Михаил Коршунов - Подростки

• Название: Подростки
• Автор: Михаил Коршунов
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Детская проза
• Год: 1975

Роман о молодежи: о школьниках и учащихся железнодорожного ПТУ. Это книга о честности, о дружбе, об ответственности за свои поступки, о любви. В центре романа судьба двух братьев.

---

Когда у меня свободное время, жду чего-то или кого-то, меня это совсем не тяготит, мне даже приятно. Игорь стремительный, я тихая. Игорь наскакивает на жизнь, я к ней присматриваюсь, люблю идти медленным шагом. Я хочу видеть, что у меня под ногами. Опять все-таки обо мне и об Игоре. А как же еще может быть в письме к тебе, Аля! Я хочу рассказать о моей личной жизни. Это ведь и твоя личная жизнь. А какая она у меня? Ты мне можешь сказать? А помочь? Аля, помоги!

У нас с Игорем разное отношение к жизни. Каждого теперь ожидает свое. Мы противоположны друг другу, характеры у нас противоположные, вот что. И раньше, конечно, это было, но не так. Мы, оказывается, даже исключаем друг друга. Аля, какие слова, да? Мама и отец тоже противоположно начали воспринимать жизнь, значит, это бывает и когда ты молодая, Игорь, и когда ты уже совсем немолодая, а такая, как мама. Моя мама немолодая, а это странно быть немолодой? Аля, когда ты будешь читать мой дневник, ты будешь это уже знать.

Я люблю осень! И весну люблю. Весной у деревьев зеленые глаза. А когда я буду немолодой, я смогу увидеть, что у деревьев зеленые глаза?

Кто из нас кого предал — я Игоря или он меня? Я не предавала. Когда мы целовались — все было правдой, настоящим. Или это только для меня? А для Игоря это было настоящим? Хочу понять Игоря и не понимаю. Где он настоящий, а где нет. Нельзя быть Молекулярным Беспорядком всю жизнь. И нельзя баловать себя за счет других людей. Я не о себе, Игорь, я твой друг. Кажется, я пишу уже письмо тебе, а не себе. Хорошо, если бы ты стоял сейчас за моим плечом и читал, что я тебе пишу в твое будущее. Я не говорю, что ты меня обманывал. Ты никого не обманываешь, ты такой. Ты хочешь многого от всех, но все как-то для себя одного. Знаешь, о чем я недавно подумала? Не удивляйся, не кричи на меня. Я сама удивлена, но я подумала и должна написать: ты в чем-то похож на моего отца. Тоже не любишь черной работы, считаешь, что она унизит тебя. Это не обвинение, это я… мне самой больно, что я так подумала. Ты же ничего не знаешь и не можешь мне возразить. Нечестно как.

Я теряюсь в происходящем, не могу найти себя. Издаю комариный писк, жалкое создание. Добиваюсь чего-то, обвиняю, а кто меня слышит в моем дневнике, мои охи-вздохи постыдные? Дневник сшит нитками из тоненьких школьных тетрадей и в клеточку, и в линейку. Когда заканчиваю очередную тетрадь, пришиваю следующую. Прячу дневник за книгами у себя на полке. Недавно обрезала его ножницами, чтобы он сделался поменьше и не торчал из-за книг. Края тетрадей получились неровными, ну ничего. Кое-где отрезались буквы, или отрезалось по полслова, а то и слова целиком. Читать мне его не теперь, а когда-нибудь потом — я ведь, кажется, назначила лет через десять, — вот и разберусь. А может, и читать не буду, не захочу.

Мне бы серьезно подумать, чем заняться в жизни, куда буду поступать учиться или на какую пойду работу. Аля, ты знаешь, я уже спрашивали у себя об этом, сейчас полистаю дневник, найду страницы… Сразу не нахожу, но точно спрашивала, совсем на днях, в этой же самой тетради в клеточку. Не могу найти. Ладно, потом. Знаю ведь, что ничего по-настоящему не ответила. Вот что унизительно на самом деле, ничего о себе не знать. Наши девочки все чего-то хотят определенного, знают, куда поступать. Надо думать в жизни о чем-то авангардном. Ну, а кто не может, не умеет сразу об авангардном? Может, это ничего? Не стыдно? Сегодня не умею, завтра — научусь. Все безвольные люди так себя утешали во все века. У меня и мысли-то какие-то суетливые, скачут. Хочешь, дом тебе построю, хочешь… Забыла, как дальше в песне поется, кажется, что-то о звездах… Хочешь, я звезду открою. Пожалуйста, цепляй свою телегу к звезде!

Что же ты, Аля, призадумалась, замолкла опять?

Я в детстве любила играть в дочки-матери. До сих пор люблю игрушечные магазины. Аля, это, конечно, катастрофа: игрушечные платья мне интереснее настоящих. Стесняюсь перед мамой покупать лак для ногтей, пудру. А самой хочется. Может, и платья хочется настоящие?

Что такое женственность? Она от природы или от лака с пудрой тоже может появиться?

Кому я нужна? Силуэт у меня немодный, пассивный. Хотя во мне есть трогательность. Панцирева сказала. Я с ней сижу за одной партой. Трогательность имеет успех, но не у ребят-одногодков. Намекала на Игоря. Недавно я узнала, что девочки называют меня Репкой.

Буду легкомысленной, вот что. Легкомысленным все просто. «Ты трусиха?» — спросила меня Панцирева вчера на экономической географии. Сами вы все трусихи! Видит, что мне от ее вопроса неприятно, что я молчу, так она говорит: «Ты замороженная эскимоска». Откуда вы знаете? Что вы знаете? Сами вы все репы замороженные! Я еще кому-нибудь так понравлюсъ, что вы все от зависти, очумеете! «Очумеете» — это ведь опять Игорь.

Буду я знаменитой актрисой. Трагической. Вот кем. На улице шеи все себе повыворачивают, чтобы только меня разглядеть, как я иду, и силуэт у меня — писк моды. Да что это я все пишу! Надо научиться модно ходить, небрежно так. Плохо, что ноги у меня недостаточной длины. Все равно научусь. Искусственные ресницы себе куплю, огромные, мохнатые, как гусеницы. Взглядом, кого захочу — испепелю.

Моей маме нельзя быть без папы. Она не может без него, и я это вижу. Она себя не находит. Я тоже себя не нахожу. Мама не умеет быть одна. Я тоже не умею долго. Могу только совсем недолго. Поссориться могу. Мамочка, ну что же мы с тобой такие?! Я, значит, в тебя, не в папу. Почему ты у меня не знаменитый физик, не авангардная? Наш папа, как на ракете, к тебе бы примчался. Ты говоришь, что я несправедлива к отцу, что я его не знаю. С каждым днем говоришь об этом чаще. Все ясно, мамочка. Все, все ясно. Я хочу, мамочка, чтобы ты была сногсшибательной, потрясающей, изумительной! Пойду и куплю тебе ресницы. Пять рублей коробочка. У меня есть пять рублей. Я видела, как одна девочка купила их и прямо в магазине приклеила. Она преобразилась тут же, не сходя с места. Прическу мы тебе, мамочка, сделаем, первый класс. Лучше парик? Или парики уже вышли из моды? «Локон от парика любимой девушки!»

Аля, кем же ты будешь? Может быть, ты станешь авангардным физиком — вместо мамы? А почему мама стала учительницей физики? То, что учительницей — это понятно, ей это идет, а вот — физики? Не биологии, не литературы. Очень странно. Наверное, под влиянием папы. Я поняла — мама тянулась за ним! Поэтому и теперь не может быть без него! Тогда почему же она перешла в училище? Это что? Авангардная у меня мама. Захотела и смогла. А с папой поссорилась насовсем?

А может, не надо писать подробные письма, дневники? Устала я от них. И глупостей меньше будет. Схожу на почту, возьму бланки для телеграмм и буду их заполнять: «Алле Турчиновой. Молния. ИГОРЬ ЛЮБИТ ДРУГУЮ ДЕВУШКУ ТОЧКА».

Алевтина Семеновна! Вам нравится Аля, ее поведение, рассуждения? Потом скажете честно, когда встретимся. Неужели Алевтиной Семеновной буду я!

Не понимаю, что мне делать дальше, как жить. Не хочу меняться, стареть!

Глава XV Жаворонки

На Белорусском вокзале Аля купила билет. Посмотрела расписание на Жаворонки — электричка через восемь минут. Аля вышла на платформу. На платформе запах города сразу сменился запахом пригорода, или это ей показалось. Наверное, показалось. Аля хотела уехать из города хотя бы за двадцать — тридцать километров. И тут подвернулась такая интересная афиша и был указан маршрут — Жаворонки, а дальше автобусом.

В электричке было нежарко, вагон приятно обдувало сквозь открытые окна. Аля отдыхала.

В Жаворонках автобуса пришлось ждать дольше, чем электричку. Дорога уходила от станции в лес. Аля подумала, куда потом в лесу свернет дорога — налево или направо? К чему вспоминать, что было. Как они стоят, плотно прижавшись друг к другу. У самых их ног колышется трава, дрожит каждым своим колоском…

Было и прошло. У Игоря прошло. Иначе зачем появилась другая девушка? Зачем он разрешает ей быть около себя? Она пришла за ним даже в училище. Добивается его дружбы. А может, уже и не добивается, а добилась? Что ж, когда-нибудь Игорю придется добиваться Али заново, если он о ней вспомнит. Мир твой и из твоих рук — это и есть твоя судьба. Але теперь самой надо решать свою дальнейшую судьбу. Что скажешь, милый Пифагор?

Автобус был старым, пыльным. Двери его со скрипом раскрылись, впуская пассажиров. Все как-то быстро разместились. Наверное, благодаря кондукторше. Многих она знала в лицо, с нею здоровались. Она сказала, что возит сегодня гостей на конный завод. Аля поняла — узнавать, где сходить, не понадобится. Почти все выйдут на заводе.