Людмила Петрушевская - Богиня парка (сборник)

• Название: Богиня парка (сборник)
• Автор: Людмила Петрушевская
• Жанр: Современная проза

Перед вами сборник новых рассказов и повестей Л. Петрушевской "Богиня Парка". И, как обычно у этого автора, книга состоит в основном из историй о пропавшей, неосуществленной любви — по сути, это новеллы. Л. Петрушевская неоднократно говорила, кстати, что шок есть свойство новеллы как жанра. Однако в книге имеются и смешные, трогательные (в духе О. Генри) и даже мистические рассказы. Сборник завершается повестью-триллером об отравителях, "Конфеты с ликером": совершенно новый жанр для Л. Петрушевской.

---

Девочка зашла в комнату. Там на столе лежала голая Галька, сучила ножками, пол был мокрый, никого. Что-то особенное чувствовалось в этой комнате. Девочка ушла. Потом (во дворе ничто не остается тайной) девочка узнала, что пьяный Иванов изнасиловал Ниночку. Нине на тот момент было четырнадцать лет. Что же, в милицию Граня не пошла, но пошла попозже и заявила, что Иванов держит под подушкой железный прут и грозится убить. Так оно, видимо, и было, Иванову тесно стало в одной комнате с Ниночкой, а деваться ему было некуда. Все дворники друзья милиционеров, как уже говорилось, и Иванова забрали и посадили пока на год, но что с ним было делать, не выпускать же, всем было известно, за что на самом деле посадили этого зверя Иванова. Вскоре там же его и убили, все. Такова была плата за Ниночку. Сажают якобы за одно, а казнят за главное, о чем нельзя говорить на суде, чтобы не обидеть невинную жертву.

А весной повеяло запахом весны, засохли лужи, девчонки стали ходить в носочках, опушилась старая липа, зазеленело, зазвенело, и вечерами за флигелем заиграл аккордеон Щеника.

Там, под деревьями, смеялись девочки — Альбина, Ольга, Ирина, недоступные красавицы из хороших семей из флигеля, там вспыхивали огоньки папирос (чьих?), и медом разливался аккордеон.

И однажды, надев все самое лучшее и набросив белый мамин шарфик на плечи, девочка с замирающим сердцем спустилась со своего четвертого этажа и легко, как кошка ночью, как рыбка по воде, заскользила к флигелю, свернула за флигель, туда, где клубилась тьма под деревьями, вспыхивали огоньки и раздавался легкий смех. Труден был ее путь, но там ожидало счастье.

Они обернулись и посмотрели.

Новой походкой, легко и как будто в обычной своей манере, она подошла и встала, влилась в их кружок.

Они посматривали на нее почему-то с уважением, как на новую девушку, и не погнали, не засмеялись, расступились.

Щеник заиграл, и тут из тьмы, где сверкнул огонек папиросы, брошенный на землю щелчком, выступил молодой человек в сером костюме. И протянул руку. Сердце упало. Принц из волшебной тьмы.

Здравствуйте! Это был Горилла.

Он встал рядом с девочкой по какому-то праву, он уже давно тут был и рассказывал анекдотики, и смешил Альбину, Ольгу и Ирину.

Ага. Под сенью ветвей, под журчание аккордеона, в сладком запахе молодой листвы, в прозрачной темноте наблюдать этого Гориллу! Еще чего!

Он протянул к ней руку, глупо улыбаясь, видно собираясь с ней танцевать.

— Отстань, идиот, — сказала по привычке девочка, — дурак.

Горилла настырно продолжал улыбаться, стоя с протянутой рукой.

Пришлось убежать и никогда больше не возвращаться в тот уголок земли, где в палисаднике, у флигеля, под звон трамвая и журчание аккордеона каждый субботний вечер происходило таинство перехода мальков из одного слоя в другой, из детства в юность. Сладко замирало сердце от вечерних звуков аккордеона, там, внизу, до поздней ночи по субботам, всю весну. Но девочка сердилась и не спускалась туда.

А осенью Горилла исчез. И надпись у его подъезда «Горилла больной», вырезанная гвоздем по штукатурке, пережила его и еще долго виднелась, постепенно съедаемая городскими дождями, ветрами и снегами. Горилла где-то нашел какой-то агрегат, носился с ним, приволок его домой, испытывал, затем заболел, пошел по больницам.

Как многие предприимчивые, резвые мальчишки, которым судьба все пробовать, взрывать, находить, бросать в костер и преследовать, догонять и отбирать, разнимать на части, уничтожать, вечный Горилла, — он так и остался там, в своем детстве. Девочка горько плакала, глядя из окна вниз, где стоял маленький автобус, а Горилла, окруженный людьми, лежал под снегом, смуглый, худой, в своем сером костюмчике, в белых простынях, в гробу на табуретках, руки сложены как у взрослого, Горилла, Горилла.

История страха

История страха, взаимного страха матери и сына возникла не на пустом месте. Для этого понадобился тот пустой первый брак, от которого и родился данный ребенок, и понадобился и второй брак, муж в котором представлял собой дипломата в будущем, а пока что только переводчика с двух языков, парнишка был осторожный и талантливый, что пока не проявлялось, но проявилось: был взят за границу представителем крупного чего-то (сталь и чугун, к примеру) и с осторожностью поехал, а сына от чужого брака рекомендовал оставить (решительно), так как много воды утекло с момента женитьбы и чужому сыну было уже сколько-то лет, серьезная учеба в супершколе (опять-таки языки и математика), при этом не сирота, имеется бабушка и большая квартира, все как положено.

Мальчик впервые стал жить без матери, и, забегая вперед, скажем, что навсегда. Мальчик был как мальчик, любящий сын и внук, способный, ленивый и с хитрецой, кудрявый, красивый, в общем все как положено, чтобы сердце матери щемило от тоски — но другие горизонты открывались перед нею, она спешила к новой жизни за границей.

Теперь возьмем эту мать ребенка и тут же оставим в покое, не будем осуждать, так как многие жены дипломатов и таких вот торговых представителей покидали своих подросших детей, брать их можно было только (допустим) до шестого класса. Причем каждый раз такие матери хорошо думали и о будущем, что это полезно также для ребенка, когда семья будет иметь положение за границей, это сулит большие деньги тем же детям. Что говорить!

Тем не менее, осторожный и талантливый супруг, путем экономии и, быть может, хорошо скрытых от родины подарков при сделках, скопил денег и купил дом, немаленький по нашим меркам, но дешевый домишко в пригороде большого европейского города, где и столица рядом, и в то же время чистый воздух и тишина, вдали виллы, луга, быстротекущие реки и замкнутые аборигены, а в данном месте неподалеку еще и арабские кварталы, что существенно, опять таки, снизило цену дома.

Однако перед этим муж, осторожный и талантливый, распрощался со своим чугунным хозяином и со страной Россией и перешел в другую, теперь уже местную, фирму, таким же организатором и переводчиком, каким был перед тем в русском представительстве, но причем теперь он представлял уже интересы резко другой стороны, то есть иностранной державы, являя собой блестящий пример местного покупателя чугуна, прекрасно знающего, где что плохо лежит на родной сторонке и кого надо и можно денежно подбадривать, как в свое время подбадривал его тот иностранец, чье место он затем занял, поначалу с меньшей зарплатой, чем у старого барана, но потом с гораздо большей — за хорошие результаты и за то, что имел домашние заготовки, то есть не все связи продавал барану, не во всем предал родину. Их теперь, эти связи, он и раскрутил. Его быстро повысили.

Он был ценный кадр — шпион-перебежчик, что-то в этом роде, двойной агент, принесший с собой все адреса явок, все имена! Блестящее знание языков, говорил без акцента, блестящее знание слабостей и щелей своей бедной вороватой родины, через которые щели можно воздействовать и загребать, загребать, загребать чугун и сталь, пока там, на глупой родине, директора не платят рабочим, а те питаются картошкой с участков и растят детей на маргарине и кислой капусте.

Однако вернемся к главному и невидимому персонажу, к тому самому, оставленному в свое время на глупой родине ребенку мальчику, которого его неродной теперь уже зарубежный отец не желал принимать категорически и ни в каком виде, и даже на каникулы, такое было жесткое требование: нет!

Достаточно, что им с бабушкой было посылаемо.

Настал момент, когда вдруг на этого мальчика (кто он был в тот период, студент или уже аспирант, неизвестно, время летит), на этого Леньку пошла тяжелая артиллерия в виде приехавшей мамы.

Она появилась с подарочками, проночевала, утром прошлась по родительской квартире (протечки, щели, стены, а пол!) и забастовала на этом. Как вы живете! Немедленно ремонт! Евроремонт квартиры! Так! Бабушку мы берем к себе. Ленька, пока что снимешь квартиру, деньги будем присылать. Да я сама тебе сниму. Ремонт с перепланировкой это год минимум, и все должны уехать из квартиры, так сказал прораб.

Никакие попытки уцепиться, укрыться, уйти от разговора, от разрушаемых стен не были приняты во внимание.

Что тебе надо, не хочешь чтобы я сняла тебе, снимай сам. Вот деньги!

В довольно резкой форме произошел этот разговор, даже монолог. Ленька молчал, по-дурацки улыбался и пялился в компьютер.

Денег он не взял и исчез еще до того, как мама, зажав старенькой бабе с ее робкими возражениями пасть, начала срочно продавать антиквариат.

Все щелястое, хромое, разваленное отвезла на Девичье поле, в одну лавочку, в подвал, все эти шкафы и комоды красного дерева, кресла и этажерочки, все что мамаша прикопила за годы своего небедного житья (муж бас, сама балетная) — все было спущено с лестницы под предлогом реставрации (мебель, действительно, скрипела и покачивалась при использовании).