказавшись в роли ответчика, Ельцин, по версии Буковского, испугался: «Он понял, что может проиграть это дело, потому что большинство судей симпатизировало коммунистам».

Буковский не получил доступа к самому закрытому архиву — президентскому. Там работали только особо доверенные должностные лица, которые и вскрыли в сентябре «пакет № 1», где находились документы, переданные Горбачевым Ельцину, а тот вернул их на хранение. О находке доложили президенту, который тотчас распорядился вручить их полякам. Главный архивист РФ Рудольф Пихоя был назначен по этому случаю специальным посланником президента России. Он вылетел в Варшаву 14 октября и передал документы лично президенту Валенсе. Второй комплект тех же документов был представлен в Конституционный суд.

Дело КПСС слушалось с перерывами с 26 мая по 30 ноября 1992 года. Сейчас уже можно с полной определенностью сказать: та масштабная задача, какую поставили перед собой советники президента, оказалась им не по плечу. И не потому, что они были плохими юристами. Слишком высок был накал политических страстей, слишком тяжело многим давалось отречение от недавнего прошлого. Не хватало времени, опыта, не было прецедентов, события эпохи сталинизма трудно было рассматривать с сугубо академических, правовых позиций. Зал судебных заседаний стал ареной идеологического столкновения. Судьи не смогли абстрагироваться от своих политических симпатий и антипатий. Судья Анатолий Кононов занимал радикальную позицию и настаивал на конституционности роспуска КПСС. Судья Виктор Лучин голосовал против. Оба написали особые мнения. Председатель КС Валерий Зорькин балансировал между двумя крайностями. («В моей профессии человек на компромиссы обречен», — сказал он в недавнем интервью.)

Михаил Горбачев в суд не явился. На пресс-конференции 17 августа он заявил, что, даже если его приведут в суд в наручниках, он не скажет там ни единого слова, а позднее добавил, что на процессе КПСС его хотят «дискредитировать или использовать». В ответ суд наказал его штрафом в размере 100 рублей. По просьбе суда Горбачеву был воспрещен выезд из России вплоть до дачи показаний.

В итоге суд принял половинчатое решение: он признал неконституционными руководящие структуры партии, но сохранил первичные организации, поскольку они, по мнению суда не нарушали статус общественных организаций. Как писал судья Кононов, это постановление «одновременно устраивало и не устраивало обе стороны именно в силу недоговоренности, неопределенности и возможности различного толкования». Исполнять решение КС никто не стал. Коммунистическая партия благополучно возродилась.