Савелий Дудаков - Парадоксы и причуды филосемитизма и антисемитизма в России

• Название: Парадоксы и причуды филосемитизма и антисемитизма в России
• Автор: Савелий Дудаков
• Жанр: Публицистика
• Год: 2000

---

Вышеупомянутый Д.Л. Мордовцев, автор исторических романов и статей в защиту еврейства, на вопрос о перспективах сионизма на заре этого движения ответил весьма пророческими словами. Ставя еврейскую интеллектуальность несравнимо выше античных эллинских образцов, он писал: «…евреи дали нам нечто большее, именно: величайшую из книг – Божественную книгу. Евреи…выделили из своего богатого запаса духовной мощи две религии: мусульманскую и христианскую. За эти великие духовные дары, которыми еврейский народ обогатил весь цивилизованный мир, – этот мир обязан, рано или поздно, заплатить свой неоплатный долг народу, духовная мощь которого не иссякла в течение тысячелетий – возвратить ему утраченную им родину, безбожно ограбленную насилием. И я глубоко убежден, что, получив обратно в свое владение всю (курсив мой. -С. Д.) Палестину, еврейский народ, при его необычайной даровитости и поразительной энергии духа, создаст могущественное и богатое государство там… И это сбудется, я этому глубоко верю, не погибнет тот народ "в духоте", который под страшным гнетом пронес свои идеалы через тысячелетия и через реки крови»84.

XIX век – время обостренного восприятия передовыми русскими людьми национального вопроса, "еврейского вопроса" в частности. Это же и время многочисленных уголовных дел о ритуальных убийствах, особенно в Западном крае. В следующем очерке мы остановимся на "творчестве" одного из адептов теории всесилия мирового кагала, фигуре противоречивой, бездарной, на чьей совести (и литературной, и человеческой) лежит вина за серию "кровавых наветов" – И.И. Ясинского. Однако, как мы увидим, передовая русская литература была по-настоящему неподкупна.

Свидетельство тому – творчество одного из старших современников Ясинского.

Петр Дмитриевич Боборыкин (1836-1921), один из самых образованнейших людей своего времени и весьма плодовитый писатель, оказавший влияние на И. Ясинского, что и отмечалось критиками. Как раз между двумя антисемитскими романами ученика, о которых речь выше, в 1894 г., Боборыкин написал роман "Перевал". Напомню, что герой, семидесятник, возвратившись после долгого отсутствия в Москву, попадает в общество так называемых интеллигентных людей, которые открыто занимаются "жидоедством":

«Разве в первый раз слышит он те же выходки. Прежде этим пробавлялись одни "гасильники", теперь все: чиновники и профессора, офицеры и студенты, художники и светские шалопаи, старики и дети»85. Оскар Грузенберг об этом времени сказал замечательную фразу: "Толпа ренегатиков и восставших из гробов смердящих Лазарей, в предвиденье успеха, откликаются им сочувственным воем и требуют немедленного, притом беспощадного, осуждения всего того, что еще недавно озаряло и красило невеселую нашу действительность"86.

Один из "антигероев" – профессор Шахматов (его прототипом, вероятно, был С.Ф.

Шарапов, издатель, публицист, изобретатель). Боборыкин был вхож в московскую профессорскую и купеческую среду, отсюда он заимствовал персонажи и положения своих романов. Не исключено, что часть "разговоров" его романов были подслушаны писателем в доме профессора Бугаева, отца Андрея Белого87. Кроме того, Шахматов – фамилия выдающегося лингвиста, но на такое открытое указание прототипа Боборыкин вряд ли мог пойти. А вернее всего, "Шахматов" заимствовано из названия подмосковного имения Шахматове, принадлежавшего профессору А.Н. Бекетову, деду А.

Блока. Напомним, что Бекетов был в большой дружбе с Д.И. Менделеевым, о котором разговор будет ниже. Шахматов проповедует расовую нетерпимость к евреям и задолго до работ Альфреда Розенберга и нюрнбергских законов выносит вердикт: "Маски надо сдирать… Он штатский генерал, с лентой через плечо! А для меня он – форменный жид! Я кровь эту узнаю в каком угодно колене… Федор Германович, кажется, немчура по отцу… а по матери настоящий русак… Но дед их был из выкрестов. Кровь-то, кровь – острая. Она себя сейчас выдаст… В сотом колене себя выдаст"88.

Роман П.Д. Боборыкина появился как раз после приказа великого князя Сергея Александровича о высылке из Москвы евреев89. За два года из Москвы было выслано, по-видимому, свыше 38 тыс. человек.

Факт высылки и ужесточение в вопросах "черты оседлости" в профессорской среде вызывают удовлетворение: "Стало быть… вокруг них будут теперь обводить такие круги… суживать их и суживать?

Как в некоторого рода чистилище? Ха-ха!" Общество отнеслось к "этой суровой расовой травле" вполне одобрительно: "Стало, их запрут на пространстве шести или семи губерний, и никакого хода из этого железного кордона не будет?" "Запрут, запрут! – разразился Сидоренко, и от смеха его широкая грудь пошла ходуном… – Знаете… в одном огромном ушате. И пусть варятся в собственном соку"90.

Разговор ведется то по-русски, то по-французски – все же интеллигенция.

Возмущенный герой – Лыжин – доводит до абсурда высказывания мракобесов: они, вероятно, имеют в виду поселить евреев на необитаемом острове или выбросить их в море (последний пример воспроизводит разговор С.Ю. Витте с царем Александром III).

Однако общество не склонно воспринимать юмор и ответствует устами юдофоба: "Вот была бы благодать!" – вкусно и отчетливо выговорил Шахматов91. И так же "вкусно" склоняются и склоняются слова "жид", "немец" или "поляк" в зависимости от состава общества. Достается и евреям-колонистам и вновь говорится о проблеме скрытого "еврейства", начало которой ведется от французских антисемитов, заподозривших самого папу Льва XIII в тайном еврействе. Как известно, политика обрусения Москвы, проводимая великим князем Сергеем Александровичем, коснулась и вывесок. Городские власти потребовали писать настоящие имена и фамилии владельцев. Русифицированные еврейские имена и фамилии подверглись преследованию.

Задолго до бойкота еврейских магазинов в Германии этот опыт был произведен в первопрестольной. Апологет антисемитизма профессор Шахматов утверждает, что в семихолмной Москве водворились два царства: иудейское и израильское, а после изгнания евреев наступит отдых. Петербургский гость "с игриво-пьянящими глазами" подхватывает: "…вижу, что и у вас всех этих лже-русских и лже-германцев вывели на свежую воду… Зильберглянц – портной… Но мне этого мало… Ты – Мовша Исаев. Так ты и должен значиться… Или какая-нибудь Парфенова – содержательница кассы ссуд… Как бы не так! Ты – Ривка Мордохеева! Ха-Ха! – Оба громко засмеялись"92. Боборыкин хорошо знает московскую жизнь и знает, что купечество, хотя и страшилось еврейской конкуренции, не желало изгнания евреев. И один из гостей указывает, что под Москвой, на Оке, есть село с 3 тыс. душ, и все они получают работу от магазина готового платья, принадлежащего еврею. Бесхитростный купчик заключает: безразлично, кто владелец этого магазина, ибо без него все село обречено идти по миру. Таковы законы экономики, это понимает простой торговец, но не профессор Шахматов, стоящий на своем – и без еврея проживут, как до этого жили. Но упрямый купец за словом в карман не лезет и утверждает, что до прихода еврея село бедствовало!

Этот антисемитизм без конца и края, без всякого здравого смысла вызывал недоумение: откуда идет эта звериная юдофобия? Ни социологические, ни политические, ни религиозные соображения не могли привести к столь печальному результату. Ведь один из персонажей "Перевала", молодой администратор, предлагает решить проблему простейшим способом – "евреев надо жарить в собственном соку". Что это? Боборыкин дает ответ в одном из своих рассказов "С убийцей". Женщина-врач, психиатр, рассказывая о так называемом "резонирующем помешательстве" (manie raisonnante), приводит пример юдофобии как одного из видов "коллективной резонирующей мании". Боборыкин в уста современного ему психиатра вкладывает следующие слова: "…здесь и там, разные индивиды, склонные к болезненному резонерству, получают усиленный заряд, и иудофобия делается у них постоянным аффектом. Такой антисемит, если вы только с ним раз заговорили, когда бы и где бы вам потом ни встретился в обществе, не может буквально раскрыть рот, чтобы третье или четвертое слово его не было бы окрашено в тот же колорит.

Попадаются даже и такие, что не в силах говорить решительно ни о чем другом. И мы вправе считать это почвой для manie raisonnante. Такие маньяки могут слыть за совершенно нормальных до тех пор, пока в их обличениях есть подобие логической связи…"93 В одной из юбилейных статей, посвященных Боборыкину, еврейский рецензент нашел прекрасную форму для выражения благодарности писателю: "За правдивое слово о юдофобии, которое есть в то же время доброе слово о евреях, мы должны теперь сказать маститому юбиляру наше сердечное спасибо"94.

Но, слава Богу, мир состоит не только из литературных и всамделишных профессоров Шахматовых. Ниже пойдет речь о профессоре, чье имя неразрывно связано с историей русского филосемитизма.