Борис Сопельняк - Смерть в рассрочку

• Название: Смерть в рассрочку
• Автор: Борис Сопельняк
• Издательство: ОЛМА-ПРЕСС Образование
• Жанр: Политика
• Год: 2003
• ISBN: 5-94849-415-2

До сих пор наше общество волнует трагическая судьба известной киноактрисы Зои Федоровой и знаменитой певицы, исполнительницы русских народных песен Лидии Руслановой, великого режиссера Всеволода Мейерхольда, мастера журналистики Михаила Кольцова. Все они стали жертвами «великой чистки», развязанной Сталиным и его подручными в конце 30-х годов. Как это случилось? Как действовал механизм кровавого террора? Какие исполнители стояли у его рычагов? Ответы на эти вопросы можно найти в предлагаемой книге.

Источник: http://www.infanata.org/society/history/1146123805-sopelnyak-b-smert-v-rassrochku.html

---

И почему это при царе он чуть ли не на всех углах кричал: «Основной мотив моей жизни: сделать что-нибудь полезное для людей, не прожить даром жизнь, продвинуть человечество хоть немного вперед» — и ничего подобного не говорит сейчас? Ясно же, что продвинуть человечество вперед можно только с партией большевиков, а он вне партии. Почему? И почему его выперли из Социалистической академии общественных наук, членом которой он состоял? Скорее всего, из-за составленного им проекта идеального общественного строя, который совершенно не похож на проект, разработанный вождями победившего пролетариата.

Так что старик он непростой, дно там может быть и двойное, и тройное. И в ЧК принимают решение провести проверку Циолковского, причем настолько жесткую, коварную и, не боюсь этого слова, бесчеловечную, что только чудом можно объяснить, почему Циолковский не был расстрелян. К проверке методом подставки были привлечены разведчик Молоков и комиссар Поль: Молоков должен был изображать деникинского офицера, а Поль в нужный момент арестовать Циолковского.

Отчет Молокова, длинный и путаный, в деле сохранился полностью. Написан он довольно безграмотно, поэтому вместо «я сказал» и «он сказал» я переведу этот отчет в форму диалога.

Итак, отчет разведчика Молокова.

«14 ноября вместе с т. Полем я выехал в Калугу. 16 ноября отправился по указанному мне адресу на Коровинскую, 61. Стучусь. Отворяет молодая женщина, завернувшаяся в плед.

— Здесь живет Циолковский? — спросил я.

— Да, здесь.

— Можно его видеть?

— Пожалуйста, проходите. Я сейчас скажу.

Иду за ней по коридору. Входим в помещение. Небольшая комната, справа лестница наверх.

— Как о вас сказать Циолковскому?

— Скажите, что я Образцов.

Поднявшись на самый верх, женщина говорит:

— Папа, вас хочет видеть господин Образцов.

— Сейчас, — слышится голос старика. — Я не одет. Да зови его сюда!

Поднимаюсь наверх. Навстречу выходит мужчина среднего роста, несколько сгорбившись. Темные волосы с большой проседью в голове и борода лопаткой. Правда, без очков, но с чуть заметными следами от них на носу. Он на ходу подвязывает веревкой старое пальто, которое надел поверх теплого нижнего белья. Рекомендуюсь:

— Я Образцов, — и добавляю данный мне пароль: — «Федоров-Киев».

— Я плохо слышу, — засуетился старик. — Сейчас возьму трубку.

Берет слуховую трубку и вставляет в левое ухо. Я ему говорю:

— «Федоров-Киев».

— Как! — удивленно восклицает он. — Вы Федоров?

— Нет, я Образцов. Но прибыл из Киева.

— А-а, так вы, значит, знаете Федорова. Рад вас видеть, садитесь, — похлопал он меня по плечу. — У меня холодно. Но я сейчас затоплю печку, потеплеет, и тогда мы поговорим.

Пока он растапливает чугунку, я осматриваю комнату. Она небольшая, в два окна на реку, по стенам жестяные модели дирижаблей в разрезе, на столах и полках книги, брошюры, рукописи, на одном из столов электрическая машина, а рядом с ней станок для работ по жести.

Затопив печку, Циолковский усаживается поближе, берет слуховую трубку и начинает говорить.

— Итак, вы знаете Федорова и интересуетесь воздухоплаванием. С удовольствием поговорю с вами и сообщу все, что вас интересует.

— Благодарю вас. Я, конечно, интересуюсь воздухоплаванием как делом, имеющим большое будущее в жизни человечества, но в данное время у меня другая миссия, которую я должен выполнить прежде всего. Я послан из Киева начальником разведывательного пункта князем Галицыным-Рарюковым с тем, чтобы получить нужные сведения о Восточном фронте, о тех намерениях и задачах, которые думают предпринять на нем большевики. От вас я должен получить указания, к кому я могу обратиться в Москве, чтобы добыть нужные мне сведения.

— Я вас не совсем понимаю. Я ученый, интересуюсь наукой, в частности воздухоплаванием, политических же сведений дать вам не могу, ибо стою далеко от политики. А связи с Москвой у меня если и были, то чисто делового, научного характера — главным образом по изобретению дирижабля. Если хотите, покажу переписку; которую я вел.

— Спасибо. Но мне нужны адреса лиц, которые стоят близко к интересующему меня вопросу, ибо это очень важно для нашего дела в борьбе с большевиками.

— Я очень сожалею, что не могу помочь вам, но повторяю, что если и имел сношения с Москвой, то сугубо научного характера. Я удивляюсь, как вас могли послать ко мне.

— Я сам поражен и глубоко возмущен, что меня послали сюда. Перед отправкой я пошел к князю и в приемной встретил Федорова, который сказал мне, что для вас есть большой важности дело, и дал пароль.

— Неужели все это устроил Федоров? Я всегда думал, что он легкомысленный человек. Помимо переписки по поводу моего дирижабля, я с ним ничего не имел. И лично его никогда не видел. Насколько мне известно, во время войны он был офицером-летчиком. После взятия Киева большевиками он мне писал, что очень недоволен порядками, которые установили большевики. Как хоть он живет?

— Хорошо. Мы там не голодаем и не холодаем, недостатка ни в чем не испытываем. Не то что здесь…

— Да, это проблема. Теоретически я согласен с социалистическими идеалами, но на практике с большевиками расхожусь и в данное время не имею ничего против монархии — лишь бы миновали ужасы голодной и холодной жизни. Я ведь был членом Социалистической академии, но теперь вышел. Мне даже предлагали переехать в Москву, но я отказался. Проводимые аресты, конечно же, возмутительны. А жизнь в республике не налаживается потому, что всем управляет молодежь, не имеющая ни опыта, ни знаний.

Вскоре подали чай. Пошел разговор о ситуации на фронте, о помощи, оказываемой белогвардейцам англичанами, о дирижабле грузоподъемностью в 600 человек, который он предложил построить советскому правительству, причем в сугубо мирных целях.

Когда я собирался уходить, он проводил меня до двери и, похлопав по плечу, пожелал успехов и тихо добавил:

— Мы считаем вас своими спасителями.

На следующий день я снова зашел к Циолковскому. Поднявшись наверх, я сказал:

— Боюсь, что вчера вы мне не совсем доверяли. Я решил зайти снова и показать документ, удостоверяющий что я являюсь агентом разведывательного пункта Добровольческой армии. Вчера он был спрятан в сапоге под стелькой, а теперь я его достал.

— Нет-нет, я вам верю. Я вчера и с дочерьми разговаривал, и мы пришли к заключению, что вы действительно оттуда. Ведь это заметно.

Но документ он прочитал и еще раз пожалел, что ничем не может помочь. В это время снизу раздался голос жены Циолковского.

— Константин, еще гости.

Оказывается, явился тов. Поль с уполномоченными от местной ГубЧК.

— Вы Циолковский? — спросили они.

— Да, я.

Тут тов. Поль заметил меня, и я дал знак, чтобы он поднялся наверх. Когда он поднялся, я сказал, чтобы меня тоже арестовали.

— А кто вы такой? — громко спросил тов. Поль.

— Я из Москвы, фамилия моя Молоков, — протянул я паспорт.

— Вы это подтверждаете? — обратился тов. Поль к Циолковскому.

— Я вижу его в первый раз, а прибыл он по поручению Федорова.

Потом нас отвели в ГубЧК. Через некоторое время, якобы для выяснения моей личности, меня отвели в другую комнату и освободили».

На этом отчет провокатора заканчивается. Сделав свое дело, он двинулся по служебной лестнице дальше.

А в доме Циолковского полным ходом шел обыск. В дело подшит ордер № 109, на основании которого перетряхнули весь дом. Весьма любопытен текст этого документа.

«Поручается товарищу Рыбакову произвести обыск, ревизию, выемку документов и книг. В зависимости от обыска задержать гр. Циолковского и реквизировать или конфисковать его товары и оружие».

Задержали, а вернее, арестовали Константина Эдуардовича, еще до обыска. Слава Богу, дома была жена и дети, а то ведь ничего не стоило подбросить револьвер и пару гранат, а потом пришить Циолковскому обвинение в организации террористической группы. Но его дочь Люба была опытна в такого рода делах, недаром еще в царское время сидела в «Крестах», так что продолжения провокации она не допустила.

19 ноября Константин Эдуардович уже был на Лубянке: регистрационный листок Особого отдела МЧК составлен именно в этот день. Кроме фамилии, образования, национальности, происхождения — кстати, из дворян, — зачем-то внесены приметы Циолковского: роста среднего, походка качающаяся, нос длинный, глаза серые, волосы седые, голос глухой. Выяснилось также, что отец Циолковского перебрался в Россию из Польши, в Петербурге окончил Лесной межевой институт, работал в Рязанской губернии, там же женился на дочери помещика Юмашева, которая была полутатарских кровей.

Когда спросили о детях, Константин Эдуардович разрыдался. Ведь буквально на днях в страшных мучениях от заворота кишок умер его младший сын Иван. Старшего, Игната, от потерял еще в 1902-м: будучи студентом Московского университета, он покончил с собой, отравившись цианистым калием. Трудно сказать, за какие грехи расплачивался Константин Эдуардович, но через несколько лет покончит с собой и средний сын — Александр. Совсем молодой умрет от туберкулеза младшая дочь Анна.