Константин Брендючков - Последний ангел

• Название: Последний ангел
• Автор: Константин Брендючков
• Жанр: Научная Фантастика

Роман «Последний ангел» вышел в 1984 году и представляет собой проблемную производственную повесть, написанную с точки зрения критически мыслящего инженерно-технического работника, с размышлениями на тему «почему нам не дают лучше работать» и осторожной критикой бюрократии.

---

Олегу Петровичу просто невозможно было оторваться от своего дела, он спешил к нему с завода каждый раз, как на праздник, и, перекусив наскоро, вновь и вновь размечал панели, крепил детали, пропаивал соединения и испытывал узлы. Сколько одних только транзисторов «угробил» при этих испытаниях! Жизнь — он понимал это — заузилась для него в тоненькую струйку, над которой курился и перевивался тоненьким жгутиком пахучий канифольный дымок от паяльника.

— У тебя не продохнешь, как хоть ты сам терпишь? Идем сейчас же в парк, я купила билеты на эстраду, — приводил его в себя голос Афины Павловны. И она немедленно брала его руку и считала пульс. Отговаривать ее было невозможно, она действовала из хороших побуждений, и Олег Петрович послушно шел с ней в парк или на реку, или в кино, а сам продолжал думать, как лучше заложить в лексическую память машины словарь русских слов, где достать список русских имен и как перемотать трансформатор, чтобы подпитать интегрирующее устройство.

— Мне начинает казаться, что около меня движется робот, — сказала Афина Павловна в фойе театра, куда она затащила Олега Петровича на спектакль. Задавшись целью тормошить его, она ослабила свою конспирацию и уже не стеснялась показываться с ним вместе в людных местах. Это была с ее стороны жертва, Олег Петрович понимал это и не сердился на ее неугомонность. Зато сердилась она, когда он прерывал ее щебетание иной раз совсем неуместным техническим вопросом:

— Где бы достать тиристор, как ты думаешь, Финочка?

— Клизму тебе, а не тиристор! — вспыхивала она. — Ты, оказывается, совсем меня не слушал!

Лето уже шло к концу, Афина Павловна начала поговаривать об отпуске, а Олег Петрович переключился на монтаж подготовленных узлов в новом корпусе заводской ЭВМ и задерживался в аппаратной допоздна.

В эту пору Олегу Петровичу понадобился материал для узла накопления зримых образов. Пейзажей и всяких строений он уже набрал достаточно, просто закупил в книжном магазине несколько пачек видовых открыток, теперь была очередь за портретными изображениями, которых требовалось еще больше, — ведь он же намеревался моделировать ни мало ни много общество миниатюрного государства! Можно было, конечно, обратиться в фотоателье, но пришлось бы объяснять, зачем ему понадобилось «скупать мертвые души», а это выглядело бы подозрительно в любом случае. Тысячи и тысячи лиц нужны были Олегу Петровичу, а где их взять? Правда, это — не такая уж неразрешимая проблема, но и ее одиночке сразу не решить.

Как это нередко случается, выход был, что называется, перед носом.

— Тебе абсолютно необходимо отдохнуть, посмотри, на что ты стал похож! — настаивала Афина Павловна.

— Ладно, Фина, — пообещал он, — на днях схожу в поликлинику.

Обещать-то обещал, но как подумал об очередях, процедурах, регистрации, так и оторопь взяла: канительно — с одного мимолетного осмотра врач ничего не установит, придется «наведываться», а то еще и положат для лучшего обследования, сколько времени пропадет!

«К Кузьме Кузьмичу надо съездить, вот что! — решил Олег Петрович и тут же вспомнил, что тот издавна занимается фотографией. — Вряд ли он хранит все негативы, но все же у него должен быть немалый склад пленок. За один раз два дела и сделаю».

Ну, а к Кузьме Кузьмичу только попадись в руки! Он сразу же начал вертеть Олега Петровича и так и эдак, простукивать, ощупывать, прослушивать и даже настоял на снятии электрокардиограммы.

— Зато уж фотоснимочков я вам дам таких, что пальчики оближете, соблазнял он. — И берите их сколько хотите, хоть все забирайте, только ведь отпечатки я давно уничтожил, остались лишь негативные пленки.

Олег Петрович объяснил, что для его целей это безразлично.

— Тем лучше. А теперь, друг мой, идемте в больницу. И без разговоров, пожалуйста…

— Нет, дорогуша, — заявил он, просмотрев полученную кардиограмму, — вас непременно надо класть на серьезное обследование. Я видывал за свою практику всякое, но не могу разобраться, в чем дело у вас. Прекрасная форма кривых, и при этом — сто двадцать пять ударов в минуту в спокойном состоянии, — это же уникальный случай! Уж не сказывается ли на вашем сердце влияние установок пришельцев? Или переутомились: ведь вы писали, как вы работаете с конструкторами, не изматывает ли это вас?

На обследование Олег Петрович все же не согласился, вырвался от Кузьмы Кузьмича, вновь прибегнув к психологическому давлению, но запугивания доктора не остались безрезультатными:

«Вот управлюсь с планом отдела, закончу первую очередь „Шехерезады“, получу хоть какие-то признаки нового в ее работе, тогда придется, пожалуй, согласиться и на обследование, а временно с отделом Погорельский справится», — решил он. И он дождался этих результатов.

Ему много раз случалось переживать радость при виде первых оборотов сконструированных им машин, тех самых, которые, зародившись в его голове, в дальнейшем обрисовывались прихотливыми линиями чертежей на его кульмане и затем воплощались в сталь, бронзу, пластмассу, впервые взглядывали на мир очами приборов и начинали дышать, существовать и работать. Ему ли было не знать непередаваемого трепета, охватывающего созидателя машины, когда он первый раз коснется включающего рычажка или кнопки! Что произойдет вслед за этим? Пойдет ли машина предназначенным ходом, послушно и легко или заартачится, «свернет шею» какой-то детали, заскрежещет, заклинится, брызнет огнями короткого замыкания и встанет? А то пойдет вразнос, успей только остановить? И потом придется долго и канительно «доводить» свое детище «до ума», переделывать узлы, подгонять детали, перестраивать режим.

Всякое бывало, и всегда пуск и наладка созданного образца оставались самыми острыми переживаниями конструктора, самыми памятными во всей его работе, в его жизни.

На этот раз переживания были еще острее — испытывалась не просто новая конструкция, а нечто, привнесенное извне, и неизвестно, как она еще проявится. И Луна, и ангел тут были, кажется, уже ни при чем, первая очередь их подсказки подверглась уже его материальному воплощению, его обработке и готова была начать действовать независимо от посторонних сил.

Последний раз проследив только что законченные соединения, Олег Петрович, сдерживая нетерпение, прибрался в аппаратной, сел перед пультом, надел шлем, вздохнул и нажал кнопку «пуск».

Наискось мелькнули перед глазами знакомые огоньки его мыслей и тут же пропали, словно схваченные машиной, которая сложила из них некий образ, видимый сквозь побледневший пульт и стену за ним, как бы в пустом пространстве. В следующие секунды окружающее растаяло в белесой мгле, а неясный вначале образ окреп, приобрел объем и цвета и двинулся к Олегу Петровичу в виде обнаженного до пояса человека могучего сложения с мужественным лицом, обрамленным окладистой курчавой бородой.

«Действует! Машина работает!!!» — возликовал Олег Петрович, но последующее несколько умерило его восторг. Остановившись метрах в трех от Олега Петровича, человек поднял, как бы для приветствия, руку и произнес глубоким басом:

— Протокл.

«Странно, неужели Кузьме Кузьмичу приводилось лечить греков? И почему Протокл, а не Патрокл?» — удивился Олег Петрович, но на всякий случай ответил:

— Очень приятно. А я — Олег.

— Пропади пропадом, — неожиданно прогудел бас.

— Но-но, не очень-то! — всерьез одернул Олег Петрович, а Протокл повернулся и пошел обратно.

«Ага, вижу со спины, значит, блок довоображения действует», — опять порадовался Олег Петрович, а Протокл повернул голову и бросил через плечо:

— Прохвост.

Тут сердитый мужчина дернулся и пропал, провалившись в какую-то даль, а слева, неуверенно ступая, появилась миловидная женщина с заботливо уложенной прической, но в лифчике, окаймленном узеньким кружевом, и в чем-то вроде плавок, самого минимального размера.

— Дамочка Дафния, — отрекомендовалась она, остановившись и поглядывая на Олега Петровича исподлобья.

— Ай, какое неподходящее имя! — отозвался Олег Петрович, — оно совсем вам не к лицу. Неужели родители не могли подобрать получше? Вы сменили бы его, что ли.

— Давным-давно Диана, — отозвалась она.

— Вот это гораздо красивее, но зачем же вы продолжаете называться блохой?

— Давай дальше думай, дубина.

— Ах, бесстыдница, ты тоже вздумала грубить? А ну, вон отсюда! приказал Олег Петрович и, нащупав кнопку «стоп», надавил ее. Дамочка мгновенно исчезла, и так же моментально появилась окружающая обстановка. Не поднимаясь с места, Олег Петрович задумался.

«Главное — машина действует совсем по-новому, без программной ленты, отзываясь только на биотоки мозга. Дисплей не включен, образы создаются не на его экране, а сразу в пространстве, как и следовало ожидать. Они даже реагируют в некотором смысле на мои слова, но слишком уж лаконичны и почему-то агрессивны. К тому же Геракл… то бишь Протокл, исчез как-то вдруг, неестественно, — тут, по-видимому, что-то рвется в контуре логической связи. Ну что же, ничего особо настораживающего в поведении машины не обнаружилось, температура нормальная, и никакая защита не сработала. Теперь можно, кажется, подсоединить ландшафтный контур и продлить испытание без опаски».