Газета Завтра Газета - Газета Завтра 279 (14 1999)

• Название: Газета Завтра 279 (14 1999)
• Автор: Газета Завтра Газета
• Жанр: Публицистика

---

При раскрытии России глобальному рынку производство в ней невыгодно. Это вывод объективный, а не идеологический. В ответ слышим, что выход — в "соглашении с национальной буржуазией". Это странно. Почему "буржуазия". Которая вывозит капиталы за рубеж, вдруг раздобрится и отдаст их на восстановление Родины? Если всерьез признаем рыночную экономику, надо считать законным и разумным, что капиталы уплывают туда, где с них можно получить более высокую и надежную прибыль.

Возьмем ту же проблему "уравниловки" (то есть получения благ не через продажу рабочей силы, а на уравнительной основе — "по едокам"). Оппозиция обещает в будущем ее искоренить. Да, уравниловка создавала неудобства. Хорошему работнику иной раз могли заплатить столько же, сколько лодырю (хотя это, в общем, миф — просто человеку свойственно считать, что он заслуживает большего). Эта проблема, проблема управления, а не бытия, кстати, вовсе не порождена советским строем — она в той же степени не решена и в корпорациях США. Но примем, что такие неудобства были. Однако они по своему весу не идут ни в какое сравнение с главными, массивными частями уравниловки. Это — бесплатное образование и медицина, дешевое жилье и низкие цены на продукты питания. Все остальное — мелкие добавки.

Если НПСР обещает отказ от уравниловки, то в таком варианте рыночная экономика теряет даже черты западной социал-демократии — социал-демократия как раз соединяет капитализм с уравниловкой. Утверждение рынка и отрицание уравниловки коммунистами — вещь трудно объяснимая. Если ее не объяснить, большого успеха на выборах ждать невозможно. При этом потеря общего чувства и общего языка между организованной оппозицией и массой народа сыграет зловещую роль. Массам, "лишенным языка", ничего не останетс, я как сдвигаться к простым и разрушительным идеям и делам. "Какую кровавую угрозу таят в себе люди, коим пока зажали рот, но которые скоро освободят себе руки. Что сделают руки этого тела, которое неспособно говорить?" — писал В.В.Шульгин в начале века по поводу отсутствия русской печати. Но сейчас-то дело хуже.

Оппозиция имеет пока что огромный потенциал — 65% населения, которые не ходят на выборы. Эти люди в массе своей — противники рыночной реформы, хотя установки их противоречивы. Если бы оппозиция обратилась к ним с ясным и последовательным проектом, эти люди были бы активизированы как политическая сила. Но для этого надо, чтобы простые верные слова и надежная мера были найдены в ядре самой оппозиции.

И все более опасным становится незнание — как нашего общества, так и того, что происходит в мире. На Западе вырастают новые соблазны для наших подрастающих молодых радикалов, которых отталкивает от себя "цивилизованная оппозиция". Отверженные утрачивают иллюзии и культуру борьбы "по правилам" и переходят к тому, что уже получило в социальной философии название — молекулярная гражданская война. Если мы впустим ее в Россию, как уже впустили сексуальную революцию и наркоманию, чаша страданий будет переполнена. Это толкнет к русскому фундаментализму, по сравнению с которым большевизм начала века покажется добродушным либеральным течением.

Владислав ШУРЫГИН ПОСЛЕ ВЗРЫВА

Разговаривая в больнице с раненными в тот страшный день людьми, мы совершенно случайно узнали, что жителями села Хазнидон и коммунистами Ирафского района кандидатом в депутаты выдвинут известный хирург, профессор Кульчиев. О нем наш следующий материал.

ОТ РАНЕННОГО едко пахнуло кисло-горькой толовой вонью. Запах этот на мгновение забил ноздри и неожиданно выдернул откуда-то из самой глубины памяти картину.

…Неистовое аравийское солнце, жара и черное тело на столе перед ним, замотанное в грязное сочащееся кровью тряпье. Тогда он впервые узнал этот запах — кисло-горький запах сгоревшего тола…

Но на воспоминания времени не было. И он отбросил их, сосредоточившись на осмотре раненого. Из-под спины по матерчатой клеенке расползалась темная кровавая лужа. Лицо раненого, серо-землистое, безжизненное, синюшные губы, закатанные зрачки. Дыхание частое, прерывистое. Он медленно опрокидывался в шок.

— Два кубика промедола и... — почти автоматически скомандовал он медсестре.

Где-то за спиной хрустнула срезаемая верхушка ампулы, и через мгновение ловкие пальцы медсестры уже растирали спиртом сгиб локтя, лежащего на каталке человека. В ладонь сестры лег шприц. Тонкая игла впилась в кожу и, погрузившись в нее до половины, начала под ней выискивать своим отточенным жалом тонкую нить опавшей вены.

Наконец, почувствовав упругий, пульсирующий канатик, игла вонзилась в него, и тугой поршень влил в кровяной поток спасительный раствор. Растворившись в нем, он растекся по капиллярам и сосудам, обволакивая, глуша, успокаивая нервные окончания, отбирая у мозга невыносимую боль, туманя его, уводя прочь от черной пропасти шока…

И хирург вдруг поймал себя на странном ощущении того, что лежащий перед ним сейчас человек напоминает ему весь Кавказ. Сведенный болью, израненный, кровоточащий, страдающий…

* * *

Профессора Ахсарбека Кульчиева в Осетии называют "доктором бедных". И в местной табели о рангах прозвище это едва ли не самое уважаемое. "Победившая демократия" почти полностью уничтожила понятие бесплатной медицины. Теперь болеть — очень дорогое удовольствие. И даже если не учитывать "личные интересы" некоторых врачей (а очень часто они измеряются конкретными суммами с тремя нулями), то одни лекарства способны разорить и пустить по миру простого человека. Поэтому доктор Кульчиев — один из самых уважаемых медиков Осетии. Из самых далеких сел едут к нему люди. Несут свои боли и хвори. И всем, кому может, профессор помогает.

— Скажите, сколько принести доктору? — хватает в коридоре за рукав медсестру пожилая крестьянка. — Мы корову продадим — расплатимся. Почему он нам не сказал?

— Что вы, женщина, — отстраняется медсестра, — профессор денег не берет. Не оскорбляйте его такими вопросами.

В далеком семьдесят первом окончил Ахсарбек медицинский институт. Хирургом он решил стать еще в школе. Однажды при колке дров сорвавшийся топор разрубил ногу, и начавшееся воспаление привело к тому, что вопрос стал об ампутации. Тогда ногу парнишке спас известный в республике хирург Хасан Авсанов.

С ним почти через пятнадцать лет Ахсарбек вновь встретится, когда вернется в родной Владикавказ. Именно он зародил в пареньке из далекого горного села Хазнидонтягу к медицине.

По выпуску Кульчиев сам попросился в самую дальнюю точку. А через несколько дней самолет уже уносил его в Тюменскую область. Там, под Тобольском в поселке Сумкино на берегу Иртыша, начиналась трудовая биография хирурга Кульчиева.

Двенадцать лет отдал северу Сибири хирург Кульчиев. Там же защитил кандидатскую диссертацию.

* * *

…Прямо на глазах лицо раненого порозовело, дыхание стало более глубоким.

Его осторожно перевернули на бок. Медсестра аккуратно и ловко разрезала ножницами набухшую кровью одежду вокруг раны, открывая ее для осмотра. В левой нижней части подреберья зияла сочащаяся кровью, черная, глубокая, рваная рана. С первого взгляда стало ясно — ранение полостное и очень тяжелое…

— Готовьте к операции, — коротко сказал он и торопливо зашагал в сторону лестницы, ведущей в операционный блок.

…Жесткая щетка впивалась под ногти, вычищая, вымывая из-под них следы обычной повседневной жизни. Ладони привычно и быстро обвивались, сплетались, втирая друг в друга мыльную пену, насыщаясь и очищаясь ею. За много лет эта процедура стала для него столь привычной и обыденной, что он уже почти механически выполнял ее, размышляя и прикидывая, как лучше войти в поврежденный отдел, с чем, возможно, придется столкнуться там, в теле раненного взрывом человека.

Он шагнул в операционную, держа перед собой руки на весу, как жрец перед ритуалом. Впрочем, почему как? Это и был обязательный ритуал спасения человеческой жизни.

Ладони погрузились в тонкую резину стерильных перчаток, на лицо, ниже глаз, легла марлевая повязка. Он шагнул к столу. Там в ярком свете операционного рефлектора в белой пелене стерильных операционных простыней лежал человек.

— Начинаем.

Над раненым тотчас склонился врач-анестезиолог. На лицо лежащего мужчины опустилась маска, и в его легкие вошел освобождающий от мук эфир. Убедившись в том, что наркоз подействовал, врач легко и привычно разжал зубы хромированной "рогаткой", ввел ее основание в горло и через пустоту внутри "рогатки" опустил в глотку пластиковую трубку. Тотчас в аппарате рядом с операционным столом заходили, задвигались большие мехи. Они подхватили дыхание раненого и приняли в себя. Начали с часовой точностью закачивать в легкие живительный воздух, забирая выдохи, отмеряя ритм, необходимый врачам.