Сергей Голицын - Записки уцелевшего (Часть 2)

• Название: Записки уцелевшего (Часть 2)
• Автор: Сергей Голицын
• Жанр: Русская классическая проза

---

На стенах висели три фотографии - дочери Ксении, сыновей Бориса и Юрия. Дочь была в ссылке в Казахстане, сыновья, арестованные во Владимире в апреле 1936 года, старший - в третий раз, младший - во второй раз, погибли. И осталась их мать одинокая, никому не нужная, со своими реликвиями и воспоминаниями.

Она мне предложила чай, но извинилась, что у нее нет сахару и хлеб черствый. Я отказался, рассказал ей о гибели ее племянницы Мериньки, посидел еще немного и распрощался. А пакет с сахаром потихоньку положил на подоконник. Она скончалась в 1949 году.

2.

Начальника геологической партии Бонитенко я немного знал по Куйбышевскому гидроузлу. Там он занимал должность начальника самой престижной геологической партии напротив Гавриловой поляны в Красной Глинке. А когда-то он занимал в синагоге какую-то должность, потом его посадили. Еще в Дмитрове отметили его как энергичного администратора, он пошел в гору, в Куйбышеве погорел, его понизили, а тут вспомнили о нем, и он вновь стал начальником партии.

Встретил он меня официально-холодно и объяснил, что партия ведет изыскания сразу под две гидростанции на Клязьме: одна будет строиться выше Владимира в селе Улыбышеве, другая - выше Коврова близ деревни Погост. Старший геолог Федотов решит, куда меня направить. Он приедет на следующий день.

Выходило, опять я могу расхаживать по Владимиру целые сутки. То в Москве мне даже переночевать не дали, а оказывается, могу осматривать владимирские древности сколько хочу.

Федотова я знал по первому году пребывания в Старо-Семейкине. Вновь встретившись, мы очень обрадовались друг другу. Он направил меня в Ковров, нарисовал план, как идти до деревни Погост, куда один за другим съезжаются наши геологи начинать изыскания...

Думал ли я в тот день, когда с тяжелым чемоданом спрыгнул из вагона рабочего поезда на станции Ковров, что с этим городом и с его окрестностями будет связана половина моей жизни? Я зашагал по длиннющей улице, носившей странное название - Большая Крупская. Песок под ногами был рассыпчатый, вроде зубного порошка, а идти предстояло четыре километра, чемодан был тяжелым.

В деревне Погост явился я к старому знакомцу по Гавриловой поляне буровому мастеру Монзину, жившему в одной с хозяевами просторной комнате. Он сам, его жена, две девочки-дочери спали на полу. Я разместился рядом с ними.

Нашли мне квартиру через несколько домов - в тесной комнатке за перегородкой. Хозяева - муж, жена, два маленьких сына. Спал я на полу. Все пространство у окна занимали кадки с высокими, под потолок, фикусами.

Я написал Клавдии - пусть сперва приедет одна, посмотрит, как я устроился. Она приехала, пришла в ужас от фикусов, загородивших третью часть комнатки, и уехала. Я обещал ей попытаться найти другую комнату. Повезла она с собой добрую часть моей первой на новом месте работ зарплаты; благодаря полевой нагрузке получилась, с нашей точки зрения, солидная сумма.

Нанял я троих погостовских мальчишек и начал вышагивать со своими геодезическими инструментами по окрестностям деревни Погост, расположенной в двух километрах от широкой Клязьмы. А обедать я ходил за три километра в городскую столовую, вечерами беседовал с хозяевами, заглядывал к тому, к другому из сослуживцев.

События в Европе тогда развивались совсем непонятные. То в газетах яростно крыли Гитлера, всюду демонстрировался фильм Эйзенштейна "Александр Невский", и мы восхищались подвигами наших предков, колошмативших по шлемам предков фашистов. Нежданно-негаданно международная политика нашей страны перевернулась на 180°. Гитлер превратился в друга Сталина, а фильм был запрещен.

Принес я домой номер "Правды" с фотографией: стоит явно смущенный Молотов, а его держит под локоток улыбающийся Гитлер; показал я хозяину, тот посмотрел, хмыкнул, ничего не сказал. А потом несколько вечеров подряд приходили мужички, просили показать газету и, тоже хмыкнув, молча уходили...

Старшим у нас был заместитель начальника геологической партии Николай Владимирович Альшанский, бывший царский офицер, бывший агроном, бывший зек. Я его знал по каналу Москва - Волга и по Куйбышеву. Пожилой, с бородкой в седине, с колючим взором из-под косматых бровей, он казался порядочным человеком, но одновременно был непререкаемым формалистом: для него дисциплина стояла на первом месте.

Теодолит оказался совершенно непригодным. А база находилась во Ржеве. Я очень обрадовался: поеду за другим инструментом через Москву, увижу своих. Так нет, зная расписание поездов от Коврова до Москвы и от Москвы до Ржева, Альшанский высчитал, что на Москву мне остается от поезда до поезда всего полтора часа. Я стал его умолять: как же я мимо своей семьи проеду? Он оставался непреклонен. Так я и поехал. На мое счастье, поезд из Коврова запоздал. Потом на Курском вокзале я долго стоял в очереди за справкой об опоздании. Так мне удалось в Москве переночевать одну ночь.

Наступила зима, выпал снег. Я продолжал работать в поле, мерз на морозе и ветру, мерзли мои трое мальчишек, мерзли буровики на скважинах. Но только при температуре минус 30° разрешалось составлять акт о невозможности работать в поле. Николай Владимирович каждое утро смотрел на градусник, повешенный на крыльце той избы, где находилась наша контора. Он был беспощаден, когда ему жаловались на холод и на метель.

3.

Однажды к нам в контору явился высокий и статный военный в сопровождении трех или четырех гражданских лиц. Он отрекомендовался:

- Жуленев Иван Владимирович, начальник строительства Ковровской ГЭС**.

______________ ** На канале Москва - Волга он, молодой инженер, был начальником строительства насосной станции при шлюзе № 4 и получил орден Ленина. О его дальнейшей, после Коврова, судьбе я рассказываю в своих военных воспоминаниях.

Сразу с места в карьер он потребовал указать, как пройдет створ плотины, бетонной и земляной, где намечено здание гидростанции.

Оторопевший Альшанский сказал, что партия только начала изыскания, и где строить, пока неизвестно.

Жуленев загремел грозным голосом. Он помянул имя товарища Берии, которому должен доложить о начале строительства, и объявил новость, приведшую нас всех в ужас: идут эшелоны с заключенными, а фронта работ нет.

Альшанский на свой страх и риск сказал, что через три дня створ плотины будет указан.

Жуленев сразу успокоился, оглянул нас и совсем другим голосом спросил, как мы устроились. Посыпались жалобы: теснимся на полу по избушкам, обедать ходим усталые в город, и прочее и прочее. Он обещал настоять в райисполкоме, чтобы заставили домовладельцев отдавать нам лучшие комнаты в своих избах. С того дня наш снабженец привозил разные продукты, однажды прикатил целый грузовик замороженных зеркальных карпов. И мы поселились в так называемых "залах", где погостовские избовладельцы раньше устраивали пиршества лишь на престольные праздники, на свадьбы и на похороны.

Сразу после ухода Жуленева Альшанский выехал в Улыбышево, там забил тревогу. К нам прибыл сам Семенцов со специалистами из Гидропроекта.

Известное правило портных - семь раз примерь, один отрежь - было забыто. Члены комиссии с картой местности в руках переправились через Клязьму, с ними увивался и я. Мы подошли к старице, называемой озеро Пакино, постояли в раздумье, председатель комиссии указал:

- Вот тут!

Один из моих мальчишек забил первый колышек.

Так без какой бы то ни было геологической разведки был выбран створ плотины! Не смогли раздобыть лодку и даже не измерили глубину озера. Озеро длинное, по словам погостовских жителей, глубокое, перегородят его двумя земляными перемычками, из середки между ними выкачат воду, и получится готовый котлован под бетонное здание самой ГЭС. Казалось бы, как мудро выходило!

Проектировщики заверили Жуленева, что в самом скором времени выдадут чертежи. Когда выдадут? Как только геологи проведут разведку грунтов по всей полосе вдоль створа будущей плотины.

И началась у нас горячка. Наше счастье, что и озеро и Клязьма замерзли. Сперва бурили скважины ручным способом на небольшую глубину. Когда прибыли механические станки, начали бурить глубже, до ста метров. Под дном озера известняк оказался рыхлый, да еще с пустотами. Позднее разведка под земляную плотину на правом берегу Клязьмы давала колбасы-керны, твердые, как скала. Тут бы и ставить гидростанцию и бетонную плотину. Да было уже поздно: в Москве проектировщики до поздних вечеров сидели, не поднимая голов, переносить будущие сооружения - означало признать свои ошибки. А такое признание тогда назвали бы вредительством. И не решились. Чтобы закрепить грунты под дном озера Пакино, и днем и ночью загоняли через скважины в пустоты земных недр цементной раствор. Под землей раствор растекался в стороны. Цементу ухнуло уйма.

Очень скоро геологи поняли, что строить на дне озера нельзя, но им пригрозили: будете болтать, и нас и вас - знаете что?.. И прикусили языки. И появился приказ Жуленева: насыпать поперек озера две перемычки.