Константин Брендючков - Последний ангел

• Название: Последний ангел
• Автор: Константин Брендючков
• Издательство: Верхне-Волжское книжное издательство
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1984

Производственная повесть, написанная с точки зрения критически мыслящего ИТР, с размышлениями на тему «почему нам не дают лучше работать» и осторожной критикой бюрократии. Чтобы обострить проблемный пафос, используется фантастический прием: к герою-инженеру из мест взрыва Тунгусского метеорита попадает артефакт сверхцивилизации — «наблюдатель», похожий на статуэтку ангела. С его помощью герой приобретает особые способности (напоминающие телепатию) и делает для родного завода суперкомпьютер.

А. Мешавкин.

---

— Ты что, взбесилась! — воскликнул он, стараясь выпутаться из-под одеяла, и получил пощечину с другой стороны.

— Не смей любезничать с другими женщинами, когда спишь со мной! — прошипела Афина и ударила бы вновь, если бы Олег Петрович не успел выпростать руки.

— Да уймись ты, окаянная, — озлился и он, повалив ее через себя и прижав к стене.

— Сладил с женщиной, да? Сладил! — извивалась она. — Пусти, пока я не плюнула в твои бесстыжие глаза!

Это она могла. Олег Петрович поспешил закрыть ей лицо подушкой, а когда она стала вывертываться, пришлось навалиться всем телом. Она побрыкалась под ним, пытаясь высвободиться, но через минуту затихла, и он отпустил ее.

— Скажи наконец, какая муха тебя укусила?

— Ты — негодяй! — ответила она, поднявшись и приводя себя в порядок. — Ты вторую ночь сюсюкаешь во сне с какой-то умницей, красавицей… Неужели тебе мало меня? Чего ты от нее добиваешься, какую еще тайну просишь открыть?

— Послушай, Афина…

— Нет, уж теперь ты послушай! Думаешь, я так просто уступлю тебя?

Она соскочила с кровати и стала одеваться, не прекращая говорить и не замечая собственных противоречий:

— Вот я уйду сейчас, и ты зачахнешь от ревности. Заведу себе нескольких любовников и натравлю их на тебя, а Люсиному мужу скажу в лицо, что ты завел с ней шашни. Ты думаешь, я не знаю, что она ходит к тебе? Нашлись добрые люди, вывели тебя на чистую воду. А теперь у тебя появилась еще какая-то Фада? Сколько же тебе их нужно!

— Ну уж это — из рук вон! Фада — дитя далекой звезды! — взметнулся с кровати и Олег Петрович. Он вырвал из рук Афины сапожок, поднял другой и забросил их на шкаф.

— Никуда ты не пойдешь, пока не выслушаешь меня…

— Этим меня не удержишь, босиком по снегу уйду.

В пылу перебранки Олег Петрович вел себя, как всякий на его месте, но вспомнил наконец, что может укротить Афину иначе, и, когда она рванулась к двери, сказал тихо, но с нажимом:

— Афина, стой!

И она остановилась, недоуменно поднеся руки к лицу.

— Возьми из-под кровати тапочки, надень, сядь у стола и помолчи, пока я приведу себя в порядок.

Он оделся, сходил умыться, налил и поставил на плиту чайник, а притихшая Афина Павловна послушно сидела и ждала, все это было сделано им, чтобы собраться с мыслями и окончательно успокоиться, да и Афине дать остыть.

— Приди в себя, глупышка, — сказал он, вернувшись в спальню, поцеловал Афину и сел рядом. — Сейчас я тебе все объясню.

— Не подлизывайся, пожалуйста, — ответила она, приходя в себя.

— А зачем мне врать, Афина? Люся и была-то здесь всего один раз, да и то без меня, когда я был на ГРЭС.

— А кто эта, «дитя далекой звезды»? Циркачка какая-нибудь?

— Да вот же она перед тобой! — сказал Олег Петрович и снял с ангела колпак.

— Этот урод! А откуда я знаю, что она — Фада?

— Ну, если тебе в городском адресном бюро найдут хоть одну Фаду, я… куплю тебе автомобиль.

— Положим, там и Фина вряд ли значится, а ведь ты меня называешь так. Она, может быть, Фекла, на самом-то деле. — Афина Павловна повертела в руках статуэтку и вдруг чисто по-женски выпалила и попала в точку: — А ведь она рыжая!

— Не все ли равно?

— Рыжая, рыжая! А почему она — дитя звезды?

— Это ее тайна, Фина, так мне приснилось!

— Ну так вот что: не было чтобы при мне здесь этой девки! Куда хочешь девай, не потерплю, чтобы она тут подглядывала!

— Афина, ведь я ее и без того под колпак спрятал.

— А она и из-под колпака тебе снится! Я давно поняла, что тут что-то неспроста, не зря ты свою Фаду не просто под колпак поставил, но снабдил еще и механизмом. Но я в ее тайну не лезу, пусть и она в мою не суется. Еще раз увижу ее тут, крылья отпилю, так и знай.

— Будь по-твоему, уберу.

— Ладно, пора завтракать, чайник, слышишь, кипит вовсю…

Уходя из дому, Олег Петрович сунул ангела в портфель, а потом положил в сейф и вечером перенес в отделение для запчастей компьютера, куда еще до этого поместил каску, чтобы не таскать ее каждый раз туда и обратно. Во избежание ненужного любопытства, он не поленился врезать в дверцу замок. Гася свет, он увидел в окне серп месяца. Он знал, конечно, что окно компьютерного помещения выходит на ту же сторону, что и окна его квартиры, а теперь нашел, что это кстати: «Тут и буду встречать полнолуние, здесь и Афина не помешает, а то я давненько не грезил при Луне, — и тут же посетовал: — Ведь вот, вложила же Фада в программу импульсатора какие-то сведения о Комбинаторе, почему они не выплывают? А сколько я труда и времени вложил в него, даже голову обрил для лучшего контакта, не пожалел!»

Афина, увидев его бритую голову, ужаснулась: «Какая шевелюра была! Что из того, что волосы седые, они же у тебя были совсем, как у Эйнштейна».

23

Красочный плакат «Алгоритм изобретения», вывешенный на почерневшем от долгой службы щите за проходной, вряд ли бы возбудил особый интерес, если бы ниже названия лекции не стояла фамилия Прохорова — лучшего фрезеровщика инструментального цеха, прозванного вторым Сугробиным за его «ушибленность» новаторством: Его хорошо знали на заводе, и потому под вечер к рабочему клубу потянулось по аллейке довольно много любопытных. Направился туда, конечно, и Олег Петрович.

В лекционном зале Олег Петрович увидел почти всех своих конструкторов, пришел кое-кто из заводоуправления, и, больше всего оказалось рабочих. Послушать было что. Хитроумный фрезеровщик по путевке областного ВОИР побывал, оказывается, во время своего отпуска в одной из школ изобретателей в соседней области, и, вернувшись, получил направление в свой клуб по путевке общества «Знание».

Прохоров говорил интересно, содержательно, толково, а потом дельно отвечал на многие вопросы, из которых Олегу Петровичу запомнился один, оцененный им как стратегический.

— Скажите, Виталий Николаевич, в чем, по-вашему, основная сущность школы, с которой вы нас познакомили?

— А ведь я и сам задумывался над этим. Когда я поступал на завод, зашел как-то раз в обед в нашу библиотеку «Крокодил» посмотреть, а подвернулся под руку «Бюллетень изобретений». Полистал и заинтересовался… Ну это — не к делу, а суть в том, что был «Бюллетень» тогда тощенький, а выходил, помнится, раз в месяц. А нынче он сильно потолстел, и выпускают его чаще. Вот и смекайте, с чего бы это?

— А вы-то сами как полагаете?

— Как взглянуть! Можно порадоваться: растет, мол, культурный уровень масс, очень хорошо это. Только есть тут одна заковыка: в корень взглянешь если, так, может, и не все так оборачивается. Мелочи больно много стало в «Бюллетене»-то. Вот и получается: то ли у нас изобретать научились, то ли экспертов наловчились по кривой объезжать. Тут особое нутро надо иметь, с этим родиться нужно. А писать пробивные заявки научить можно всякого. А школа? Школа учит поиску целенаправленному, логике, ухватистости мысли…

Олег Петрович тоже не удержался от вопроса:

— Виталий Николаевич! Вот побывали вы в такой специальной и интересной школе, есть у вас склонность и способности в технике, а почему бы вам в институт не поступить? Правда, вопрос не по существу доклада…

— Верно, не по существу он! Не стоит людей задерживать, лучше потом скажу, коль надо.

И не обманул. Подождал на выходе из клуба Олега Петровича, окликнул и заговорил первым:

— Вы меня, извиняюсь, с подковыркой спросили или как?

— Какая тут может быть подковырка?

— Да встречаются иногда среди вашего брата любители одернуть рабочего.

— В мыслях не держал.

Прохоров откашлялся, поправил воротник пальто.

— Тогда скажите-ка мне, сколько вам платят на вашей должности, если не секрет?

— Ну, двести пятьдесят, а что?

— А то, что на своем фрезерном я худо-бедно эти две с половиной сотни наскоблю. А после института мне ваш оклад не дадут. Нет, хорошо, если сто двадцать наскребут на первых-то порах.

— Работа работе — рознь, кому что нравится, — не выдержал Олег Петрович.

— Верно! Так мне и моя работа не противна. К тому же и то надо понять, что у станка от меня — польза явная. А как же! Что ни смена, то и продукция, ее видно сразу, ее пощупать можно, она весома. А в институте из меня еще не известно что получится…

На этом они и разошлись, каждый со своими думами. «Счастливей будет или несчастливее тот же Прохоров, если его поучить или изменить у него что-либо? А я? Для чего мне навязался ангел и какого рожна я от него жду? Не лучше ли забросить его куда-либо да позабыть и жить, как все люди?» — размышлял Олег Петрович. Но это он уже явно лукавил перед самим собой, не таким был создан Олег Петрович, и он понимал, что теперь ему никуда не уйти от доставшегося ему наследства, пока не раскроет всех его тайн. Он ждал, он жаждал новых откровений.

Очередное полнолуние Олег Петрович встретил у компьютера, поставив ангела на столик у окна, и настроил механизм колпака на двадцать минут для пробы в новой обстановке. Взволнованности прежних опытов уже не было, они сделались привычными, утратилась и загадочность явлений.