Пьер Лоти - Исландский рыбак

• Название: Исландский рыбак
• Автор: Пьер Лоти
• Издательство: Ладомир
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1997
• ISBN: 5-86218-322-1

Романы П. Лоти с их красивыми и неприкаянными героями, смертельной любовью, путешествиями в дальние экзотические страны давно стали мировой классикой.

Исполненная особого настроения, словно окутанная дымкой проза члена Французской академии не оставит равнодушным даже самого искушенного читателя.

---

– Благодарю вас, месье Янн. Я тоже предпочитаю ваше общество всем другим.

Только и всего. Но с той минуты и до окончания танцев они без умолку говорили, говорили, и голоса их уже звучали тише и нежней…

Танцы под аккомпанемент скрипки продолжались и ночью, партнеры менялись редко. Когда он, вынужденный из приличия потанцевать с кем-то еще, возвращался к ней, они улыбались друг другу, как встретившиеся друзья, и продолжали прежний, очень задушевный разговор. Янн простодушно рассказывал о рыбацкой жизни, о тяготах и заработках, о еще недавнем тяжелом положении в родительском доме, когда нужно было растить четырнадцать маленьких Гаосов, для которых он — старший брат. Теперь-то они выбились из нужды, в особенности благодаря находке — обломку погибшего судна, который его отец встретил в Ла-Манше и за который выручил десять тысяч франков, не считая пошлины. Это позволило им надстроить второй этаж в доме на окраине Плубазланека, на самом краю земли, в деревушке Порс-Эвен, возвышающейся над Ла-Маншем. Из окон их дома открывается очень красивый вид.

– Трудное ремесло у рыбаков, — говорил он. — С февраля надо уходить туда, где так темно и холодно и море такое неспокойное…

…Го, глядя, как майская ночь опускается на Пемполь, медленно перебирала в памяти подробности их разговора, которые запомнила, казалось, на всю жизнь. Если этот парень и думать не думал о женитьбе, для чего же тогда рассказывал ей так много о своей жизни, для чего тогда она слушала его, будто невеста? Но нет, он не похож на тех, кто посвящает всех вокруг в свои дела…

– И все-таки ремесло вполне хорошее, — продолжал он. — Что до меня, то я бы никогда его не сменил. Иной год я в путину зарабатываю восемьсот франков, а бывает, и тысячу двести. Получаю их по возвращении и несу матери.

– Несете матери, месье Янн?

– Ну да, всегда все сполна. У нас, рыбаков, так принято, мадемуазель Го. (Он говорил об этом как о чем-то совершенно естественном.) Так вот, у меня, вы не поверите, почти никогда нет денег. По воскресеньям, когда я иду в Пемполь, мама дает мне немного. Так же и во всех других случаях. В этом году, например, отец справил мне новую одежду, в которой я сейчас. Без нее я ни за что не явился бы на свадьбу. О нет, ни за что я не встал бы с вами в пару в моем прошлогоднем наряде.

Насмотревшаяся на парижан, она не считала новый костюм Янна очень элегантным: пиджак явно коротковат, под ним жилет какого-то старомодного покроя. Но грудь, которую они облегали, была безупречно красива, и танцор, несмотря ни на что, выглядел весьма внушительно.

Всякий раз, говоря что-то, он с улыбкой смотрел ей в глаза, желая понять, что она об этом думает. И каким добрым и честным был его взгляд, когда он рассказывал о своем житье-бытье, словно предупреждая: он совсем не богат!

Она тоже улыбалась, глядя ему прямо в лицо; говорила она немного, но внимала ему всей душой, все больше удивляясь. Какие разные качества уживались в этом человеке: диковатая суровость и ласковое ребячество. Его низкий, да к тому же и грубый голос становился все более звонким и мягким, для нее одной рыбак ухитрялся делать его в высшей степени нежным, словно приглушенная музыка струнных инструментов.

Есть что-то особенное, непривычное в этом громадном парне с непринужденными манерами и устрашающей внешностью: с ним в семье продолжают обращаться как с малым ребенком, а он находит это вполне нормальным; он ездил по свету, бывал в разных переделках, подвергался опасностям — и сохранил полную и уважительную покорность родителям.

Она сравнивала его с другими, тремя-четырьмя парижскими щеголями — приказчиками, писаками или что-то в этом роде, — которые преследовали ее своим обожанием из-за денег. Этот казался ей лучшим из всех, кого она знала, и самым красивым.

Чтобы еще больше сблизиться с ним, она рассказала, что тоже не всегда жила в достатке, как сейчас, что отец ее начал с того, что рыбачил в исландских водах, и сохранил к рыбакам огромное уважение. Она помнит, как в детстве бегала босиком по песчаному берегу, после смерти бедной матери…

…О, эта праздничная ночь, дивная ночь, единственная и решающая в ее жизни! Она уже далека, ведь тогда был декабрь, а теперь май. Все тогдашние лихие танцоры сейчас ловят рыбу где-то в исландских водах. Там, на огромном пустынном пространстве, под тусклым солнцем светло, а на бретонскую землю медленно спускается тьма.

Го все сидела у окна. Площадь Пемполя, почти со всех сторон окруженная старинными домами, с приходом ночи становилась унылой, глубокое безмолвие царило вокруг. Еще светящаяся небесная пустота над домами, казалось, прогнулась, поднялась и еще более отделилась от всего земного, границей которого теперь, в этот сумеречный час, были ломаные черные силуэты островерхих и ветхих крыш. Порой где-то захлопывались дверь или окно; старый моряк нетвердой походкой вышел из трактира и побрел куда-то по темным улицам. Запоздавшие девушки возвращались с прогулки с букетиками майских цветов. Одна из них, знакомая Го, пожелала ей доброго вечера и протянула букет боярышника, словно для того, чтобы та вдохнула его аромат. Белые цветы еще некоторое время виднелись в прозрачной темноте. Воздух был напоен легкими ароматами: сады и дворы источали запах цветущей жимолости, вьющейся по гранитным стенам, а со стороны порта доносился едва уловимый запах водорослей. Последние летучие мыши рассекали воздух бесшумно, словно существа нереальные.

Много вечеров провела Го у окна, глядя на унылую площадь, думая об ушедших в море рыбаках и все вспоминая и вспоминая тот праздник…

…Под утро сделалось очень жарко, и у многих стала кружиться голова. Она вспоминала, как он танцевал с другими — девицами и женщинами, с которыми его, быть может, связывала долгая или мимолетная любовь, вспоминала презрительную снисходительность, с которой он отвечал на их зов… С ними он был совсем иным!..

Танцевал он великолепно: стройный, словно дуб из строевого леса, он вальсировал с легкостью и благородной грацией, откинув назад голову. Темные курчавые волосы слегка падали на лоб и чуть шевелились от ветра. Го, сама довольно высокая, чувствовала, как они касаются ее чепца, когда Янн наклонялся к ней, чтобы крепче держать во время быстрых танцев.

Иногда он знаком указывал на свою младшую сестру Марию и Сильвестра, жениха и невесту, танцевавших вместе. Он по-доброму смеялся, глядя на них, таких юных, сдержанных, делающих реверансы и с выражением робости на лице тихо говорящих друг другу слова, без сомнения, очень приятные. Смельчаку и гуляке, коим он теперь заделался, весело было глядеть на этих наивных детей. Украдкой они с Го обменивались многозначительными улыбками, словно бы говорящими: «Как милы и забавны наши младшие!..»

К концу праздника посыпались поцелуи: целовались родственники, женихи и невесты, целовались любовники — и выглядели при этом, несмотря ни на что, людьми чистыми и добродетельными, — целовались прилюдно, в губы. Он, разумеется, не поцеловал ее: такое нельзя себе позволить с дочерью месье Мевеля, разве что он чуть крепче прижимал ее к своей груди, когда они танцевали последние танцы, а она не противилась, наоборот, влекомая душевным порывом, доверчиво прильнула к нему. В этом внезапном головокружении, сильном и упоительном, чувственность двадцатилетней девушки тоже играла свою роль, но первым все же заговорило ее сердце.

– Видали бесстыдницу, как она на него смотрит? — шепталась стайка красоток, целомудренно прикрывших глаза светлыми или темными ресницами. Все они имели по одному, а то и по два любовника среди танцующих. Она действительно часто и подолгу смотрела на него, но ее извиняло то, что он был единственным из молодых людей за всю ее жизнь, кому она уделила внимание.

Ранним морозным утром, когда гости стали расходиться, они простились как-то по-особенному, как суженые, которые завтра увидятся. Возвращаясь домой с отцом, она пересекала ту же самую площадь, ничуть не уставшая, бодрая и веселая, с восторгом вдыхая холодный воздух. Ей нравились морозный туман и унылая заря, все вокруг казалось дивным и пленительным.

…Майская ночь уже давно наступила; одно за другим, чуть поскрипывая, закрылись окна. Го все сидела на прежнем месте. Последние редкие прохожие, различая в темноте ее белый чепец, должно быть, думали: «Эта девица наверняка мечтает о своем ухажере». Это была правда, она действительно мечтала о нем — и ей хотелось плакать. Белые зубки беспрестанно покусывали красиво очерченную нижнюю губу. Глаза не мигая смотрели в темноту, но ничего из реальных предметов она не видела…

…Почему он не вернулся после свадьбы? Что в нем переменилось? Как-то раз она повстречала его, но он, по обыкновению, быстро отвел глаза. Похоже, он избегал ее.

Часто она говорила об этом с Сильвестром, тот тоже ничего не понимал.